Маркиз де Сад - Жюльетта. Том I
Первым обрел дар речи Телем, но его заикающийся, его непослушный язык гораздо лучше передавал его чувства, нежели его мысли. Мы ничего не смогли разобрать в этом бормотании, кроме невнятных богохульств, хотя, по-моему, он прилагал все усилия, чтобы сказать, в какое состояние привели его жаркие и судорожные объятия моего ануса.
Наконец, придя в себя, он поведал нам, что готов хоть сейчас еще раз излить свои чувства в прекраснейшую из всех задниц.
— Не знаю, что было приятнее для Жюльетты: принимать мою плоть в свои потроха или в вагину, но со своей стороны я могу поклясться, что содомия для меня была в тысячу раз приятнее.
— Это дело вкуса, — заметила Дельбена, продолжая все сильнее массировать зад Лоретты и умудряясь целовать при этом ягодицы Флавии.
— Все зависит от философии человека, — согласилась Вольмар, которая была на седьмом небе от неистовых ласк Дельбены и сама, языком, ласкала Дюкроза. — Хотя я и женщина, но совершенно с тобой согласна, и будь я мужчиной, я бы совокуплялась только в задний проход.
Не успев договорить свои непристойные речи, это ненасытное существо задергалось от внезапно наступившего оргазма. За ней настал черед Телема: он пришел в неистовство и, повернув к себе мою голову, сунул мне в рот огромный, величиной с ладонь язык; следом за ним Дельбена яростно задвигала языком и, как мне показалось, высосала из меня все, что там еще оставалось. Я обмякла и погрузилась в истому. Я хотела стоном выразить свой восторг, но дергающийся язык Телема помешал мне, и монах проглотил мои вздохи. А в это время где-то внизу, у меня между ног, нектар, который я исторгла в изобилии, залил лицо моей наставницы, заполнил ей рот, и она сама исторгла поток семени в глотку Лоретты; Флавия присоединилась к нам в следующий момент, изрыгая ругательства как матерый солдат.
— Теперь сделаем по-другому, — произнесла Дельбена, поднимаясь на ноги. — Жюльетта ляжет на Дюкроза и будет принимать его спереди. Вольмар будет обсасывать заднюю норку Жюльетты. Я хочу лизать нижние губки Вольмар, а Телем займется моим влагалищем и влагалищем Лоретты. Ну, а Флавия может делать все, что ей вздумается, с анусом Телема.
Новые извержения в честь Киприды[22] завершили второй эксперимент, затем меня вновь подвергли допросу.
— Ах, мадам, — отвечала я Дельбене, которая первой задала вопрос, — раз уж я должна быть искренней и откровенной, скажу, что член, что ласкал меня сзади, доставил мне наслаждение более сильное и, я бы сказала, более нежное, чем тот, что был в моей куночке. Мне, возможно, недостает возраста и опыта, я, наверное, застенчива и не привыкла к удовольствиям, которыми вы меня одарили сегодня, так что могу и ошибаться на счет их приятности, но вы хотели знать, и я вам ответила.
— Подойди поцелуй меня, мой ангел, — заговорила мадам Дельбена. — Ты чудная девочка, и ты попала в хорошую компанию. И нет сомнений, — воодушевлялась она, — абсолютно никаких сомнений в том, что ни одно удовольствие не может сравниться с тем, какое мы получаем сзади, и как несчастны те недалекие, малодушные девицы, которые, не имея никакого воображения, боятся испробовать этот волнующий акт. Бедняжки, они не достойны того, чтобы посвятить себя Венере, и никогда Пафосская Богиня[23] не вознаградит их своими милостями[24].
Так пусть же и мой зад испытает то же блаженство! — вскричала вдруг Дельбена, становясь на колени на краешек дивана. — Вольмар, черт тебя побери! Где ты, Вольмар? Флавия! Жюльетта! Хватайте скорее инструмент, а вы, Дюкроз и Телем, готовьте свои беспощадные копья и без жалости вонзайте их между ягодиц этим сучкам! А вот вам моя собственная попа, вот моя потаенная норка. Не щадите ее! Ложись рядом со мной, Лоретта, — я потом придумаю, что с тобой делать.
Судя по тому, как восторженно либертина приветствовала каждое проникновение, было ясно, что эта, весьма непростая процедура была для нее привычным делом. Пока одна из нас старательно трудилась над ее приподнятым задом, вторая в это время, наклонившись, целовала ей клитор и нижние губки, и эта настойчивая и вместе с тем нежная мастурбация была той изысканной приправой, какую может приготовить только умелый и опытный кулинар и какую в состоянии оценить лишь тонкий аристократический вкус. Между тем растущее возбуждение приводило Дельбену в бешенство — положительно, в этой женщине страсти говорили языком жестокого безжалостного победителя, — и мы скоро начали замечать, что Дельбена не столько ласкала маленькую бедную Лоретту, сколько делала ее объектом своей ярости, и тело несчастной на наших глазах покрывалось следами укусов, синяками и глубокими царапинами.
— Разрази меня гром! — застонала, наконец, Дельбена, после чего Телем и Вольмар удвоили свои усилия. — Давайте, выжимайте из меня все соки! Я истекаю… Я умираю от наслаждения… Довольно… Вот и все… А теперь отдохнем и немножко побеседуем, — заговорила она, оглядывая нас умиротворенными глазами. — Важно не только испытывать острые ощущения, но и уметь анализировать их. Порой обсуждать их не менее приятно, чем получать. Словом, когда вы дошли до предела физических возможностей, можно пустить в ход интеллектуальные. Почему у тебя такой беспокойный вид, Жюльетта? Неужели до сих пор боишься, что мы тебя обманем? Успокойся: это твоя жертва, — указала она на Лоретту. — Ты будешь ее мучить и насиловать и спереди и сзади, это дело решенное! Слово либертины верно так же, как и искренна ее извращенная похоть. Вы, Телем и Дюкроз, устраивайтесь поближе — во время беседы я хочу трогать ваши уставшие члены, хочу снова привести их в нормальное состояние; мои пальцы наполнят их новой энергией, и эта энергия будет питать мою речь. Вот увидите, как будет возрастать мое красноречие, я буду не Цицероном, который вдохновлялся восторгом толпы, стоявшей вокруг трибуны, — я буду Сафо, черпавшей вдохновение в сперме, которую она выжимала из прекрасной Дамофилы.
Я хочу сказать, — были следующие слова Дельбены, которые она произнесла, как только пришла в себя настолько, чтобы начать серьезный разговор, — что в этом мире ничто не возмущает меня так, как моральное воспитание или воспитание чувств, какое обычно получают у нас девушки. Создается впечатление, что его единственная цель состоит в том, чтобы вбить в подопечных понятия и мысли, которые противоречат всем естественным их побуждениям. Может ли кто-нибудь сказать мне, потому что я давно и искренне хочу знать это, для чего нужна обществу целомудренная благонравная женщина? И есть ли что-нибудь более бесполезное, чем добродетельная жизнь, которая, с каждым уходящим навсегда днем, только еще больше оболванивает и разрушает наш пол? Нам, женщинам, постоянно внушается добродетель, а я попытаюсь показать вам, что в, каждой фазе жизни женщины добродетель — самая никчемная вещь.
