Али - Случай в Варфоломеевскую ночь
— Нет, я не могу…
— Подумай, на одной чаше весов лежит твоя неспособность снять юбку перед мужчиной, а на другой — мучения твоей сестры.
— Не учи меня!
Она решительно скинула юбку и неверными руками ухватилась за лиф. Собравшись с духом, она сорвала его и обнажила большие груди. Стараясь как-то прикрыть их, она повернулась ко мне боком и начала снимать последнее.
— Вот и все, — сквозь трясущиеся губы тихо произнесла она.
Она стояла полубоком ко мне, уже раздетая, изо всех сил сжимая ноги, наполовину прикрывая, наполовину поддерживая свои полные молочно-белые груди. Глаза ее, еще гордые и полные ненависти ко мне, уже чуть-чуть налились слезами, шея и верхняя часть груди пошли багровыми пятнами.
Я подошел к ней и с грубой прямотой взялся рукой за ее низ, прямо глядя ей в глаза, начал мять и лезть пальцами в промежность. «НЕ-ЕТ…» — со стоном вырвалось у нее, я убрал руку, и что-то наподобие благодарности промелькнуло у нее в глазах. Медленно-медленно я зашел к ней за спину, как бы случайно задевая пальцами ее полные бедра. Зад у нее был широкий, но для девицы ее возраста выглядел он просто прекрасно. Я положил ладонь на скат ее спины, туда, где она переходила в зад, она задрожала и, не поворачивая ко мне голову, глубоко вздохнула и нервно переступила, как породистая лошадь. Я быстро скинул с себя все и начал осторожно прижиматься к ней. Ее била крупная дрожь, дыхание стало прерывистым, и она, подняв подбородок, стремилась как бы улететь от позора.
Я обнял ее сзади и начал целовать шею, которая после каждого поцелуя покрывалась красными пятнами, обхватил ее руками и начал бороться с ней за право на грудь.
— НЕТ, НЕТ… — но мои руки уже полностью овладели ее грудями, пальцы ласкали соски, то раздвигая груди, то собирая их в один кулак. Там было чем поиграть!
— О-о-ох… — ноги ее подкосились, и мне пришлось поддержать ее. С силой всунув колено между ее ног, я почти посадил ее. Голова Элен запрокинулась, и она попыталась вырваться, но после того, как я ее сильно сдавил, попытка прекратилась.
— Отпустите меня сударь, сжальтесь… — но я начал по очереди целовать ее ушки, покусывая и пуская слюну в ушные раковины и натирая ее на своей ноге.
— Иди к стене, — внезапно жестко приказал ей я, но она или не поняла меня, или снова решила проявить непокорность. Тогда я сильно пихнул ее по направлению к стене. Пробежав по инерции несколько шагов и стараясь даже сейчас не разжимать колен и не выпускать грудей, она вжалась в стену и повернула голову ко мне.
На ее лице появился внезапный испуг, только сейчас она увидела меня обнаженным. Зрачки ее стали расширяться, конечно, ее поразил вид моего дергающегося члена. В ее культуре было естественным не видеть таких вещей. Так, даже замужние женщины из высших и средних слоев в большинстве своем только ощущали, не присматриваясь. Что и говорить о девице, прожившей всю свою жизнь в строгой религиозной семье пастора!
Стараясь не спугнуть, я тихо подобрался к ней. Она уткнулась щекой в стену и зажмурилась. Прижавшись и вдавив ее в стену, я продолжил поцелуи, оглаживая руками бедра и стараясь залезть в промежность. Наконец, спереди и сзади я взял ее за низ и начал мять, почти поднимая на ладонях. Она задергалась, пытаясь слезть с неожиданно появившейся для нее перекладины, но безуспешно.
— Отпустите меня, милорд, я сделаю для вас все что угодно, то, что вы делаете, постыдно, это позор, она смотрит на нас, пусть хоть отвернется, ОХ, НЕ МОГУ! — она забилась у меня в руках, и я еле удержал ее. (Молоденькая девушка в ступоре стояла у другой стены, прижав руки к вороту, рот ее был широко раскрыт, она была белой как мел.)
