Две полоски. Залетела от незнакомца (СИ) - Ареева Дина
Сгонял домой, то есть к деду. Выгулял собак, помыл им лапы. Сам с наручных часов глаз не сводил. Сложил в сумку чистые вещи, станок, пену для бритья. Подумал немного и гель с шампунем тоже положил.
— Ты куда собираешься? — подозрительно щурится дед.
— В больницу, — вру и не краснею.
— Так ты ж там сегодня был? Что это ты туда так зачастил? — ревниво интересуется.
— А почему нет? В больнице хорошо, душ есть.
— Душ! — фыркает дед. — Знаю я, какой там у них душ!
— Какой бы ни был, — хмыкаю, — меня устраивает. Никто над душой не стонет и воду не перекрывает.
— Вот и хорошо. Вот и правильно, — кивает дед. — Дома экономить надо. И духами своими тут уже все завонял. Шуруй, а я пока в магазин схожу, молоко закончилось и картошка.
— Может я картошки привезу? Или доставку закажу? Тебе тяжело носить, — руководствуюсь самыми лучшими побуждениями, но по обыкновению открываю портал в ад.
— Это на кого ты намекаешь? Кому тяжело? Хочешь сказать, что я старый и немощный? — грозно надвигается дед, и я сразу иду на попятную:
— Все, все, дед, брейк. Ты самый молодой и мощный. Я пошел, на ночь не жди, — проговариваю скороговоркой и бегом выскакиваю за дверь. Скоро должна позвонить Василиса, а мне надо еще принять в гостинице душ и переодеться.
Успеваю минута в минуту. Уже застегиваю ремень на джинсах, когда приходит сообщение от Василисы.
«Я уже освободилась».
Представляю, как она облизывает губы кончиком розового влажного язычка, когда набирает это сообщение, и поправляю оттопырившуюся ширинку. Как невовремя я это вспомнил!
Уже через десять минут въезжаю в ворота больницы и с удовольствием рассматриваю тонкую фигурку девушки, спускающейся ко мне по ступенькам.
— Привет, — она смущенно кивает, и я очень стараюсь ничего такого не представлять.
— Поехали? — дожидаюсь улыбки и кивка, и трогаюсь с места.
— Давид, все время забываю спросить. Ты где живешь? — спрашивает Василиса, глядя на дорогу перед собой.
Только собираюсь ответить «В жопе мира», но вовремя прикусываю язык. Если я сейчас скажу, что живу у деда, то как потом предложить ей поехать в гостиницу? Она сразу поймет, что я все спланировал заранее и тогда, уверен, пойду я нахуй так, как еще в жизни не ходил.
— В гостинице живу, — отвечаю как можно более убедительно. — Где ж мне еще жить, если я не местный?
— Да? — протягивает Василиса, как мне кажется, с некоторым разочарованием. — Правда?
— Правда, — говорю уверенно. — А почему ты спрашиваешь? Хочешь посмотреть, как я живу? Так поехали, прямо сейчас!
Для убедительности демонстрирую полную готовность начать разворачивать машину прямо посреди проспекта. И ебись он конем, тот ресторан.
Но девчонка морщит носик и отрицательно мотает головой.
— Скажи, Давид, а у тебя тут нет никаких родственников? — снова спрашивает в лоб. Понять бы только, к чему этот допрос.
Перед нами возникает затор. Притормаживаю, выглядываю в окно, чтобы выяснить причину. На дороге странная движуха, там собралась целая толпа, возле которой останавливается полицейская патрульная машина.
— Ты хочешь познакомиться с моими родственниками? — поворачиваюсь к Василисе, пробуя отшутиться. Но она чересчур серьезная.
— У нас на патронаже в отделении дедушка один есть, тоже Байсаров Давид Данилович. Ему Машка уколы ходит делать, меня недавно просила подменить. Ты его случайно не знаешь... Да вот же! Это же он! — она привстает с сиденья и показывает в окно.
Мы как раз медленно ползем мимо собравшейся толпы. Слежу за рукой Василисы. И холодею.
Посреди толпы стоит мой дед с авоськой в руках, в которой видна картошка и бутылка молока. На асфальте сидит мужик, закрывая голову руками, второй отползает на четвереньках, а дед лупит их по очереди картошкой и орет во всю глотку:
— Волки позорные! Блядское ворье! Чтоб у вас руки отсохли! Сволочи! Я вам сейчас покажу, как у пенсионеров последнее отбирать!
