Ненавижу тебя любить (СИ) - Веммер Анна
— Да… вот так вот. Ну, ты прости, в общем. И Володьку прости. Дурак он. Неплохой, но дурак. Да что там — я его таким и воспитывал, вот и пожинаю плоды…
— При всем моем уважении, — перебиваю его, — вы ничего не пожинаете. Ваш сын по-прежнему ваш, он жив, здоров, богат, теперь наконец-то счастлив. А еще у вас есть внучка, которую у вас не отнимали. Давайте лучше о Маше поговорим. Вы можете заставить Владимира допустить меня до встреч с дочерью?
Глазки бегают. Стыдно, собаке.
— Я, конечно, Ксюшечка, попробую, но сама ведь знаешь, упертый дурак, не слушает!
— Это моя дочь. Я ее родила, я ее пять лет воспитывала, черт возьми, я ее не видела пять месяцев!
Не выдерживаю и бью кулаком по столу, отчего официант, проходящий мимо, с опаской на меня косится.
— Да я же понимаю, деточка ты моя, ну не могу я его уговорить!
— Наймите мне юриста. Пусть подаст иск, пусть делает хоть что-то! Что толку от вашего «прости, Ксюшечка»?!
— Милая моя, ну не могу же я… в суд да против сына…
Я устало закрываю глаза. В суд он против сына не может. А мне теперь что делать?
— Уходите, пожалуйста. Не хочу вас больше видеть.
— Ксюшеч…
— Я больше не Ксюшечка, Борис Васильевич, меня Ксения зовут.
— Ксю… Ксения, погоди. Вот, возьми, пожалуйста. Я тебе тут квартиру снял… на первое время и вот…
Я замираю, глядя на папку с договором, ключами и приметным белоснежным конвертом. Ярость накатывает волнами, то стихая, то подталкивая бросить эту папку в лицо свекру.
— Возьми, пожалуйста, ну что ты делать-то будешь? На первое время… пока на работу не устроишься.
От мысли о том, чтобы взять хоть копейку от Никольских начинает тошнить, но вместе с этим в голову приходит безумная, нереализуемая, но будоражащая идея.
— Хорошо, — медленно произношу, восстанавливая дыхание, — спасибо.
— Я попробую поговорить с Володей, — вслед мне говорит Борис Васильевич.
Мне уже плевать, я пыталась сделать это миллион раз, я умоляла, просила, кричала. Вряд ли у свекра получится убедительнее. Правда в том, что ненависть разъедает Владимира изнутри, из-за нее отказывает разум, а души там, похоже, и не было. Он скорее отрежет себе руку, чем этой рукой откроет мне дверь к дочери.
Когда-то, в девятнацать, я мечтала о том, как в белом платье буду кружиться в вальсе с любимым мужчиной. Когда мне было двадцать, я мечтала, что мой любимый мужчина станет хоть немного теплее. Когда мне было двадцать один, я уже не мечтала о любимом, но все еще верила, что разводятся дураки, а за брак стоит бороться.
Теперь я выросла и уже не мечтаю. А бороться собираюсь не за брак, а за единственное хорошее, что сделал в своей жизни бывший муж. За моего ребенка.
* * *Его ненависть обрушилась на меня, как цунами. К началу бракоразводного процесса я, конечно, уже не верила в красивую сказку о дружной семье и не ждала от Никольского ни супружеской верности, ни мужниной заботы. Но все еще жила в мире иллюзий, полагая, что раз он любит Машку, то и смирится с моим присутствием в жизни.
Я ни за что бы не подумала, что вызываю у него такие чувства. На самом деле до определенного момента я считала, что не способна испытывать что-то даже отдаленно напоминающее ненависть. Оказалось, жизнь еще не била меня по щекам. Я вообще жила сначала у любящих и богатых родителей, а от них переехала сразу к мужу. Университет пришлось бросить из-за беременности, а потом все как-то не складывалось. Машкой нужно было заниматься, Машку нужно было воспитывать, а образование… «ну запишись на курсы какие-нибудь, если тебе скучно» — вот и весь ответ.
Сколько было этих курсов? По фотографии, по компьютерной графике, по стилю и гардеробу, по уходу за собой. Я выглядела, как жена с Рублевки, я вела себя, как жена с Рублевки, я научилась тысяче бесполезных вещей, но ни одной, которая помогла бы выжить в одиночестве.
Ей богу, хоть бы маникюр научилась делать.
