Безжалостный наследник (СИ) - Кейн Моника
Я посылаю Даниилу смертельный взгляд.
— Ты придурок.
Лео просто посмеивается, сидя сложив руки и наблюдая за разворачивающейся драмой, и, как обычно, держась подальше от моей линии огня. Теперь я понимаю, какую «работу» планировали сегодня вечером мои братья. Рассматривание Джорджии. Они до сих пор ей не доверяют и думают, что если напоить ее, это снизит ее бдительность. Может быть, раскрыть все ее секреты.
Джорджия стоит передо мной, на ее лице написано замешательство.
— Время спать. — Я хватаю ее за локоть, но она стряхивает меня и топает ногой.
— Нет, пока ты не расскажешь мне, что происходит.
Она пьяна, и я не буду здесь говорить об этом. Не в ее состоянии, не под присмотром моих братьев, но я устал спорить. Она уже должна знать, что мое слово — закон.
Не говоря больше ни слова, я беру ее на руки и перекидываю через плечо.
— Какого черта!? — Джорджия кричит, но я уже выхожу из комнаты, за нами раздается смех Даниила. — Опусти меня, я могу идти.
— Не по прямой. — Я продолжаю идти к спальне Джорджии, рядом со своей. Она вырывается у меня на руках, но я крепко держу ее, задница поднята вверх. Мне очень хочется наказать ее за все. За все это. Вот только, если не считать ее умного рта, сегодня во всем виноват я.
Я распахиваю дверь в ее спальню и опускаю ее на кровать, а сам наклоняюсь над ней, проверяя, действительно ли с ней все в порядке. Ее горло подпрыгивает, румянец заливает щеки.
— Ого, две женщины за одну ночь, — кипит она. — Это даже для тебя, братковский шкворень, богато. А может, ты так обычно и делаешь.
Осторожно сжимая ее шею сбоку, я говорю тихо и мягко, когда, наконец, отвечаю.
— Больше никого не было. Не было свидания. Ничего не произошло. Ты думаешь, я могу прикасаться к другой женщине, не говоря уже о том, чтобы думать о ком-то еще? Ты поглощаешь все мои мысли наяву, krasotka, и это сводит меня с ума.
Ее лицо светится от моих слов, и кажется, что она отрезвляется быстрее, чем двойной эспрессо. Она хватает мою рубашку и приближает свои губы к моим.
На мгновение время останавливается. Мой мир сжимается до этого момента — ощущение стройного тела Джорджии, прижатого к моему, как она открывает рот со стоном, позволяя моему языку проникнуть в нее и попробовать ее на вкус — как водку и солнечный свет.
Как совершенство.
Ее пальцы впиваются в мои волосы, впиваются в мою кожу головы, когда она обхватывает ногами мою талию, стонет, когда я обнимаю ее руками, хватаю ее за задницу и прижимаюсь к ее ядру.
Я бы сделал все, чтобы похоронить себя глубоко внутри нее прямо сейчас.
Все, что угодно.
Но меня останавливает придирчивый голос. Она пьяна, и я веду ее за собой. Именно то, чего я обещал не делать.
Я отстраняюсь и обнаруживаю, что ее глаза затуманены, а дыхание резкое.
Я качаю головой.
— Мы не можем…
— Почему нет? — Ее серые глаза пылают огнем. — К черту тебя и все твои правила, когда ты знаешь, что нам обоим это нужно.
Она осмеливается возразить мне, но я держу язык за зубами. Она не ошибается, но я не могу быть слабым. Судьба моей семьи зависит от моей способности быть сильным. Принимать правильные решения для нас как для организации. Теперь дело не только во мне.
— Это то, что между нами. — Я держу ее лицо в своих руках, отчаянно надеясь, что она поймет. — Это никогда не закончится хорошо.
Она отталкивает меня.
— Потому что я всего лишь пешка и не более того.
Я сжимаю челюсть. Лучше ей поверить в это, чем узнать правду о том, что я никогда не смогу отдать свое сердце. Женщина, на которой я женюсь, будет рядом со мной из чувства долга, не более того. И я не буду чувствовать и четверти того, что чувствую к Джорджии, к своей будущей жене. И так и должно быть.
Ее глаза сверкают.
— Отлично. Ты ясно дал понять. Просто уходи. — Она указывает на дверь, ее губы дрожат.
— Krasotka…
— Я устала и пьяна, и мне нужно, чтобы ты ушел.
— Я уйду, когда удостоверюсь, что с тобой все в порядке, — говорю я, демонстрируя авторитет пахана. — Залезай под одеяло.
