Маркиз де Сад - Жюстина, или Несчастья добродетели
— Гнусный распутник, — проворчал отец Ив, расстегивая панталоны своего собрата, который уже сбросил с себя рясу, — признайся, что есть еще одно место, где бы ты хотел видеть эту штуку, а не только в вагине твоей шлюхи.
— Где же это?
— В твоем седалище, друг мой! В твоей заднице!
— Это правда, — подтвердил Симеон, — погляди хорошенько на этот зад, о котором ты говоришь, погляди, как он хорош, приласкай его, прежде чем забраться во влагалище моей дамы.
— Ага, бродяга, вот чего ты хочешь! — сказал отец Ив, укладывая Симеона на диван и пронзая его своим дрожащим от нетерпения копьем.
— Черт! Черт! — бормотал мой отец, изображая из себя блуднипу и извиваясь как угорь. — Да, черт меня, побери, вот о чем я мечтал!
И развратник тотчас подмял под себя одну из служанок, овладел ее влагалищем и еще сильнее задергался. Но эта церемония была лишь прелюдией, оба скоро успокоились, не потеряв ни капли спермы, и решили внести в сладострастную сцену больше порядка. Этот небольшой предварительный эпизод не помешал им увидеть, что юная Мартина разделась последней, а первой оказалась моя мать.
— Приведем приговор в исполнение, — сказал Симеон. — Дай-ка нам розги, Полина, а ты, отец Ив, держи эту неловкую девку: свяжи ей руки, положи ее себе на колени, а я преподам ей урок; когда она будет в крови, ты займешь мое место.
Напрасно кричала и плакала бедная девочка, напрасно она вырывалась — никто ее не слушал. Симеон, взявши ее за поясницу левой рукой, правой быстро, двадцатью ударами, разукрасил ей ягодицы.
А вы становитесь на колени, перед этим фаллосом, Леонарда, — приказал он другой девочке, — и ласкайте его своими крохотными грудками. Пока я занимаюсь флагелляцией, ты, Люси, должна лобзать мою задницу, которая все еще никак не оправится от натиска этого мула, ты же видишь, как она ждет тебя, приголубь ее скорее, девочка моя. Ты, Полина, предоставь свои прелести моему другу, чтобы вознаградить его за то, что он соизволил держать эту подлую тварь… Вот теперь хорошо! Разве я не говорил вам, что придумаю самую очаровательную композицию на свете? Посмотрите в зеркало, посмотрите, как она восхитительна. Ну что ж, пора сменить позы, отец Ив: становись на мое место, я займу твое, и ты закончишь обрабатывать эту задницу так, чтобы она помнила об этом по крайней мере две недели.
Ив не заставил себя ждать, и несчастная Мартина вышла из его безжалостных рук, обливаясь кровью.
— Итак, наказание свершилось, — заявил Симеон, — надо заняться более приятными делами. Первой оголилась Полина, ты знаешь, как обещали мы вознаградить этот акт послушания, отец Ив: насади ее на свой кол, а я буду твоим сводником, но с условием, что потом ты послужишь мне педерастом.
— Я согласен, — сказал отец Ив, — я давно, по примеру великого Цезаря, мечтал быть мужем всех женщин и женой всех мужчин.
Моя матушка заняла свое место: блудница уже настолько разгорячилась, что не удержалась от оргазма. Симеон самолично взял в руки член собрата и аккуратно затолкнул его в пещерку.
— Ах, гром и молния! — вскричала моя мать, почувствовав в своем теле огромный предмет. — Какой же он большой… Я кончаю!..
А в это время Симеон овладел задницей того, кто наставлял ему рога; он проник в нее, не потрудившись увлажнить проход, и за два толчка достиг дна, его соперник также вошел в самую глубину зада Полины… Оба сосредоточенно совокуплялись, оба яростно двигали всем телом, их движения напоминали морские волны, вздымаемые неистовым аквилоном. Но им недоставало пряных эпизодов, и мой отец подал голос:
— Иди сюда, Мартина, и садись верхом на спину Иву, я буду целовать твою жопку, совершая содомию с обидчиком моей возлюбленной, ты, Леонарда, оседлаешь грудь Полины и закроешь ей рот своим влагалищем, эта лесбиянка пососет тебя: она любит ласкать женщину, пока ее сношают; отец Ив полижет твои ягодицы, потому что иногда необходимо целовать задницу, когда прочищаешь чью-то вагину, это служит хорошим противоядием.
— А я, — спросила Люси, — что делать мне?
— Ты будешь пороть меня, — сказал Симеон, — и время от времени подставлять мне для поцелуя то рот, то зад; потом потанцуешь вокруг нас, как Давид вокруг ковчега, а заодно будешь приседать, чтобы помочиться и испражниться: сильные запахи сильнее возбудят нас. Во время оргий надо испробовать все: чем грязнее воображение, тем слаще удовольствие. Какое может быть совокупление без гнусностей! Все пороки становятся в хоровод, держат друг друга за руки, вдохновляют друг друга, когда мы сношаемся.
— Пусть она подаст нам выпить, — сказал отец Ив, — я люблю пьянеть, предаваясь утехам плоти, я, как и ты, друг мой, полагаю, что все пороки придают новые силы этому высшему пороку, надо лишь уметь соединить их в момент извержения. Все допустимо, когда человек возбужден, чем многообразнее удовольствия, тем они сладостнее.
— Ладно, кончай скорее! — откликнулся мой отец. — А то сперма бросится тебе в голову, и ты скоро перестанешь соображать, что говоришь.
— Черт меня побери! По крайней мере я докажу тебе, что я знаю, что делаю: чтобы не посеять плод в чреве этой сучки, я солью свой сок на ее живот.
— Нет, нет, — запротестовал Симеон, обеспокоенный добродетельным порывом друга, — не думай об этом, в нашем саду много места… продолжай сношаться, дорогой, а если шлюха забеременеет, я приму необходимые меры.
Вдохновленный этими словами. Ив удвоил свой пыл, движения моего отца распалили его окончательно, и оба одновременно испытали наивысшее наслаждение, оба при помощи умелых наперсниц сбросили в предназначенные для этого сосуды густую сперму, которая так кружила им головы. Но будучи слишком развратными, чтобы остановиться на этом, они лишь поменялись местами. Теперь Ив сношал Симеона, который совокуплялся с любовницей своего собрата, обе девочки давали им лобзать свои ягодицы, а Полина взяла на себя хлопоты по разжиганию похоти. Она делала это с таким искусством, она настолько хорошо удовлетворила по очереди все нужды природы, что очень скоро второе семяизвержение увенчало экстаз наших монахов.
— Уф, — удовлетворенно крякнул мой отец. — Пора передохнуть. Мой член теперь не встанет, пока я не залью в себя шесть бутылок шампанского.
Воспользуюсь этой передышкой, чтобы сообщить вам о том, что происходило между мной и братом во время того впечатляющего спектакля.
Эгль то и дело отказывался от роли зрителя, чтобы предпринять активные действия; поскольку позиция, в которой я находилась, затрудняла его наслаждение передней частью моего тела, маленький распутник занялся задницей. Он поднял мою рубашку, заправил ее под корсет и, получив в распоряжение мой зад, осыпал его горячими поцелуями. Не имея недостатка в примерах для подражания, плутишка раздвигал мне ягодицы, вставлял в отверстие то язык, то палец, а под конец, навалившись на меня, умудрился достать своим небольшим инструментом до преддверия вагины. Затем, приободренный этими предварительными упражнениями, он сказал мне, когда наши актеры в соседней комнате сели за стол:
