Роузи Кукла - Дневник миллионерши

«Проходили практику по разделке тканей. Рядом его кабинет. Мне все время надо внимательно слушать, что говорят, а все мои мысли о нем. Когда дверь открывается, то я ничего с собой не могу поделать и жду появления его. Меня уличили. Девки говорят, что он в командировке, так что успокойся и займись делом. Они смеются и довольно обидно подшучивают. Все нас называют малолетками. Обидно. Я, например, выше многих и буду, пожалуй, красивей их. Еще посмотрим, кто не дорос».

«Запомню этот день на всю жизнь. Это день моего знакомства с ним, моим Серафимушкой. Я все там же. Дежурю у его кабинета. Делаю вид, что осваиваю раскрой. Все на обеде, я жду его появления, он в кабинете один. Это я уже вычислила. Пока ждала, отвлеклась и стала смотреть в окно. Как он подошел, я не слышала. Ощутила его всей спиной. Он подошел сзади и положил мне руку на плечо. Я даже не вздрогнула, знала, что это он. Спросил. Почему не обедаю? Я не могла ответить, горло сразу высохло и перехватило. Спиной чувствую его всего, как будто вижу. В голове одна мысль. Удержать, удержать!!! Он поворачивает меня к себе. Я его не вижу, слезы мешают видеть. Так я ждала его. Спрашивает меня, что случилось? Почему плачу? Я вся дрожу, от волнения онемела. Он, молча, тянет меня под руку к себе в кабинет, сажает на диван. Дает воды. У меня так руки трясутся, что он меня поит. Зубы стучат по стеклу. Делаю два глотка и отключаюсь. Все перед глазами поплыло, его голос слышу, а понять не могу. Потом все, темнота.

Очнулась в его кабинете. Медсестра наклонилась, колдует со мной. Вижу встревоженное лицо и слышу его голос. Он спрашивает сестричку, как я себя чувствую, что надо. Она отвечает ему, что со мной был обморок и мне надо на свежий воздух. Он бросается к окнам, возится и распахивает. Мне становится лучше, и я улыбаюсь ему. Сестра ушла за подмогой. Он присел рядом, взял мою руку. Гладит. Говорит.

— Не пугай меня, слышишь, красавица. — Это он мне! Я в его глазах красавица!!! Спросил меня, как зовут. Ели-ели прохрипела.

Он — Понятно, значит Любочка — однолюбочка.

Я — Спасибо, Серафимушка

Он — Спасибо, за что?

Я — За то, что заметил.

Он — Заметил давно, подойти не решался.

Я — Ты подошел и вот я у твоих ног.

Он — А это правильно? Ты же еще девочка?

Я — Девушка, Любочка — однолюбочка. Мне уже семнадцать

Он — Мне, тридцать семь. Жена, дети, и эта фабрика.

Я — Пусть они будут. Я однолюбочка, Серафимушка. Мне фабрик не надо.

Он — А что тебе надо?

Я — Только одного.

Он — А как же все остальное?

Хотела ответить, но тут входят люди и тянут меня в медчасть. Я только мельком взглянула и вижу его задумчивые глаза, которые смотрят мне в след с вопросом. С этим взглядом я исчезаю надолго»

«На две недели меня упекли в больничный стационар. Между прочим, это по его просьбе, как выяснилось потом. На второй день мне принесла медсестра красивый букет из простых цветов.

— Это от него, — Сказала. — Ой, какой симпатичный и милый мужчина!

Я знала, что это от него. Расплакалась. Опять прыгнуло давление и мне попало. Три дня ко мне никого не пускали. На третий, приехала мама.

После расспросов и слез, я ей все рассказала. Мы сидели одни, на солнышке и я хорошо видела ее глаза. Она с удивлением, долго смотрела на меня, а потом сказала, что она и не заметила, как я выросла. Я стала настоящей красавицей. Так она сказала.

Вместо упреков, она рассказала, как так же влюбилась, как и я, в женатого и умницу. Ее единственного мужчину. А потом, глядя мне в глаза, сказала, что ни о чем не жалеет. И что ей в жизни повезло, она была близка с настоящим мужчиной. Знала, что ее любили, и она любила. И что мы, с Машкой, ее и его любимые дети. А то, что Машка такой родилась, так это за все ее грехи. Сладкие эти грехи, ой какие они сладкие.

Сидели и молчали. А потом она мне говорит.

— Красавица моя, поступай так, как велит твое сердце. Никого не слушай. Это твоя жизнь. Ты ей распоряжаешься сама. Как поступишь, так и будет. Помни, что за все в своей жизни, что ты сделаешь, тебе придется заплатить. Решай сама. Ты стала взрослой и скоро станешь женщиной.

Я подняла голову. А она.

— Да, да родная! Когда ты выбираешь мужчину, то девочка становится женщиной».

«Сегодня состоялся разговор с Наденькой — директрисой фабрики.

Сразу, как только она прошла к себе в кабинет и поздоровалась с нами, ко мне подошла секретарша Наташка, отвела меня в сторону и тихо сказала.

— Слушай, Любка. Я ничего толком не знаю, но вчера слышала разговор на повышенных тонах Наденьки с нашим Геночкой. Такого я не помню ни разу. Они никогда не ругались. А тут. Вообще, что я услышала, так это то, что тебе сегодня «вывернут матку наизнанку», Наденька так и сказала. Ты представляешь! Она так сказала о тебе!

Она сопела напудренным носиком рядом со мной и все озиралась по сторонам. А потом, кивнув кому-то, продолжила.

— А Геночка выходил и так саданул дверью, что у меня чай для Наденьки разлился. Вот, как. Извини, меня. Но я тебя не видела и ничего не говорила. Я молчу, я могила!

И она, улыбаясь всем нам, медленно уплыла за дверь. Девки, меня спросили о том, что этой пигалице от меня нужно. Знали, что она хоть и была воображуля, но без обидной. Она всегда старалась кого-то из нас предупредить заранее, когда нависала гроза над чьей-то головой.

Девки меня тормошили, расспрашивали, а я словно заморозилась. Молчала и пыталась работать. Раскрой был очень сложным, и я все никак не могла сосредоточиться и примериться. У меня все валилось, из рук и голова никак не могла включиться, в работу. Девки и я нервничали.

Я ведь уже давно была у всех их в авторитете, когда настояла на своем и то, что я предложила, решило, наконец, надоедливую проблему с серийным пошивом модели одного очень крупного заказа. А решила я эту проблему не одна, а с мамой. Рассказала ей все и показала. Мы с ней советовались, а потом я, все — таки, нашла наше совместное решение. С той поры я все время стояла на раскрое и не скрою, все заказы сначала прогоняли по моим закройкам, а уже потом, они шли на пошив фабрики, в серию. Это была идея Наденьки, нашей директрисы и меня перевели сюда, рядом с ее кабинетом. Здесь, за стеклянной перегородкой мы колдовали, в составе группы кулибиных, как называли нас все девки, на фабрике. Я этим местом очень гордилась и дорожила. Еще бы! Мне только восемнадцать, а я уже веду всю фабрику за собой! Мама, когда узнала, то написала письмо Наденьке, и я его передала. Она прочитала, а потом долго со мной беседовала в своем кабинете. После чего меня перевели постоянно на это место и присвоили третий разряд. А теперь? Что мне ждать? Понятное дело, не милости. Но, что?