Воробышек (СИ) - Ро Олли
Эта тварь достаточно сегодня напилась моих слез. Сейчас кровью умоется и успокоится.
Сазонов может мной гордиться.
Надо теперь только найти в себе силы, чтобы встать с колен.
Внезапно чьи-то сильные руки подхватили меня и, зажав рот, потащили в сторону.
- Тише, Ева, это я! – щекочет ухо знакомый голос.
Егор.
Наивный слепой котенок, который только все портит! Хотя, пожалуй, сегодня стоило сказать ему спасибо. Как оказалось, парнишка единственное слабое место у своего папаши. Даже хорошо, что Егор рассказал о том, что мы с ним спали. Легенде большого урона это не нанесло, а вот Вениамин сорвался и перестал себя контролировать, чем облегчил мне работу.
Попытки вырваться из загребущих лап ни к чему не приводят, Егор настойчиво прижимает меня к своей груди, гладит по спине, путает пальцы в волосах. Мой нос прижат к мягкой ткани толстовки, насквозь пропитавшейся запахом геля для душа, немного сигаретным дымом и ароматом молодого чистого тела.
- Егор, пожалуйста, отпусти меня, - шепотом взмолилась я, а тело-предатель противоречиво прижалось сильнее в поисках тепла и защиты.
- Что он сделал с тобой?
- Ничего.
- Ты врешь мне. Он пытал тебя.
- Егор, пусти. Он не должен нас видеть вместе, - но парень лишь присел на землю, утянув меня на свои колени.
- Прости меня, Ева. Прости, пожалуйста. Я такой дурак… Я не хотел… Я не думал, что он вообще способен на такое.
Егор шептал признания в мою шею, крепко сжимая в объятиях. От его слов слезы побежали быстрее, капая на вздымающуюся частым дыханием упругую юношескую грудь. Еще ни одна жалость на всем белом свете не смогла остановить чей-либо плач. Как только ты ощущаешь чужое сочувствие, сопереживание и поддержку, организм с утроенной силой извергает новые рыдания. С каждой секундой в руках Егора моя минутная слабость грозила перерасти в истерику.
- Пусти, Егор! Ты делаешь только хуже. Мне пора идти, пусти… пусти, пожалуйста…- твердила я, повторяясь, словно заезженная пластинка, но продолжала сидеть на его коленях, наслаждаясь тонким ароматом, исходящим от мягких, слегка влажных волос.
Большие пальцы бережно утирали мои слезы, оставляя после себя едва уловимый шлейф табака. Опять курил.
Синие глаза Егора в темноте ночи напоминали две луны в затмении – черные дыры, обрамленные светлой каемкой радужки. Они смотрели с неподдельной тревогой и раскаянием в самое мое сердце, сражая наповал искренностью. На самом их дне еще плескалось благополучное детство, которого у меня самой никогда не было.
Милый мальчик, не знавший ни боли, ни отчаяния, ни одиночества. Такой красивый. Такой вкусный. И такой лишний в этой истории. Его хотелось пить, как чистейшую родниковую воду, бьющую из самых недр земли, наполняться им до краев, растворять в его здоровье и бушующей молодости свои горькие воспоминания и верить, что даже я рождена на этот свет не только для боли.
Мягкие губы Егора вдруг стали осыпать мое зареванное лицо нежными поцелуями, шепча бессвязное «прости». И эта бережная ласка могла сломать меня с куда большей вероятностью, нежели пытка удушением, потому что к боли и страданиям я давно привыкла, а любовь за все двадцать лет так и осталась неопознанным чудом, любое проявление которого обезоруживало, выбивало из колеи, заставляя сомневаться в любой мелочи.
Разве достоин настоящей любви человек, которого даже собственная мать оценила в стоимость дозы второсортного героина?
- Егор! - собрав все силы, оттолкнула парня и выпуталась из плена его теплых рук. – Пусти, сказала!
Смотрит на меня озерами своими. Такой виноватый. Такой растерянный. Такой наивный, что я даже завидую. И недоумеваю. Как же тебе вообще удалось вырасти таким нормальным с рядом с Вениамином? И сколько еще пройдет времени, прежде чем ты сам начнешь превращаться в монстра?
