Я рискну (ЛП) - Тессье Шантель
— Он не часто бывает дома, — добавляет он, скосив на меня зеленые глаза в зеркало заднего вида.
Ну, это бонус!
Деревья рассекаются, сквозь мелкий моросящий дождь виднеется дом в пятидесяти ярдах от нас. Высотой в три этажа, он выглядит совсем как маленький замок, о которых я читала в сказках. Зеленые лианы вьются по стенам дома, как руки, хватающиеся за жизнь. Когда я была здесь в последний раз, то использовала их, чтобы вылезти из окна второго этажа. Белая лепнина и черные ставни делают его немного зловещим, когда его освещают ночью прожекторы с земли. В доме двенадцать каминов, гараж на шесть машин и жилые помещения для людей, которых он нанимает для выполнения работы, которую умеет делать его жена. В центре кольцевой дороги стоит пятиярусный фонтан. Большие деревья покрывают его двадцать акров земли, маскируя их от всех, кто окажется поблизости.
Рэйлан останавливает внедорожник и выходит из него. Следом за ним выхожу и я, захлопывая дверь. Единственный звук издает ветер, колышущий деревья. От капель дождя по коже пробегает холодок.
— Пойдем, — зовет он, уже поднимаясь по лестнице.
Пройдя мимо белых колонн вхожу в дом, перепрыгивая две ступеньки за раз. Останавливаюсь в массивном фойе, разглядывая черно-белый клетчатый пол и лестницу слева. Это место не похоже на дом. Оно больше напоминает музей с бесценными экспонатами. Пахнет так же. Деньгами. Хрустящими стодолларовыми купюрами. Как будто стены и пол сделаны из них.
— Остин? Это ты?
Услышав раздражающий голос, вздыхаю. В фойе вбегает жена отца, которая достаточно молода, чтобы быть мне старшей сестрой. Ее распущены светлые волосы идеально уложены. Макияж сделан таким образом, словно она только закончила краситься. Одетая в черные брюки и блузку в тон, выглядела она словно целый день работала в офисе.
Она не работает.
— Боже мой, ты такая взрослая, — визжит она, притягивая к себе в объятия. Запах ее дорогих духов вызывает желание чихнуть.
— Привет, Селеста, — отвечаю я, приобняв ее.
Она отстраняется, но держит меня за руки улыбаясь. Мягким взглядом карих глаз.
— Ух ты, неужели выросла?
— Так делают дети.
Она улыбается Рэйлану.
— Пожалуйста, положите вещи в ее комнату. — Затем она берет меня за руку и тащит из фойе по коридору. Мы поворачиваем направо в изысканную кухню. — Отец оставил их тебе, — говорит она, похлопывая по кухонному острову.
Подхожу к ним и беру в руки. Школьное расписание, набор ключей и кредитную карту. Вместе с запиской.
Купил тебе новую машину. Не разбей ее. Здесь немного денег. Лимит — тридцать тысяч.
Таков отец. Вечно покупал всякое дерьмо. Он откупился от моей матери. Купил нам большой шикарный дом, который она пустила на ветер. Подарил ей шикарную машину, которую она продала за еще большие деньги. Он дает ей больше алиментов, чем нам может понадобиться, но она тратит их на наркотики, алкоголь и своего парня. На что угодно, лишь бы удовлетворить свои потребности, а не мои.
— Он купил мне машину? — спрашиваю я.
Она взволнованно хлопает в ладоши.
— Хочешь пойти посмотреть? Она в гараже. Я помогала ему выбирать ее.
Качаю головой, в надежде, что она не покрасила ее в розовый цвет, чтобы соответствовать ее характеру.
— Уже поздно. И я устала.
Перелет из Калифорнии в этот гребаный город на побережье Орегона занял не так уж много времени, но ей не нужно этого знать. Мне бы не помешало немного поспать.
Она кивает, ее улыбка меркнет.
— Конечно. Давай я провожу тебя в твою комнату, — говорит она так, будто я не помню, где останавливалась в прошлый раз.
Оставляю все на стойке и следую за ней вверх по парадной лестнице, замечая отсутствие картин на стенах. Моя комната — первая дверь слева.
К моему удивлению, интерьер не похож на комнату подростка, которого вырвало. Она большая, с белой двуспальной кроватью и подходящим длинным комодом. С большими эркерными окнами, открывающими вид на лесной массив на заднем дворе, и телевизором, закрепленным на стене. Она выглядит так же, как и тогда, когда мне было семь лет.
