Антон Антонов - Великий Волшебник

Лестница вела из полутемного подземелья в совершенно темный зал.

Лена сняла со стены факел и пошла вверх по лестнице.

Валя и Анти шли следом.

Войдя в зал, они наткнулись на огромную каменную чашу. Едва факел оказался рядом с нею, язык его пламени превратился в подобие длинного горящего шнура. И тотчас же в чаше вспыхнул огонь. И три свечи — одна большая и две маленьких на одном подсвечнике — вспыхнули тоже.

Лена без подсказок поняла, что нужно делать. Она взяла большую свечу. Валя и Анти взяли маленькие.

Лена пошла по середине зала, зажигая огонь в больших и малых чашах по обе стороны от своего пути.

Валя и Анти зажигали свечи, рожки и лампады вдоль стен. Аромат воска, ладана и сандала распространился по залу. В зале становилось все больше света. Со стен на чаши с огнем

смотрели лица пророков. Свечи освещали свитки со священными текстами.

Светильники, тремя рядами окружавшие по периметру каменную плиту, вспыхнули одновременно.

Текст был написан по-русски. Лена прочитала его почему-то полушепотом, и этот полушепот гулким эхом разнесся под сводами Храма Огненных Чаш.

— Женщина, идущая впереди, зажжет два факела для огня Великой Чаши. И две нагие девственницы, похожие друг на друга, как две капли воды, войдут с факелами в алтарь и зажгут Великий Огонь, возгласив священные имена Волшебного Заклинания: «Артур. Аркадий. Сандра. Сандомир».

Тут же лежали оба факела — тригон и квадригон. Горелки тригона выстраивались в трезубец, а квадригона — в две пересеченные буквы «V».

Лена одновременно окунула их в чашу с огнем и протянула подругам. И тут же замелькали в воздухе фосфоресцирующие разноцветные тени и зазвучали под сводом разбивающиеся на осколки эха крики:

— Сандра! Сандра! Сандра! — и веселый заливистый смех.

К этим крикам добавились и другие. Чаще всего звали Артура, но упоминались и Аркадий, и Сандомир.

Вдруг чистый девичий голос откуда-то из-под самого свода прокричал нараспев, протяжно и торжественно:

— Алиллуия Адонаи Шебаот!

И другой голос, тоже девичий, затянул с другой стороны:

— Pater noster, qui est in coelis! Sanctificetur nomen tuum, adveniat regnum tuum, fiat voluntas tua, qui in coelo, etiam in terra…

Этот голос утонул в новом возгласе, который повторился четыре раза, прежде чем угас.

— Ом мани падме хум! Ооом мани падме хуум!

С каждым разом этот крик становился все протяжнее и все тише, и наконец затерялся в звоне колокольчиков и стуке индийского барабана, на фоне которого набирал силу голос, поющий Маха-мантру:

— Харе Кришна, Харе Кришна, Кришна, Кришна, Харе, Харе! Харе Рама, Харе Рама, Рама, Рама, Харе, Харе!

И долго голоса, похожие на эхо продолжали славить божественные имена во множестве мелодий на множестве языков.

А когда нагие девственницы поднимались в алтарь по ступенькам, ведущим с двух сторон к Великой Чаше, ангельский хор запел «Кюриэ Элейсон», и откуда-то пробился старославянский глас, который подобает произносить лишь священникам — но и его пропела звонкоголосая девушка:

— …Яко твое есть царство, и сила, и слава, Отца и Сына, и Святаго Духа ныне и присно и во веки веков.

Хор пел на разные голоса и с разными акцентами «Аминь», «Амен» и «Оумин», когда два факела с разных сторон коснулись краев Чаши и, выбросив сноп искр, поднялся из Чаши Великий Огонь.

Голоса Вали и Анти перекрыли хор.

— Артур! Аркадий! Сандра! Сандомир!

И тотчас же вспыхнули тысячами огней люстры под сводами, и в зале стало светло, как при свете дня. Цветные фантомы исчезли, разбросав в воздухе негаснущие искры, хор смолк, оставив после себя только угасающее эхо.

На мгновение наступила тишина.

Но эту тишину прорезал тот голос, который начал пение под сводами. Голос этот искрился безграничной радостью, когда, растягивая до бесконечности первую гласную и гортанное придыхание следом за нею, пропевал имя Бога, которое никогда не произносят в церквах и синагогах и безбожно перевирают в каббалистических заклинаниях:

— Алиллуия Яхве Шебаот! Алилуия Я-а-ахве Элоха-а-а!

Перстень Сандомира

Странным образом вслед за днем в местности вокруг замка наступил вечер, который плавно перешел в ночь. Солнца на небе не было, но горизонт старательно изобразил закат, а небеса устроили вечерние сумерки вкупе с налетом туч.

Наступила ночь, а с нею пришла гроза и ливень.

Крыша башенного каземата оказалась дырявой. Амиго часа полтора покорно принимала нашествие стихии в виде холодной воды, капающей с потолка, и кинжальных молний, норовящих прорваться сквозь зарешеченное, но незастекленное окошко.

Потом пришла Вероника и на коленях упросила подругу спуститься вниз. Шрамы Вероники еще не затянулись окончательно, однако к этому шло, и очень быстро.

Амиго согласилась.

В каминном зале ее укутали в плед и посадили у самого огня. Остальные расположились на коврах и в креслах вокруг столика, где стояли бутыли и бокалы, а между ними — игрушечный трон. На троне восседал Сандомир в бархатной мантии и с трезубцем в руке.

Все присутствующие предавались своему излюбленному занятию — они ничего не делали. Все свечи в зале были погашены. Аркадий взялся было штудировать энциклопедию по порядку следования томов, но Сандра задула семисвечие, возле которого он пристроился.

Фантомы куда-то исчезли, едва началась гроза.

Единственным источником света оставался камин. Его пламя отбрасывало на стены причудливые тени.

Аркадий вертел в руке свой перстень с изумрудом. Он долго разглядывал камень на свет — на фоне багрового пламени изумруд казался почти черным и точно таким же был рубин Сандры.

Потом они с Сандрой поменялись кольцами. Но золотой перстенек с рубином с трудом налезал Аркадию на мизинец, а платиновое кольцо с изумрудом не держалось даже на большом пальце Сандры.

Почему-то Аркадий не захотел брать свое кольцо назад, и Сандра положила его слева от трона Сандомира.

— Ты похож на Нептуна, — шепнул Сандомиру Аркадий и положил второй перстень справа от него.

Сандомир не был похож на Нептуна. Для этого у него была слишком маленькая бородка и слишком молодое лицо.

Скорее прав был Кир — Сандомир походил на главного героя рок-оперы «Jesus Christ Superstar».

Часы ударили полночь.

Заблестели в воздухе цветные искры и стали проявляться то тут то там нагие девичьи тела. Слышался тихий смех. Это возвращались фантомы.

Черный рубин и черный изумруд вдруг осветились изнутри своим природным цветом. Сначала появились точки — красная и зеленая, а потом камни словно вспыхнули, выбросив из себя по лучу.