Новогодняя командировка (СИ) - Роман Виолетта
— Мила, — заглядывает он в комнату. — Я заскочу по дороге на стройку, посмотрю за процессом. А потом к тебе. Нечего по холоду гулять.
— Ну, ладно, — подумав, что в словах Максима есть доля истины, соглашаюсь. — Попкорна не забудь купить, нас ждет просмотр «Клиники», — протягиваю с улыбкой в голосе, на что Макс становится совсем погрустневшим.
***
— Чего это ты такой смурной? — ехидно улыбаюсь, смотря на несчастное выражение лица Макса, сидящего рядом со мной. Сделав погромче звук, набираю горсть карамельного попкорна из большой миски, покоящейся на его коленях.
— Мила, мы уже два часа эту муть смотрим. Я искренне старался проникнуться ими, но, серьезно, это сильнее меня, — расстроенно вздыхает с таким несчастным видом, что мне становится чуточку жаль шефа.
— Ладно, какие есть предложения? — выключаю телевизор, и как только в комнате воцаряется тишина, лицо Макса светлеет.
— Есть у меня одно предложение. Думаю, тебе понравится, — хитро улыбнувшись, закидывает в рот зернышко кукурузы.
***
— И как? — довольно улыбаясь, спрашивает Максим. Мы заходим вот уже на пятый или шестой круг карусели.
— Тебе очень к лицу этот конь, — усмехнувшись, покрепче сжимаю поручень, дабы не свалиться со скользкой поверхности седла.
— Я похож на рыцаря? — задрав вверх подбородок, с гордостью в голосе спрашивает Макс.
— Ты похож на мужчину, катающегося на детской карусели, — не удерживаюсь от смеха.
— Это свадебная карусель. С чего ты взяла, что она детская? — на полном серьезе возмущается шеф.
— Оглянись, вокруг нас одни дети, — Максим послушно вертит головой и убеждается в правоте моих слов. Сзади и спереди на точно таких же лошадках восседают малыши дошкольного возраста.
— Кажется, меня укачало, — произносит он, разворачиваясь и опуская взгляд на свои руки…
— Ну вот, рыцаря укачало, славный поход отменяется, — вздыхаю, потешаясь над тем, каким несчастным сейчас он выглядит.
Спустя несколько минут наконец-то карусель прекращает свой ход. Спрыгнув с платформы, направляемся дальше по парку прогулочным шагом. Усмехаюсь про себя тому, что Макс решил порадовать меня именно луна-парком. Не знаю, почему он подумал, что сможет развеселить так двадцатипятилетнюю девушку. Хотя, может, это только я такая? Любовь к аттракционам у меня прошла в пятнадцатилетнем возрасте, когда во время похода с классом меня сильно укачало на карусели «Сюрприз». Я потом еще пару дней не могла ничего есть толком.
Но, признаюсь, этот поход в парк доставил мне удовольствие. Так приятно, что Максим проявил инициативу, привез меня в соседний город только для того, чтобы я не грустила. Мой шеф — очень необычный мужчина: смешной и, одновременно с этим, серьезный. Все больше и больше восхищаюсь им.
Покатавшись на всех каруселях, устраиваемся за столиком в небольшом кафе. Выпив по чашечке чая с пирожными, немного согреваемся и отправляемся на прогулку по парку.
Макс покупает мне сладкую вату, и, идя неспешным шагом по узким улочкам, мы вдвоем поедаем эту безумно вкусную сладость. Бросаю на него беглые взгляды. Смотрю завороженно на то, как маленькие снежинки опускаются на его русые волосы, на воротник его черного пальто. Здесь, на фоне снега, Максим по-особенному красив. Румяные от мороза щеки, голубые глаза ярче, чем безоблачное небо над головой.
— О чем думаешь? — вырывает меня из мыслей его голос. Встрепенувшись, ловлю на себе его прищуренный взгляд.
— О небе думаю, — многозначительно улыбаюсь, отводя глаза в сторону.
— И что с ним? — задрав вверх голову, смотрит ввысь. А мне так смешно, ей-богу, как ребенок.
— Безоблачное, красивое, высокое, — имея в виду его, перечисляю задумчиво.
Макс пожимает плечами и, опустив голову, отщипывает немного ваты.
— Ты говорил, что у тебя папа был военным, героем, — продолжая путь, перевожу тему, понимая, что слишком увлеклась фантазиями. — Наверное, сложно так… Перед глазами такой пример, и нужно соответствовать.