— О, теперь ты предъявляешь мне требования. — Она отворачивается от меня.
Я иду в ванную, чтобы принести ей стакан воды и тайленол. Когда я возвращаюсь, она уже сидит, закрыв глаза. Я не могу сказать, спит ли она на самом деле или просто притворяется, но ее дыхание ровное, и она выглядит умиротворенной.
Наклонившись к ее неподвижному телу, я целую ее в щеку.
— Сладких снов, dusha moya.
Моя душа.
ГЛАВА 17
Джорджия
Утром после рюмки водки и нелегальных танцев с русскими мафиози я лежу на кровати, чувствуя себя так, словно меня притащила кошка. Потом пожевала и выплюнула.
Ровно в восемь дверь открывается, и в мою комнату входит Пайпер, толкая тележку.
— Доброе утро, — радостно объявляет она. — У Натальи есть другие дела, поэтому она попросила меня помочь сегодня. — Когда она замечает меня лежащей на кровати, она посмеивается. — Тяжелая ночь?
— Это очевидно, — говорю я, заставляя себя сесть. Я настороженно смотрю на тарелку с яйцами и тостами, которую она ставит на стол. — Я не думаю, что сейчас смогу переваривать твердую пищу.
— Надеюсь, тебе хотя бы было весело, — говорит она с дразнящей улыбкой.
— Я не уверена, что «веселье» — подходящее слово. Хотя это было что-то.
Действительно, что-то.
Мое сердце замирает, когда я думаю об Андрее, грозном и ворчливом, когда он застал нас пьяными и танцующими под бурю в гостиной. Он разозлился, что я танцевала с Даниилом? Его брат любит флиртовать, но мы не то чтобы притирались друг к другу. По крайней мере, я не думаю, что мы этим занимались, но сейчас все размыто.
Возможно, у братьев Козловых были скрытые мотивы напоить меня.
Мне не следовало терять бдительность рядом с ними. Хотя если бы я не верила, что Андрей был на свидании с другой женщиной, мне, наверное, не понадобились бы эти десять тысяч рюмок, чтобы заглушить свое горе.
Его слова прошлой ночи возвращаются ко мне, наполняя мое тело теплом.
Он не может оставаться от меня в стороне.
Действительно ли он это сказал, или мне это приснилось в пьяном угаре? В холодной реальности утра его слова ничего не значат. Или, по крайней мере, не должны. Какой бы жар ни стоял между нами, Андрей ясно дал понять, что ему это не интересно.
Почему я мучаю себя, испытывая вожделение к мужчине, от которого мне следует бежать как можно дальше, мне непонятно. Должно быть, я жажду наказаний.
Андрей мой враг. Мой похититель. Я не забуду этого в следующий раз.
— У русских есть отличное средство от похмелья, — говорит Пайпер, вмешиваясь в мои бурлящие мысли. — Иди сюда, я тебе покажу. — Она зовет меня к маленькому столику для завтрака. Когда я сажусь, Пайпер предлагает мне стакан подозрительной жидкости. Я нюхаю и чуть не теряю обед, точнее, вчерашний ужин.
— Извини, но я не могу это пить. — Я гримасничаю и отодвигаю пахнущее уксусом вещество в дальний конец стола. Она толкает его прямо на меня.
— Это маринованный сок, — говорит она. Я смотрю на нее вопросительно, ожидая, что она закричит, что меня обдурили, но она этого не делает. Она чертовски серьезна. — Несколько глотков, и ты почувствуешь себя как новенькая, поверь мне.
— Ты слишком долго работаешь на этих русских, если уже подобрала их отвратительные средства от похмелья.
— Должно быть, — говорит она, не совсем глядя мне в глаза.
Я уверена, что напиток с маринованным рассолом будет иметь эффект, противоположный тому, который обещает Пайпер, но что мне терять? Ну, кроме содержимого моего желудка. Я затыкаю нос и запиваю рюмку, как в тот вечер с водкой.
— Ух, — реву я, хлопая стаканом, когда уксусный рассол обжигает мое горло.
— Отличная работа. — Она похлопывает меня по руке и протягивает мне пирожное. — Чтобы смыть вкус.
— Спасибо. — Я откусываю огромный кусок, благодарная за сдобное пирожное. Только то, что доктор прописал. Подняв глаза, я наблюдаю, как Пайпер убирает комнату, заправляет мне постель и подбирает платье, которое я где-то вчера вечером бросила на пол.
