Белль Аврора - Неукротимый (ЛП)
Внезапно испугавшись, я продолжаю говорить более приглушенным голосом:
— Пожалуйста, позволь мне помочь тебе.
Мне нужно вернуться обратно в дом, прежде чем мой отец узнает, что я не в кровати.
На моем лице, должно быть, отражается весь мой страх, потому что он немного расслабляется и спрашивает:
— С какой это стати ты мне помогаешь?
Я не уверена.
— Тебе больно, — я пожимаю плечами.
— Всем вокруг все равно, больно мне или нет.
Мое сердце начинает бешено стучать.
— Мне не все равно, — шепчу я.
Какое-то время мы стоим, уставившись друг на друга.
Наконец, он походит ближе и спрашивает:
— Как тебя зовут?
— Алекса. Алекса Баллентайн.
Он кивает, но ничего не отвечает.
— А тебя как зовут?
Он пинает камень.
— Не важно. Ты забудешь мое имя сразу же, как я уйду.
У меня все внутренности завязываются в тугой узел. Мне необходимо узнать его имя.
— Нет, не забуду, — делая шаг вперед, обещаю я.
Подняв голову, он проводит рукой по своим грязным каштановым волосам, чтобы убрать их с лица. Он смотрит на меня чуть дольше секунды, затем произносит:
— Антонио Фалько.
Я хочу ответить, что мне приятно с ним познакомиться, но это будет неправдой.
— Сколько тебе лет? — переступая с ноги на ногу, спрашиваю я.
Он опирается о ствол дерева:
— Восемь.
Мне кажется, ему больше.
— А тебе сколько? — спрашивает он.
— Шесть.
Пауза.
— Скоро будет семь, — лгу я.
Его брови ползут вверх:
— Ты выглядишь старше.
Вау. Я просто то же самое подумала о нем.
— Почему твой папа причиняет тебе боль? — не подумав, выпаливаю я.
Его лицо каменеет.
— Он мой отчим.
Услышав шум в доме, я поворачиваюсь, и мои глаза округляются от страха.
— Пожалуйста, позволь мне помочь тебе, — повернувшись обратно к Антонио, шепчу я.
— Хорошо, — бормочет он, опустив глаза.
Радость и облегчение заполняют все мое существо.
Он делает шаг вперед, выходя на свет, и я ахаю. У него в щеке дыра.
Я нервно сглатываю, стараясь подавить подкатившую к горлу тошноту.
Взяв салфетку и антисептик, я предупреждаю его:
— Это штука очень жжет.
Но когда я прикасаюсь к его ране, он даже не вздрагивает. Он, не мигая, смотрит мне прямо в глаза.
Беру пластырь, открываю его и прилепляю на верхнюю часть скулы. Это не слишком-то помогает. Рана слишком большая. Но он, тем не менее, бормочет: — Спасибо.
Очередной шорох в доме заставляет меня вздрогнуть.
— Мне нужно идти. Еще увидимся, Антонио, — быстро шепчу я, глядя в его карие глаза.
Он смотрит вниз, на землю:
— Нет. Не увидимся.
И мы не увиделись.
Больше никогда.
Сидней. Австралия, 2014
Стук в дверь не прекращается.
Погружаясь глубже в матрас, я натягиваю на себя одеяло и сонно вздыхаю.
Тук, тук, тук.
— Алекса, поднимай свою задницу! Ты забыла, какой сегодня день?
Кажется, это Дрю.
Открываю глаза и издаю стон.
— Дерьмо, — я выпрыгиваю из кровати, как будто меня катапультируют. — Дерьмо!
Добежав по коридору до входной двери, я отпираю защелку и распахиваю дверь. На пороге стоит Дрю, он выглядит немного раздраженным. Он обводит взглядом все мое тело, раскрыв рот.
Нахмурившись, я слежу за его взглядом и вскрикиваю:
— Черт!
Я не люблю спать в чем-то громоздком. Майка с тонкими лямками и трусики — вот, в чем я обычно сплю. Убежав обратно в комнату, я слышу сдавленный смех Дрю.
— Смейся-смейся, Дрю, — кричу я ему. — Ты еще заплатишь за это.
Дрю – мой коллега по работе, и я забыла, я, черт возьми, забыла, что нам сегодня рано утром нужно быть в суде.
Я переехала в Австралию из США, когда мне было восемнадцать. Моя приемная мама заботилась обо мне с моего шестнадцатилетнего возраста, и, когда ее здоровье начало ухудшаться, она захотела переехать поближе к своей семье. Так как она родилась в Австралии, то именно туда она и направилась, и я уже почти было смирилась с мыслью, что потеряю ее навсегда.
Только этого не произошло.
После нескольких дней моего пребывания в депрессии из-за ее предстоящего отъезда, она заявила:
— Упаковывай свои вещи в коробки, чтобы я могла отправить их до нашего отъезда. Оставь только чемодан с одеждой. Я постараюсь не отсылать наши вещи раньше, чем нужно, но все же я хочу, чтобы они были уже там, когда мы приедем.
У меня в голове что-то щелкнуло.
Чего-чего?
Мама погрустнела, увидев обалдевшее выражение на моем лице:
— Ты не хочешь ехать со мной?
Несколько мгновений удивленно поморгав, я радостно взвизгнула и кинулась ей на шею.
— Да! Да! Я хочу, мама!
Таким образом, я положила конец нашему небольшому недопониманию.
Раздевшись, я брызгаю на себя дезодорантом добрых тридцать секунд, прежде чем отбросить флакон в сторону, и принимаюсь рыться в шкафу в поисках чего-нибудь приличного из одежды. Я выбираю белую рубашку с длинным рукавом, которую заправляю в черные брюки и дополняю свой туалет тонким черным ремешком.
Определенно, элегантно для здания суда.
Скользнув в туфли на низком каблуке, я тру заспанные глаза, распускаю волосы, встряхиваю их и смотрю на себя в зеркало.
Неплохо. Могло бы быть гораздо хуже.
Поджав губы, я одобрительно киваю.
Сойдет и так. У меня больше нет времени.
Когда я выхожу из комнаты, Дрю поворачивается ко мне и окидывает меня оценивающим взглядом. Его голубые глаза округляются.
— Ты что, правда ... — он неопределенно тычет в мою сторону, — успела собраться менее чем за пять минут?
— Угу, — бросаю я и бегу на кухню, чтобы взять свою сумочку.
— Мне нужно серьезно поговорить с моей девушкой, — пробормотал он, качая головой. — Очень даже серьезно. Кому нужно два часа, чтобы собраться в кино?
Это, правда, слишком много времени.
Наконец-то взяв свою сумочку и папку, я возвращаюсь к нему.
— Не говори ей ничего, что потом будет иметь нежелательные последствия. Она собирается так долго, потому что хочет выглядеть хорошенькой для тебя.
Направляясь к моей входной двери, он посмеивается:
— Мне она нравится и без всякого этого дерьма на лице.
Остановившись, я кладу руку на бедро и наклоняю голову:
— Ты говорил ей это?
Дрю негодующе поджимает губы.
Так я и думала. Нет, он не говорил.