После этой попытки освобождения, она сникла в моих руках и стала безропотной. Впервые ее мышцы несколько расслабились, и, прижавшись щекой к стене, она косилась на меня своим влажным глазом, как лань, ожидая неизбежного продолжения «процедуры». Я отпустил ее и начал целовать спину, бедра, ягодицы, любовно действуя языком и зубами.
Мои покусывания отдавались негромким «Ах!» и попытками еще больше вжаться в стену.
— Раздвинь ноги, — неожиданно для меня она, не споря, подчинилась.
— Шире, шире, — сказал я ей тем же жестяным тоном и легонько шлепнул по заду. Она неловко переступая расставила ноги шире, и я опустился к ее заду. Он снизу мелко дрожал. Плюнув на пальцы, я засунул их между губок и начал нежно массировать.
— О-О-О… — ее зад непроизвольно выпятился, она оперлась о стену и посмотрела вниз на меня. На кончике ее рта уже показалась слюнка, глаза были в тумане — я видел, мои старания на пропадали даром. Продолжая гладить губки и напрягшийся клитор, я встал и начал крепко целовать ее лицо в сжатые губы и глаза, она опять зажмурилась. Я обхватил ее за живот и торсом заставил наклониться вперед, отступая одновременно от стены. Она не сопротивлялась, но и не понимала, чего от нее хотят, ее девичье тело было еще совершенно деревянным.
— Ниже, — сказал я и надавил на спину одной рукой, другой поддерживая ее живот, чтобы она не встала на четвереньки. Упираясь о стену, она наклонялась все больше и больше. Я присел, мы смотрели друг на друга молча, она — наклонившись и широко раздвинув ноги, я на корточках, безлично улыбаясь, оглаживая ее зад и играя ее клитором. Смотря ей в глаза, набрал полный рот слюны и плюнул ей на щель, она дернулась и громко сглотнула. Наконец, я залез и языком, от ее задницы, как и от задниц всех вечно немытых христианок Франции, сильно воняло, но я уже привык к этому. Она, вытянувшись, встала на цыпочки.
— И-И-И-ИЙ… — из-за неожиданного, тонкого визга и одновременно начавшихся рыданий ее сестры я чуть было не кончил. Сделав пару глубоких вздохов, успокоился и поднялся, она завозилась, пытаясь тоже встать, но я звучно шлепнул ее по заду.
— Стоять!
Она замерла, тяжело дыша. Повернувшись к ее сестре, я увидел зареванную мордочку, глаза, с ужасом наблюдающие за мной, и руки, локтями вперед, прижатые к лицу.
— Иди сюда ближе, будешь смотреть, — сказал я. Она мелко-мелко закивала и, шатаясь, подошла к нам.
— Опустись и смотри на него, — я положил руки ей на плечи и заставил присесть. Она со страхом смотрела на бурый от прилившей крови член, дергающийся и уже смоченный.
— Сейчас я засуну его в твою сестру, а через некоторое время и в тебя, потому смотри и не бойся, здесь нет ничего страшного, — она завороженно переводила взгляд от члена к уже готовому, мокрому вместилищу своей сестры, смотрела на меня и снова на член. Я ткнул членом ей в лицо, она отшатнулась, и, смеясь, я повернулся к Элен.
Расправив губки, я приставил член и медленно, но сильно надавил. Она под мной завозилась, вынужденно упираясь о стену, я ослабил нажим, затем надавил сильнее и сильнее, она упиралась, стараясь не встать на голову. Наконец я надавил что есть силы, и она заорала, чуть ли не басом: «ОЙА-А-А-А!» Мой член пошел глубоко и свободно, она задергалась, попыталась выскочить из-под меня, но я фиксировал ее зад крепко и не дал свободы. Она внизу горько и жалобно заплакала, а я начал накачивать ее, сначала медленно и нежно, затем все сильнее и сильнее. У нее было там глубоко, но я доставал до самого донышка и ощущал, что ее как бы чуть пробивает всякий раз, как я достаю. Наконец я почувствовал и отдачу — она начала неосознанно поддавать, ее животная суть сама включилась в игру тел. Одной рукой невесомо лаская клитор, другой лаская спину от шеи к заду, я качал и качал ее. Она же сначала неумело, затем уже приноровившись, подмахивала в такт, не переставая громко рыдать.
