Людмила Молчанова - Трудные дети (СИ)
- Разве? - он с сомнением хмурил густые брови. - Я не слышал.
- Забыли, наверное. Он говорил.
- Ну раз так, то ладно. Кстати, насчет твоей Аргентины. На Новый Год поедешь туда? Вылет двадцать девятого.
- Поеду, конечно.
- Вот и договорились, - хлопнул в ладоши Яша, обрадованный моей сговорчивостью. Обычно я всегда права качала и мучила мужчину до последнего, выбивая для себя самое лучшее. А тут все на его усмотрение оставила и даже не спросила ничего. - Ты куда сейчас?
- Домой. Куда же еще?
Моим планам не суждено было сбыться. На подземной стоянке, небрежно опираясь спиной на мою машину и упираясь ногой в колесо, стоял улыбающийся во все зубы Трофим, практически не изменившийся за столько лет.
- Это кто? - полувопросительно уточнил Яша. - Друг твой?
- Знакомый, - процедила я сквозь зубы, терпеливо снося изучающий взгляд старого товарища. - Очень давний.
- Помощь не нужна?
- Нет.
- Ну, я пошел тогда, - Яша неуверенно оглянулся через плечо, крякнул и вразвалочку направился к своей машине.
Он действительно почти не изменился. Все та же вихрастая голова, кончики русых волос касаются жесткого ворота дорогой белой рубашки. На куртке блестит растаявший снег. Глаза озорные, мальчишеские.
Лешка всегда себя преподносил и вел как мальчишка, и таким остался спустя годы. Бесшабашный, дерзкий, непостоянный и вообще не понимающий, что такое упорядоченность и постоянство в жизни, зачем они нужны. Он мог выйти из дома за хлебом, а поехать, например, в Китай. И вернуться через неделю как ни в чем не бывало.
Но я знала этого бесшабашного, расхлябанного, в доску своего парня, а теперь мужчину, немного лучше. Свободная от сумочки рука скользнула по блестящему меху, поглаживая его в мягкой ласке, нырнула в карман и успокоено легла на холодное лезвие, приятно согревающее душу.
- Я до последнего не верил, - насмешливо сказал Лешка, отбивая неопределенный ритм по колесу. - Решил увидеть своими глазами.
- Увидел?
- Угу.
- Поверил?
- Не совсем. Смерть тебе к лицу, Саша.
Холодно улыбнулась, подходя ближе. Это был не Марат.
- Мне все к лицу.
- Как подлецу?
Моя холодная улыбка, не содержащая ни одного теплого чувства, в один момент угасла.
- Чем обязана?
- О, моему любопытству.
- Удовлетворил его?
- Не совсем.
- Когда ты стал играть роль мальчика на побегушках, а, Леш? Помнится, даже во времена буйной молодости ты не соглашался быть посыльным.
Теперь увяла его широкая улыбка.
- Я не посыльный, Саша. Я пришел, потому что захотел. Мы же, в конце концов, с тобой старые друзья.
- Что ж, пусть будет так. Это все? - вежливо выгнула бровь и выжидающе уставилась на мужчину. Лешка был если не опешившим, то слегка озадаченным и сбитым с толку. Не знаю, что он ожидал увидеть и услышать, но явно не этого.
Тем не менее, Трофим взял себя в руки, послал мне свою фирменную улыбку и предложил вместе поужинать, чтобы "наверстать прожитые друг без друга годы". Паяц.
Я согласилась, не выдавая собственной настороженности, однако ехать с ним куда-либо отказалась, предложив посетить вполне себе неплохой ресторан на первом этаже нашего бизнес-центра, где меня каждая собака знала.
- Добрый вечер, Александра Леонидовна, - знакомый молодой официант приветливо поздоровался со мной, подал меню Трофиму, а затем мне.
Я покачала головой.
- Не надо, Миша. Мне как обычно.
- Понял, - понятливо кивнул парень. - Сейчас принесу, Александра Леонидовна.
Сидеть в тишине было слегка напряжно, поэтому я потянулась за сигаретами. Трофим тоже. Мужчина хмыкнул, извлек из кармана брюк зажигалку, прикурил и одним движением запустил ее по гладкой поверхности стола. Я поймала ее у самого края.
Лешка вальяжно откинулся в глубоком кресле и с удовольствием выпустил густой туман дыма в сторону. Я сделала точно также и принялась ждать, когда вернется Миша с моим заказом.
Мы не разговаривали, но Трофим глаз с меня не сводил. Теперь, когда шуба осталась в гардеробной, мужской взгляд получил полный доступ к Александре Герлингер, а посмотреть было на что. Особенно в сравнении с Сашей Лилевой, к которой Лешка все время мысленно возвращался.
- Дыру протрешь, - ни к кому конкретно не обращаясь, сказала я.
- Не думаю. Тебя ничто не берет. Где уж мне-то? Ну, рассказывай.
- О чем?
- Как жила?
- Отлично. Разве не видно?
Трофим слегка прищурился.
- Я же говорил, что для мертвеца ты очень даже. Не скучала по мне?
Закинула ногу на ноги и расправила эластичную ткань платья на коленях.
- А должна была?
- Вот я и спрашиваю. Неужели ни разу за столько лет не появилось желания проведать старых друзей? Навестить их? Сказать, что все хорошо.
- Ни малейшего.
- Сердца у тебя нет.
Легко пожала плечами.
- Чего нет, того нет.
К столу подошел Миша, аккуратно поставил передо мной чашку кофе и пирожное с вишенкой сверху. Я кивнула, взяла ложку и неспешно покрутила ее между пальцев, примеряясь к кулинарному произведению искусства и так, и эдак.
- Что-то еще, Александра Леонидовна?
Когда молодой официантик снова меня по имени-отчеству назвал, Трофим с едва сдерживаемым смехом закашлялся и поспешно прижал к губам кулак.
- Нет, Миша, спасибо. Можете идти, - дождавшись, пока парень отойдет, отправила вишню в рот и невозмутимо уточнила: - Ты не подавился часом, мой старый друг?
- Ну что ты, Александра Леонидовна, - ехидно оскалился. - Я аккуратен. Надо же, - хмыкнул он. - Всю жизнь Сашкой была из-под забора, а теперь...Александра Леонидовна.
- Для тебя я никогда Сашкой из-под забора не была.
- Неужели? Марат тебя из помойки вытащил...
- Марат. А не Алексей Трофимов.
Меня так очень давно не оскорбляли. И дело не в его словах, дело во взгляде, которым на меня давно - очень давно - ни одна тварь не смела смотреть.
Я была недосягаемым совершенством. Идеальной, лощеной и знающей себе цену. И цену немалую. Максимум, что позволялось, - смотреть с восхищением. С желанием, полного восхищения, уважением, полного восхищения, страха, полного восхищения...Доступ к моей персоне имели лишь избранные, те, кого я считала достойным себя, а самооценка у меня была очень большая, но не завышенная. Я столько сил приложила, чтобы создать госпожу Герлингер, до которой в прыжке никто не доставал, и могла себе такое поведение позволить.
И на меня давно не смотрели с грязной похотью, со снисхождением и брезгливостью. Я отвыкла от такого. На Сашу из-под забора могли так смотреть, а на меня - нет. Однако Трофим себе это позволял.
