Скрытые истины (ЛП) - Уэбстер К.
– И что за предприятия? – спросил я, проигнорировав гнев, буквально волнами исходивший от отца.
– В основном, торговые, – ответил Найлз, его зеленые глаза стали жесткими. – С человеческим эквивалентом товара.
Я едва не скривился от отвращения. Не из-за того, что Найлз выбрал такую торговлю. Все потому, что он вообще позволил этим паразитам приходить в наши порты. Клан Димитриу – не мафия и не картель. Нет, мы доминирующая преступная сеть. Держатели власти, влияния и богатства. И манипулируем всем этим в своих интересах, никогда не опускаясь до того, чтобы скрести дно бочки.
Именно там находился Найлз.
На грязном сыром дне, вместе с другими червями.
Мне хотелось утопить его, черт возьми.
– Бэзил, – начал я, не желая больше беседовать с этим ничтожеством, – отведи его в kelári, – я показал лезвием на Найлза. – Мы закончим наш разговор наедине, – и тогда я вырежу его бесполезный язык изо рта.
Отец поднялся с дивана и едва заметно покачал головой. Увидев это, Арис удивленно приподнял брови. Для любого другого человека это не значило бы ничего особенного. В нашей же семье равнялось сокрушительному удару.
Он подрывал мой авторитет.
Отца не устроило мое решение убить Найлза.
Вместо того, чтобы спорить с отцом – как сделал бы Арис – я стиснул зубы и отступил, чтобы дать ему свободу действий. Внутри меня пылала раскаленная добела ярость. Почему отец не хотел, чтобы засранец умер этим вечером? Он же обокрал нас, черт возьми. Лгал. Какие бы претензии десятилетней давности не были у моего отца к Найлзу, он явно старел. Ведь это противоречило всему, чему Эцио учил меня.
Верность – это все.
А Найлз явно не верен. Настолько, насколько это вообще возможно. Ублюдок признался, что воровал у нас в своих корыстных целях. Любой другой дурак уже был бы в kelári, расплачиваясь за такое преступление плотью, кровью и криками.
Но не Найлз.
Только не он.
«Почему ты держишь его при себе, отец?»
– Давай прогуляемся, – обратился отец к Найлзу. – И ты тоже, Костас.
Арис поджал губы, когда его оставили не у дел. Но так и должно быть. Этот разговор для взрослых мужчин. Найлз поднялся, взгляд его зеленых глаз в замешательстве перескакивал с меня на отца. Когда Эцио вышел на балкон, мы с Найлзом последовали его примеру. Закрыв за нами дверь, я вдохнул соленый морской воздух.
Отец прислонился к кованым перилам и посмотрел на Найлза, как на какую-то плесень. Плесень, которую всю жизнь пытался уничтожить. Не убить, а именно уничтожить. Я достаточно наблюдал за отцом, чтобы научиться читать по его глазам. Он говорил мало, но глаза давали подсказки тем, кто умел смотреть. Ему нравилось унижать Найлза, и он не хотел с ним заканчивать.
– Ты должен нашей семье нечто более ценное, чем твоя никчемная жизнь, – проговорил отец жестоким и ледяным тоном. – Ты согласен?
Найлз, решивший, что нужно спасать свою задницу от смерти, решительно кивнул.
– Да. Я принесу ваши деньги. Скоро, Эцио.
Ноздри отца раздулись. Это стало единственным свидетельством того, что ему противно иметь дело с Найлзом.
– Деньги не имеют значения. Это лишь способ контролировать таких, как ты, – он усмехнулся. – Я хочу нечто бесценное для тебя.
Найлз нахмурился и напрягся.
– И что же это?
Отец бросил в мою сторону быстрый оценивающий взгляд, холод пробрал меня до костей. Мне не нравилось чувствовать себя пешкой в этой игре. Я был сильным игроком. Владел этой гребаной игральной доской вместе с моим отцом. Однако сейчас его глаза утверждали обратное.
– В отеле «Pérasma5» не помешало бы немного солнца, – проговорил отец, ухмыльнувшись Найлзу. – И моему сыну не помешало бы немного тепла.
Наш греческий курорт, стоявший на берегу Эгейского моря, был известен своим живописным расположением. Несмотря на то, что мы вели теневой бизнес под ярким курортным фасадом, никогда не испытывали недостатка в солнце. Отец говорил загадками, и это приводило меня в бешенство. Мы практически партнеры, и в какую бы игру не играл Эцио с Найлзом на протяжении всех этих лет, сейчас я не был в его команде. Отец схлестнулся с ним один на один, а я олицетворял лишь оружие, которое можно использовать.
Найлз резко втянул воздух.
– Нет.
Отец приподнял брови.
– Нет?
«Нет» не входило в лексикон Эцио. Я выучил это еще в раннем детстве.
– Я, эм, – Найлз стал заикаться. – Ты же знаешь, что это несправедливо.
Злорадство в глазах отца было таким явным, что Найлз сделал шаг назад.
– Жизнь несправедлива, – ответил ему отец. – Но, по крайней мере, она у тебя останется. Я верю: это лучшее, на что ты можешь надеяться.
Словно червяк, попавший в пасть ястреба, Найлз беспокойно заерзал.
«Однажды ястреб сожрет тебя».
Одного простого кивка Найлза оказалось достаточно, чтобы скрепить сделку. Найлз Николаидес доживет до следующего дня, поскольку согласился отдать нечто невероятно ценное для него.
Чертов дурак.
ГЛАВА 2
Талия
– Что он в руке сжимает? Это склянка. Он, значит, отравился, – я выхватила флакон из неподвижных пальцев Алекса и поднесла к носу. – Ах, злодей, все выпил сам, а мне и не оставил!
Я опустилась на колени на деревянный пол и склонила голову в молитве. Слезы щипали глаза, когда я смотрела на лежащего передо мной неподвижного человека в гробнице.
– Но, верно, яд есть на его губах. Тогда его я в губы поцелую и в этом подкрепленье смерть найду.
Я заползла к Алексу, прижалась к нему и нежно, целомудренно поцеловала в губы. Он игриво высунул язык, и мне пришлось подавить смешок.
– Какие теплые!
Откуда-то издалека донесся мужской голос.
– Где это место? Веди, любезный.
– Чьи-то голоса, – я просто констатировала факт. – Пора кончать.
Вытянув руку, я нащупала кинжал Алекса и подняла его. Серебристый металл блеснул на свету.
– Но вот кинжал, по счастью. Сиди в чехле, – слезы текли по моим щекам, когда я ударила себя в живот, согнулась и безвольно упала на Алекса.
С закрытыми глазами я лежала в гробнице, слушая, как сторожа разговаривали рядом, пытаясь понять, что произошло. Следом вошли мои мать с отцом. Мать кричала, плакала, молила об ответах. Отец же требовал, чтобы ему рассказали, что случилось. Мы с Алексом лежали неподвижно, пока им объясняли все, от нашей любви до причины смерти. Родители оплакивали смерть своей дочери.
Наконец, заговорил князь.
– Сближенье ваше сумраком объято. Сквозь толщу туч не кажет солнце глаз. Пойдем, обсудим сообща утраты. И обвиним иль оправдаем вас. Но повесть о Ромео и Джульетте останется печальнейшей на свете.
Занавес закрылся, а зал взорвался аплодисментами.
– Ты такая красивая Джульетта, – произнес Алекс, поднимаясь и руками заключая меня в клетку.
– А ты красивый Ромео, – ответила я.
Алекс по-мальчишески улыбнулся и стал склоняться ко мне, собираясь поцеловать, но прежде чем наши губы встретились, мы услышали голос:
– Не сейчас! Не сейчас! Вставайте! Вставайте! – упрекнула нас профессор Марино. – У нас выход после занавеса! Скорее!
Алекс вышел из гробницы первым и помог мне подняться на ноги, а потом перенес меня оттуда, поставив на пол.
– Позже, – прошептал он мне на ухо, отчего румянец стал подниматься по шее к щекам, согревая кожу.
Мы выстроились в линию, и шторы разъехались в стороны. Все актеры поклонились и сделали реверансы, после чего снова раздались аплодисменты. Я скользнула взглядом по зрителям и нашла свою семью. Мама широко улыбалась. Когда наши взгляды встретились, она произнесла одними губами: «Я люблю тебя».
«Я люблю тебя больше», – также беззвучно ответила ей.
Потом я посмотрела на брата. Засунув пальцы между губ, он свистел так громко, что перекрывал аплодисменты. Я закатила глаза, но была жутко счастлива видеть его здесь. Когда мне было десять, а ему пятнадцать, наши родители развелись. Я переехала в Рим, чтобы жить с мамой и ее родителями, а брат остался с отцом в Салоники. Я ненавидела то, что нас разделяло такое расстояние, но иначе было нельзя. Я не собиралась оставаться в Греции без мамы, а Феникс никак не мог уехать. Он должен был вместе с отцом управлять семейным бизнесом.