Мужик на асфальте плаксиво ноет:
— Дедушка, ну хватит, мы больше не будем!
— Я вам покажу, не будем! А ты куда уползаешь? — кричит дед и дает поджопник отползающему мужику. — Назад ползи, оползень ты ебучий, сейчас полиция приедет!
Со всей дури лупит мужика по спине картошкой, тот взвивается от боли.
— Дед, ты что, совсем озверел? — гаркает он на деда, но наблюдающая с интересом толпа быстро закрывает ему рот.
— Ты скажи спасибо дедушке, что он тебя не убил!
— Дедушка слишком добрый!
— Давай, дедуля, жги!
Мужиик охает и ложится на асфальт.
— Он мне спину сломал! — жалобно стонет, но жалеть его никто не собирается.
— Так тебе и надо!
— А что ты хотел? Умный какой, у пенсионеров кошельки воровать!
— Мало тебя дед приложил! Наверни ему, дедуля, чтобы на всю жизнь запомнил!
Сквозь толпу проталкиваются полицейские, а мне уже вовсю сигналят машины сзади.
— Так ты его знаешь, Давид? — переспрашивает Василиса, внимательно вглядываясь в мое лицо.
Это пиздец. Просто полный пиздец.
— Впервые вижу, — буркаю сердито и давлю на газ.
***
Отличная еда и присутствие Василисы поднимает настроение с нуля.
Конечно, плохо, что я ее обманул. И про деда не сказал, и соврал про гостиницу. Но тогда бы мне точно не светил ни ужин с Василисой, ни надежда на продолжение вечера.
Я скажу. Все ей скажу. Да она сама поймет, после первого же оргазма. Я просить прощения буду, что сразу не сказал. Надо, на колени встану. Простит, куда денется.
А сказать сейчас, про секс точно можно будет забыть. Она такая, Василиса моя, принципиальная.
— Поехали, по городу покатаемся, — предлагаю девчонке. И улыбаюсь так, одним уголком губ.
— Поехали, — кивает Василиса, заправляя прядь за ушко.
Мне кажется, или она тоже на меня так странно смотрит. Как будто ждет чего-то.
А что там ждать? Ясно, что доезжаем мы до соседнего с гостиницей переулка. Ставлю машину на ручник, выключаю двигатель и вдавливаю девчонку в сиденье.
— Я знаю, что должен сказать кучу всякой романтической хрени, — бормочу прямо ей в губы, — но я уже на таком взводе, что еле держусь. Давай я тебе потом все это скажу, а? Клянусь.
Она смотрит в упор, лихорадочно облизывает губу и кивает. Я так ее хочу, что набрасываюсь на нее как голодный хищник.
Василиса не ломается, не упирается, сама отвечает на глубокий поцелуй. Моя рука ныряет под подол ее платья, сжимает бедро. Девчонка цепляется за плечо, стонет мне в рот, и я сажаю ее себе на колени.
Мой член таранит джинсовую ткань, отчего пах сводит болезненными спазмами.
— Поехали ко мне, Вась, — шепчу ей на ухо, накрывая рукой треугольник между ног. Сквозь тонкий капрон ощущаю, как там горячо. Горячо и мокро. — Я так тебя хочу.
Она ничего не говорит, только медленно закрывает и открывает глаза. Ее густые ресницы дрожат, отбрасывая на щеки длинные тени.
Я снова врываюсь в ее рот, Василиса обхватывает ладонями мое лицо.
Это чистый кайф, я улетаю только от поцелуев. Надо как-то дойти от гостиничного холла к номеру.
Внезапно раздается мелодия вызова. Мы с Василисой отстраняемся друг от друга и некоторое время пытаемся сообразить, кто нам помешал.
Нащупываю телефон, подношу к уху. Звонкий, а сейчас почти визгливый голос моей секретарши бьет по нервам.
— Давид Данилович, срочно приезжайте. Александр Дмитриевич просил передать, что он повелся. Сказал, вы в курсе.
Ну что ж, блядь. Вот я и потрахался.
Василиса
Рядом с Давидом со мной точно что-то непонятное происходит.
Ну вот как так получилось, что я на коленях его оказалась?
А я могу сказать как. Помутнение рассудка! В самом сильном его проявлении.
От звука его голоса внутри так приятно вибрирует. От его горячего дыхания на моей коже мурашки появляются. А от прикосновений... тепло внутри расплывается.
И я могу сказать, что почти никогда такого не чувствовала.
Почему почти?