Содержанка
Раф ведет костяшками пальцев по моему животу. Обводит пупок. Наклоняется и... целует чуть ниже. Мышцы моментально напрягаются. Я облизываю губы и в миллионный раз за полчаса задерживаю дыхание от того, как это приятно.
— Однажды нам нужно будет заняться сексом без одежды. — Его голос в тишине квартиры звучит грубо, а смешок в конце получается отрезвляющим.
Быстро опускаю подол платья, прикрываясь, и мгновенно жалею о том, что мы делали. Двигались, навстречу друг другу. В основном Алекс, конечно. Плавно, жадно. Едва я подчинилась, близость стала походить на животный танец.
Боли не было практически, лишь удовольствие от каждого соприкосновения. До сих пор волоски дыбом.
Мы и правда как звери: с порога вцепились друг в друга, давай трусы стягивать. Губы горят от бешеных поцелуев, у Алекса они тоже припухшие. Да и глаза диковатые. Блестят лихорадочно, словно он ловит знак для повторного захода.
Отвечаю, изрядно смутившись:
— Однажды — может быть.
Но явно не сегодня! Поднимаюсь, ища глазами белье. Алекс тоже садится, подтягивает штаны.
— Цветы в воду поставлю. Мама придет утром, обрадуется... — Надеваю плавки, стараясь не смотреть на него.
Равский вдруг обхватывает меня за талию, тянет к себе и целует в шею.
— Не спеши. Я помогу.
Вместе мы покидаем комнату. Я опираюсь на него, все еще изрядно смущаясь. Предлагаю чай, в глубине души надеясь, что откажется.
Соглашается.
Нервно так, конечно. Когда мы начинаем целоваться, все происходит само собой. Разговор вот только никак не клеится. Вообще, ситуация странная. Я дважды переспала с Алексом, потому что сама этого хотела. Но при этом нуждаюсь в деньгах и принимаю от него огромные суммы. В целом складывающаяся картина так себе, и как ее сгладить, нет ни одной идеи.
Алекс тем временем приносит цветы в кухню. Открывает дверцу под раковиной, чтобы выбросить использованный презерватив.
— Эй! — возмущаюсь. — Мама увидит же! Давай хотя бы в пакет завернем.
— Эм. Ладно, давай.
Я достаю непрозрачный пакет, Алекс прячет в него улику, продолжая улыбаться. Мы заговорщически переглядываемся, в этот момент становится легче и я немного расслабляюсь.
Ставлю чайник, Равский садится за стол.
— Спасибо, что оплатил лечение, — перехожу к главному. — Мне... ужасно неловко. Это столько денег.
— Мне было приятно тебе помочь. Что говорят врачи? Я планировал сам свозить тебя на первый прием и послушать, но не смог проснуться.
Я у него, безусловно, далеко не на первом месте. Даже сон важнее. Только в моей жизни кроме него и лечения ничего не происходит, нельзя забывать об этом.
— Повторили в очередной раз, что о спорте нужно забыть, — отвечаю сухо. — Ты мало что пропустил.
Разливаю чай, достаю конфеты. Хлопоты дают возможность избегать зрительных перестрелок. Я все еще чувствую отголоски близости, Равский же ведет себя так, словно не трахался несколько минут назад — он бодрый, собранный, внешне спокойный. Вот только вертит в руках телефон. Быстро. Закончив с приготовлениями, присаживаюсь напротив.
— Мы можем обратиться к другим врачам. В Европе, Израиле.
Я качаю головой, и он продолжает издеваться:
— Ты быстро сдалась.
От негодования вспыхиваю! Фыркаю:
— Израильские медики подарят мне новые кости?
— Ты даже не попыталась, — опять грубит он.
— Как бы тебе объяснить-то... О, ты же программист. Смотрел фильм про Сноудена?
— Да.
— Помнишь момент, как он спрыгнул с кровати и сломал сразу обе ноги? Его кости истончились, образовались микротрещинки, и при увеличении нагрузки ноги не выдержали. У меня примерно то же самое. Ни один тренер не возьмется возвращать в профессиональный спорт. А если и рискнет, Андреева его с землей сравняет. Она сказала, что больше мне на ковре делать нечего. Значит, нечего.
Алекс продолжает еще быстрее вертеть телефон, и это начинает действовать на нервы.
— Ты ей полностью доверяешь? — говорит наконец.
— Да. Она мне как вторая мама. Иногда казалось, — опускаю глаза и улыбаюсь, — что как первая. У меня довольно упрямый характер, Алла Теодоровна со мной хлебнула. . Хотя, сказать по правде, с ней тоже мало кто уживался из девочек. Но мы сразу сконнектились. Алекс, она очень много сил и лет своей жизни в меня вложила. Если бы был хотя бы крошечный шанс на возвращение, она бы за него ухватилась. Я знаю. Понимаю умом. Просто... сейчас мне постоянно плохо. Ищу причину, почему эти кости не выдержали! — Прижимаю кулак ко рту и борюсь с потребностью разрыдаться. — Иногда я сидела на дополнительных диетах, о которых Алла Теодоровна не знала. Я была толще девочек, и хотелось... быть еще лучше. Может быть от этого? Тогда это моя вина... Ты можешь оставить телефон в покое? Пожалуйста.
Алекс поспешно откладывает мобильный на стол и напрягается.
— Может быть, виновата, может быть — нет. Какая разница? Но я тебя понимаю. Понимаю, почему тебе плохо. Мы похожи.