Когда она смотрит на меня, я вскидываю бровь, отчего она нервно смеется.
— Я не знаю, что сейчас в моде. Но я подумала, что мы могли бы пройтись по магазинам на этой неделе, и ты сможешь выбрать что-нибудь для своей комнаты.
— Спасибо. Звучит неплохо, — говорю я, протягивая руку, беря с кровати темно-серый шарф.
— Я купила их, тебе, сегодня, — говорит она, протягивая другие четыре шарфа разных цветов. — Сейчас температура поднялась до пятидесяти[1], но ночью по-прежнему холодно. Не знала, есть ли у тебя что-нибудь, ведь в Калифорнии довольно тепло.
— Спасибо, — благодарю, бросая их на кровать, покачиваюсь в Chucks[2]. Просто хочу, чтобы она ушла. Одна особенность жизни с мамой заключалась именно в том, что я всегда была одна, и мне это нравилось. Тишина важнее бесконечной болтовни в любом случае.
— Что ж я оставлю тебя одну, чтобы ты освоилась. Понимаю, что уже поздно. — Она подходит ко мне и снова обнимает. — Я так рада, что ты здесь, Остин. — Затем она отстраняется и идет к двери, чтобы уйти, но останавливается. — О, Остин. Будь готова к десяти утра.
Хмурюсь.
— Куда мы едем?
Она ярко улыбается.
— В церковь. — Затем закрывает дверь.
Падаю на кровать, закрываю глаза. Мама отправляет меня к отцу, а он заставляет свою молодую жену-подростка нянчиться со мной. Жизнь не может быть хуже.
Достаю сотовый из заднего кармана, чтобы проверить, нет ли сообщений. Нет. У меня такое чувство, что мои друзья уже забыли обо мне. У меня их и так было немного. Покопавшись в сумочке, достаю свой дневник. Он был у меня столько, сколько я себя помню. Это моя терапия, когда нужно с кем-то поговорить, но никого нет рядом. Чем старше я становилась, тем меньше мне хотелось разговаривать с людьми. Дети моего возраста не хотят слушать о моих проблемах.
Поднимаюсь, когда слышу рев моторов и громкий бас снаружи. Подойдя к окну, выглядываю наружу из-за деревьев и вижу свет фар. Параллельно дому тянется грунтовая дорога. Помню ее с прошлого раза, как я останавливалась здесь. Раньше она вела к кладбищу на вершине холма, в паре Белый внедорожник какой-то марки останавливается первым, и две передние двери открываются. Я не могу разглядеть людей — слишком далеко и слишком темно, но они высокие. Вторая подъехавшая машина — маленькая черная двух дверная.
Быстро насчитав пять тел, наблюдаю, как все они направляются к задней части багажника. Открывают его, и один наклоняется и тянется вниз. Он вытаскивает мужчину. Тот падает на импровизированную гравийную дорожку в попытке отползти в сторону.
— Какого…? — Запнулась я, когда двое мужчин схватили его. Один за ноги, другой за голову, и пошли вместе с ним.
В итоге один мужчина захлопывает багажник, а другой вытаскивает из внедорожника черный вещмешок. После чего они уходят. Пригибаюсь, проверяя, не видят ли меня, но это глупо. Они ведь не знают, что я здесь, наверху, а сейчас уже одиннадцать вечера субботы.
Знают ли они, что здесь живет мой отец? Хотя деревья закрывают большую часть этой стороны дома, его все равно видно с того места, где они сейчас находятся. Неужели им просто все равно?
Подойдя к своему чемодану, я достаю черную толстовку и надеваю ее, прежде чем выйти из комнаты. Я быстро спускаюсь по лестнице и иду в заднее фойе.
Я открываю заднюю дверь достаточно, чтобы протиснуться, а затем, приседая, иду в дальний угол террасы. Я выглядываю из-за перил и вижу пять фигур. Двое по-прежнему несут мужчину, двое других держат в руках фонарики, освещая себе путь, а пятый идет позади них. Руки в карманах черных джинсов, голова опущена. Никто из них, похоже, не торопится.
— Я не знал… — причитает человек, которого они несут, в то время как другие смеются над ним. — Пожалуйста, — умоляет он. — Она никогда не говорила мне.