— Мне всегда было сложно, — пожимает он плечами. — Я постоянно был в тени отца. Плюс ко всему, мама у меня очень требовательная и строгая. Ее главным кредо было вырастить из меня вундеркинда. Сколько себя помню, ходил сразу на несколько секций, посещал с первого класса занятия по трем иностранным языкам. Вместо «спокойной ночи, сынок» мама твердила мне: «Ты должен быть достоин своего отца». Я улавливаю нотки грусти в его голосе. И от рассказа Максима мне становится немного не по себе. Не понимаю его маму. Лишить сына детства, держать в столь строгих рамках, для чего?
— А мне так хотелось, чтобы меня хвалили, — грустно улыбается он, останавливаясь у небольшого мостика через заледенелый ручей. — Старался получать хорошие оценки. Но похвалы не было. «Ты можешь лучше. Ты должен лучше. Не расслабляйся», — вот какими были слова мамы. Он переводит на меня взгляд. — Я и на работе строг ко всем, привык к дисциплине.
— Да уж, на работе ты любишь поиздеваться над подчиненными. Твое коронное — распечатанные на принтерах бланки, — смеюсь, вспоминая, как ругала про себя Максима в те минуты.
— Но документы должны быть идеальными, — возмущенно восклицает он.
— Конечно, — киваю, ухмыляясь. — А корпоративы без алкоголя?
— Признаюсь, на последнем вы меня обыграли, — смеется он, опуская взгляд на свои руки.
— Ты понял наш обман? — краснею от стыда. Черт, я и подумать не могла, что он догадается.
— Конечно, понял, Мила, — Максим смотрит на меня, как на глупого ребенка. — Ты думаешь, почему в любых спорных ситуациях, когда мне нужно было узнать правду, я спрашивал тебя? — изгибает бровь, сверля меня внимательным взглядом.
— Почему?
- Ты лгать не умеешь совсем. Когда говоришь неправду, у тебя даже цвет глаз меняется. Ярко-зеленые — в такие моменты они темнеют. Будто трава после дождя. И губы свои ты покусывать начинаешь.
— Неужели так заметно?
Он пожимает плечами. Улыбается. Мне становится вдруг невыносимо жарко от его пристального взгляда, устремленного на мои губы.
— А ты? — вдруг спрашивает он, разрушая волшебство момента. — Что у тебя с мотивацией? Как ты, деревенская девчонка, в столице оказалась?
Отвожу от него взгляд. Вдыхаю морозный воздух, приходя в себя.
— Я тоже всю жизнь доказываю. Но не родителям. Себе. Я всегда мечтала о независимости. Хотела, чтобы моя мама гордилась мной. Бедная девочка из глухой деревни. Сама отправилась поступать в столицу. Было разное. Временами не знала, что буду сегодня есть. Стипендия — копейки. Хватало только за съем комнаты заплатить. Старалась, училась. Сама. Окончила с красным дипломом. И вот так оказалась в твоем отделе, — усмехаюсь, думая о том, что звучит все это не так горделиво, как чувствуется.
Резкий порыв ледяного ветра заставляет меня поежиться.
— Замерзла? — раздается над ухом его тихий голос, а в следующую секунду сильная мужская рука приобнимает меня, притягивая к себе. Поднимаю глаза, смотрю на него, будто завороженная. Губы Макса немного обветрились, но это ничуть не портит их красоты. Чертовски идеальные и вкусные. Я помню. Он тоже замирает. Смотрит на меня сосредоточенным, затаенным взглядом. А потом — не успеваю понять, как все происходит. Просто в один момент он целует меня. Нежно, несмело. В отличие от губ, его руки действуют более уверенно. Он прижимает меня к себе так крепко, что даже сквозь несколько слоев одежды чувствую его сердцебиение. Мы целуемся долго, забывая совершенно обо всем. О заледенелых пальцах, которыми цепляемся друг за друга, о холодном ветре, пробирающем до самых костей. Рядом с этим мужчиной мне тепло и хорошо. Впервые за долгое время я чувствую себя счастливой.
А потом он отстраняется. Мои губы покалывает после его ласк. Я смотрю на него, а он, в свою очередь, не отрывает взгляда от моих глаз. В голове немного проясняется, и я начинаю чувствовать легкое смущение.
— Почему ты так на меня смотришь? — спрашиваю его, нервно усмехаясь.
