Марина Весенняя - Обещанная
— Люди, — вздохнул демон, нехорошо улыбаясь, — Никакой фантазии, я же говорил. Я ведь могу не убивать тебя. Могу, например, отдать тебя Алексалиону. Он вон как просит.
Решимости во мне, конечно, поубавилось, но сдаваться быстро не хотелось.
— А пусть. Он утверждает, что мне понравится, Аня вон тоже его таланты нахваливала. А личной жизни мне уже давно не хватает, — я постаралась придать себе максимально безразличный вид.
— Я демон, женщина. Не дразни меня. Скажи, а родители твои тоже бессмертные? Или все-таки нет? Я могу уничтожить их. А если и после этого ты решишь, что рычагов давления на тебя не осталось, я могу приказать тебя пытать. Неделями, не давая умереть. Чтобы ты, как следует, запомнила все. А когда на тебе живого места не останется, убью. И начну опять сначала.
Я дрогнула. Да, моя фантазия на такой исход событий вовсе не рассчитывала. Врут все книжки. А как же любовь с первого взгляда? Где мои бессонные ночи с неудержимым демоном-любовником, который будет меня раскрепощать, завладев не только душой, но и телом, и разумом? Ах да, у меня для этого скудный набор конечностей…
Кофеварка пропищала, я поспешно отвернулась от демонов, чтобы достать чашки дрожащими руками. Только бы не заплакать, возненавижу себя за это. Взяла в руки кофейник, с целью разлить горячий напиток по чашкам.
— Может она феникс? — предположил Алек, пока я оказалась занята делом.
— Какой, в Бездну, феникс? Тебя в академии совсем ничему не учили? Фениксы умирая сгорают. И возрождаются из пепла несколько дней. Да и блок на ее памяти откуда? Еле снял, и то, не полностью.
«Скажи им», — у самого уха раздался шепот, обжигая меня ледяным дыханием. От неожиданности я вскрикнула, роняя кофейник на пол. От удара о плитку, стекло разлетелось в дребезги, заливая все вокруг обжигающе горячим кофе. Оба демона моментально вскочили со своих мест, Алек оказался рядом, оттаскивая меня в сторону, чтобы кипяток не залил мою одежду.
— Что ты творишь, женщина? — строго спросил Верс.
А я стояла, как в ступоре, в голове всплывали удивительные картины сна, постоянно ускользая, не давая вспомнить четкого изображения, и только одна фраза, словно выжженная в памяти, пульсировала на языке.
— Сними печать, Версалирион, сын Андрилириэля.
Я смотрела на двух демонов, они смотрели друг на друга, словно обменивались мыслями.
— Что ты сейчас сказала? — Верс перевел взгляд на меня.
А я чувствовала себя полной идиоткой, потому что и вспомнить-то не могла, хотя прошло всего несколько секунд. Словно сама не своя. Чертов демон все-таки повредил мой мозг, не иначе.
— Что ты сейчас сказала?! — крикнул на меня демон, заставляя сжаться на месте еще сильнее.
— Не знаю! Я не помню! — честно призналась, переходя на такой же крик, что и демон. У меня тоже голосовые связки неплохо работают, если ему так погорланить хочется. Верс направился в мою сторону, отодвигая от меня инкуба. Сейчас же опять ко мне руки потянет. Зато пока оба исчадия ада пытались разойтись на моей маленькой кухне, у меня оказался свободный проход к коридору. Не теряя ни секунды, схватила чугунную сковородку, спасибо бабушкиному наследству, с размаха нанося удар по лицу Верса. Хорошо сковорода большая и тяжелая. От полученной оплеухи демон завалился на инкуба, а у меня появилось время рвануть к выходу из квартиры.
Сердце в груди билось как бешенное, под ложечкой засосало, я ощущала прилив адреналина, когда сумела выбежать на лестничную площадку. Мозг отключился (Ау, мозг! А ты вообще сегодня работать будешь? Что за внеплановый отпуск в условиях военного времени?), в глазах рябило. Как там в фильмах делают? Схватилась за перила, перенося вес сначала на руки, а затем перескакивая ограждение, чтобы нырнуть на пролет ниже. Не бежать же по ступеням? Так только шею свернуть можно. Первый прыжок дался на удивление легко, я даже ничего себе не повредила. Все-таки тренировки с пилоном имеют свои плюсы. Чувствуя себя не просто опытным паркурщиком, а практически покорителем Эвереста, поспешно продолжила свой путь на первый этаж.
Только после третьих побежденных перил приземлилась я не на ступеньки, а в распростертые объятия инкуба. Алек мне ничего не сказал, крепко сжимая в кольце своих рук. Я еще пыталась брыкаться, только что толку, если поганец уже провернул свой трюк с перемещением, и мы вновь оказались в моей квартире?
Версалирион стоял с крайне недовольным выражением лица. Я даже трепыхаться в объятиях инкуба перестала. Да что там, конкретно сейчас мне захотелось оказаться под его защитой. Демон подошел к нам, вновь опуская руки ко мне на голову, а Алек, вместо того чтобы помочь, только надежнее меня зафиксировал. От его прикосновений веяло теплом и спокойствием, так что желания сопротивляться и не оставалось. Вот все-таки колдует? Я зажмурилась, ожидая вновь неприятных последствий. Но, к моему несказанному удивлению, после манипуляций Верса ничего не произошло.
— Интересные дела… Алек! Остаешься с ней, ни на шаг не отходишь до моего возвращения.
— Ты дашь мне разрешение ей пользоваться?
— Нет. Пока нет. Может позже. Если сама согласиться, делай с ней, что хочешь. Мне пока нужно кое с кем посоветоваться.
И демон исчез, растворяясь в воздухе.
Интерлюдия III
1614 год. Россия. Где-то в Архангельской области.
Отец Иоанн вторую неделю мучился кошмарами. Проклятая бессонница не давала сомкнуть глаз до самого утра, а засыпая, видел он сны странные, мрачные.
Вот и сегодня, после очередного кошмара, все из рук валится. Да и руки трясутся, будто пил. Что народ в церкви скажет? А ужасы какие сегодня снились?
Видел он земли мертвые, черные, сухие. Травы и то не растёт, все пыль да камень. На много верст вокруг. Холмы видны, вдали скалы черные до неба. Место гиблое, плохое. Ночь на земле, только лунный свет тьму вокруг разгоняет. И что странно, луны три в небе. Словно в троице этой знак какой свыше узреть должно.
Отец Иоанн давай бежать, но, сколько бы ни старался, все как на месте стоит. Пустыня эта безжизненная, конца и края не видно. И такие кошмары мучают батюшку каждую ночь. А сегодня и того хуже стало. В пустыне этой проклятущей явился ему голос нечеловеческий.
— Внемли, отец, — слышал он. Будто в собственной голове голос молвит. Перекрестился батюшка, по сторонам озирается. Из воздуха пред ним тень черная предстаёт. Туманом одежды ее стелятся, фигура высокая вырисовывается. Тело белое, глаза будто светом синим горят.
— Чур меня! — отец Иоанн на колени падает, молитвы все из головы повылетали.