Однако, каким бы ни казался Егор раскаивающимся, не стоит ему доверять. Пожалуй, во всей этой истории он самый ненадежный элемент! Никогда не знаешь, что выкинет в следующую секунду. Лучше держаться от парнишки подальше.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})Гусь просто перережет мне горло и утопит труп в озере, если заподозрит в очередной связи с сыном.
- Пожалел он меня! Себя пожалей! – вытираю ладонями лицо, - Целует, обнимает, а через пять минут побежит к папочке сдаваться. Только Егорку по головке погладят и отпустят, а Еве придется доказывать, что она не верблюд.
- Ева…
- Ты, кстати, можешь не переживать, не крот я, папа убедился. Надеюсь, мы все выяснили? Никаких больше претензий ко мне ты не имеешь? Хотелось бы знать заранее, к чему готовиться.
- Я хочу знать, что, блядь, здесь происходит! – выпалил он, а затем, уже чуть мягче добавляет, - Расскажи.
Теплые пальцы аккуратно переплетаются с моими, посылая электрические разряды в сердце, что и так бьется через раз рядом с этим голубоглазым гусенком.
Ох, котенок, если бы я только могла тебе довериться… Но это неоправданный риск. Я уже усвоила, что рядом с папочкой явно проигрываю, ведь в твоих глазах он едва ли не бог. Как же было проще, пока ты не приехал!
- Папа пусть тебе расскажет. Или покажет.
Я практически успокоилась и уже вполне спокойно отвечала Егору, не хватая ртом воздух и не всхлипывая.
- Ева… Если тебе нужна помощь, просто скажи.
- И что? Поможешь мне? А если это навредит папе?
Молчит мальчонка, зубами скрипит, озерами своими сверкает, злится. Смотрю на скулы его острые, не вовремя и не к месту отмечая, какая ровная и гладкая у него кожа, вспоминая, как приятно ее целовать и трогать кончиками пальцев.
- Я уверен, мы найдем решение, которое….
- Нет, Егор, - перебиваю его, потому что знаю, что он хочет сказать. – Так не выйдет. Ты не можешь болтаться где-то посередине. Придется принять только одну из сторон, иначе так и будешь тыкаться холодным носом, словно слепой котенок и теряться в собственных догадках. А мне, знаешь ли, не очень хочется, чтобы в следующий раз, проверяя одну из твоих безумных теорий, Вениамин вставил мне карандаш в ухо.
- Почему ты просто не уйдешь? - злится он, а я усмехаюсь, уже даже не удивляясь этой милой глупости.
- Оглянись, котенок, как же я уйду?
- Я открою тебе калитку.
- Ты действительно считаешь, что все, что меня удерживает это калитка?
- Я помогу тебе, - ну прям рыцарь в сияющих доспехах. Только не мой. Папин!
- Никогда не давай пустых обещаний, Егор.
Он хотел что-то возразить, но внезапно хлопнула дверь, и послышался голос Вениамина, отзывающийся в моем теле нервной судорогой.
- Женева! … Женева, где ты?
- Пожалуйста, Егор, пусть он тебя не увидит, - шепнула я парню и, выйдя из тени гаража, пошла навстречу «жениху».
Господи боже, как меня вообще угораздило вляпаться в такое дерьмо!
- Здесь я, - быстрым шагом спешила навстречу мужчине, в надежде побыстрее увести его с улицы.
- Что ты там делала?
Не дожидаясь моего ответа, Вениамин устремился за гараж. Едва за ним поспевая, я развернулась обратно, следуя за Гусем. Однако, вопреки моим опасениям, Егора и след простыл.
Медленно выдохнув с облегчением, я спокойно выдержала прищуренный взгляд Вениамина.
- Я жду ответ.
- Плакала.
- Какое бесполезное занятие. Знал бы, пришел раньше. Пойдем, все готово.
Я молча плелась за Вениамином с энтузиазмом осужденного, ведомого на плаху. Смерть мне, конечно, не грозит, но и приятного ничего не ждет. Медитативно дышу, стараясь не представлять уродливые картинки безумия этого приличного с виду мужчины.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})Никогда в своей жизни не забуду первую ночь с Вениамином. Это было жутко, больно, страшно и очень-очень мерзко.
Уверена, у его пристрастий есть свой термин в психиатрии. Я бы спросила у гугла, если бы могла воспользоваться интернетом в этом гребанном бункере, что все мило зовут домом.
Территория обнесена глухим забором, калитка на кодовом замке. Взломать не сложно, но шумно. Особенно ночью.