Мне даже любопытно, насколько сильно совесть мучает свекра, поэтому я иду по адресу в договоре. От подружки пора съезжать, Верка и так терпела весь год, что мы разводились. Пережила десяток моих истерик, депрессию, вытащила меня, привела в порядок, заставила бороться, не взяла ни копейки, а я смогла отдать ей хорошо если пятую часть, продав единственное, что осталось со мной — гребаное обручальное кольцо Никольского.
Он так меня ненавидит, что, оставив без гроша, не смог пересилить себя и забрать свое кольцо. Даже забавно.
От Верки пора съезжать и точка. Несправедливо втягивать ее в войну с Владимиром, а от войны мне теперь никуда не уйти. Я испробовала все способы вернуть Машку, я часами стояла у ворот, как голодная собака, пытаясь поймать хоть минуту и поговорить о дочери, ездила в места, где Машка с Володей бывали, звонила, писала, умоляла, взывала к голосу разума.
Вариантов почти не осталось.
Да… квартира впечатляет. Это однокомнатная двухуровневая студия в самом центре, в одном из домов с архитектурной ценностью. Такие сдают за бешеные деньги, в основном туристам и посуточно. Рядом какое-то не то консульство, не то посольство, через дорогу — особняк дипломата. Я брожу по дорогому паркету и пытаюсь успокоить нервы.
В конверте деньги. Много денег, несколько тысяч долларов — почему-то наши миллионеры все поголовно таскают с собой валюту. Деньги придется обменять на рубли, а вот что делать с картой… я ведь не могу таскать с собой пакет с деньгами, это слишком опасно.
К счастью, в квартире есть компьютер, и ближайший час я трачу на то, чтобы изучить вопрос. Банки отпадают, у Никольского в них связей вагон и маленькая тележка, заблокировать мои счета для него не составит труда. А вот электронные деньги… если сделать несколько кошельков, не идентифицировать их и хранить небольшие суммы, все вполне может получиться. Даже если заблокируют один, у меня останутся еще несколько, плюс какое-то количество наличных… а еще можно оставить часть денег Верке и, в случае форс-мажора, зарегистрироваться на каких-нибудь Веб-мани и попросить ее перекинуть туда. К счастью, в современном мире наличные уже не так популярны.
Теперь, когда план становится более-менее реальным, я размышляю над деталями. Моя главная надежда в том, что Владимир беспечен. Для него я — пустышка, жена по расчету, неспособная сдачу посчитать в магазине. А значит, он не ждет от меня решительных действий и не усилил меры безопасности.
Я заберу дочь из сада, я всегда делала это, не пользуясь услугами водителей. Конечно, сейчас у Маши есть няня, а домой ее отвозят на машине, но если приду немного раньше и скормлю воспитателям какую-нибудь байку… всем плевать, я — мать, я пять лет водила ее в садик, вряд ли хоть кто-то озаботится моим появлением.
А потом мы сядем в автобус, который увезет нас далеко-далеко. И пусть я буду мучиться чувством вины за то, что лишаю дочь отца, она будет рядом со мной, она не станет расти рядом с чудовищем, который легко и просто вычеркнул из ее жизни меня.
Одна проблема: документы. Без свидетельства о рождении мой план рухнет в первые же дни. Быстрый поиск в сети дает обнадеживающий результат. Обратиться за дубликатом свидетельства я могу в том же ЗАГСе, где и получала. И вряд ли вечно занятой Никольский об этом узнает.
Впервые за много месяцев я чувствую, как тиски, сжимающие сердце, слабнут. Ступать на этот путь страшно, так страшно, что начинает тошнить от одной мысли, чтобы сбежать вместе с Машкой из-под носа бывшего мужа, но в то же время мне легко и хорошо.
Хочется перемен. И я позволяю себе последнюю слабость — беру несколько купюр, тщательно прячу деньги и документы в сейф, а потом гуглю ближайший салон красоты. И это огромный прогресс, потому что в первые месяцы после развода я порой не могла заставить себя причесаться. А сейчас сижу в кресле перед зеркалом и жду мастера.
Женщины часто оправдывают козлов, с которыми живут. Конечно, он ушел, ведь я так растолстела после родов. Конечно, он изменил, ведь быт превратил меня в серую мышь. Естественно, ему плевать на мое мнение, ведь я сижу дома с детьми и не развиваюсь. И уж конечно я не смею предъявлять претензии, потому что деньги в дом приносит муж.
