Урфин Джюс - Зарисовки.Сборник
Сгрузив все фигуры на доску и расставив их там в хаотичном порядке, Андрей уходить не спешил.
– Что? – раздраженно выдохнул Макс.
– Мяч.
Макс опустил взгляд на мяч, в который он вцепился со всей дури и сильным толчком кинул его в Андрея. Хотелось в лицо, в эту наглую усмешечку, но пришлось метиться ниже. Мяч глухо стукнулся о грудную клетку, Андрей перехватил его и неторопливо пошел на площадку, где его явно заждались. Подхватив трость, Макс извинился и заковылял в тенек. Бесит! Наглый засранец! Макс сильнее сжал набалдашник и жадно втянул воздух, словно животное, пытаясь уловить в воздухе хотя бы пару нот острого аромата. Свалить на экскурсию на пару дней? Яркий рекламный проспект обещал, как минимум, поставить Макса на ноги... Подальше. Подольше.
Курортное время идет странно. Дарит ложное ощущение неторопливой размеренности, выдавая день за неделю, сметая границы между незнакомыми людьми. Будто живешь тут давным-давно. Может, за пару дней бьющий энергией Андрей найдет себе другой объект для атаки? Решено. Макс направился в номер, дозваниваться и обговаривать экскурсию.
Тащиться пять часов на машине по жаре, чтобы два часа бултыхаться в источнике, было глупо. Макс гонял разваренную макаронину по блюду. Аппетита не было, но путевка включала всего один обед, а покупать еду на улице Макс не хотел. Ночевка в сомнительной чистоты гостинице, быстрый заплыв с утра и опять пять часов по тряской дороге. Дурак.
В профилакторий он вернулся раздраженным и тут же наткнулся на Андрея. Окинув хмурым взглядом парня, курящего в компании какого-то длинного белесого хлыща, буркнул приветствие и потащился в номер. Хотелось быстрее, но нога после пятичасовой дороги была словно чужая. Макс всем нутром чувствовал взгляд Андрея. Жалостливый, поди, взгляд? Ну смотри… смотри. Я старый и хромой. Да.
Смыв с себя дорогу и почти смыв негатив, Макс завалился на кровать и лениво защелкал пультом. Три местных канала не отличались насыщенной сеткой вещания. Убаюканный невнятным бормотанием, Макс уснул.
Просыпался он тяжело, жарко плавая в томном желании. Еще чуть-чуть… ну же… – тянулось за лаской тело. Вцепиться ладонями в узкую талию и кончить на верткую загорелую спину, что яркой картинкой выплыла из марева сна. Макс, сжав член и стиснув зубы, чтобы не стонать, сплюнул на руку, быстро довел себя до кульминации. Влез же, паршивец, в сон. Хороший сон. Горячий. Макс помотал головой, вытряхивая фрагменты ярких воспоминаний, и пошел в душ. Контрастный душ и прогуляться до завтрака, и надо прихватить что-нибудь съедобного для наглой белки.
Его нагоняли. Макс посторонился, немного уступая дорогу бегуну. Захотелось спрятать трость – было неловко путаться у людей под ногами со своей хромотой, вызывая незапланированное чувство вины.
– Привет. Гуляешь?
Андрей остановился перед ним. Темный треугольник пота на груди, спутанные, явно нечесаные с утра, волосы, тяжелое дыхание.
– Привет.
Макс сошел с тропинки, демонстрируя нежелательность контакта. Опершись плечом о дерево, задрал голову, рассматривая небо сквозь кроны деревьев. Мол, вали, дышу я тут. Андрей шагнул следом. Макс уже приготовил пару колких холодных фраз, что отсекут любое желание к общению, когда Андрей дернул его за плечо и тут же толкнул в грудь, пришпиливая к стволу. Вломился влажным коротким поцелуем. Отстранился и замер. Реакцию! Он ждет реакцию. Вмажь ему! Оттолкни! Макс вцепился пальцами в майку парня и притянул его к себе, вжимаясь неловкими жадными губами. Не поцелуй даже. Андрей расслабился, выдохнул в губы и ловко заскользил руками по телу. Плечи – шея – грудь. Вклинил коленку между ног, притерся всем телом, и назад. Грудь – шея – плечи. В ушах шумело. Привкус зубной пасты, запах хвойного леса, жесткая кора между лопаток, острый запах чужого тела... Волшебная сила природы, блядь. Хрен переспоришь.
Разные
Он кивает мне, принимая к сведенью, и осторожно выгребает ложкой пену капучино. Прикидываю, как быстрее закруглить спонтанную и ненужную встречу. Зачем я вообще навязал себе этот марш-бросок по знаковым местам? Из-за засевшей в подкорке случайной фразы. Хитросплетения неосязаемой, но крепкой интернет-дружбы. «Его нет. Он фейк, набор смайлов и буквенных символов, порой интересно и причудливо выстроенный в небанальные фразы, щедро разбавленные музыкой, томительной и уж какой-то слишком разномастной, но объединенной хрипловатой, перченой, трагической ноткой». Его нет.
Мой взгляд медленно кочует по столикам, и только периферия цепляется за человека, которому мы, перекидываясь пустыми ленивыми фразами, давно вынесли приговор. Дураки. Кошусь на мультяшную татушку, слегка вылезшую на кисть из-под рубашки. Она будто показывает мне язык, надменно фыркает и поправляет: «Старые дураки».
– Не вкусно, – отпихивает он чашку.
Этот капризный жест раздражает. Устало прикрываю глаза, с силой потираю веки и уже откровенно прячу зевок в ладонь. Почему-то из глубин подсознания всплывает школьный урок химии и очень зрелищный трюк взаимодействия натрия с водой. Раздраженное кружение кусочка металла по периметру чашки, неприятный запах и полученная в результате щелочь... Да. Похожее на щелочь настроение я пытаюсь удержать в не сильно герметичном контейнере вежливости.
Демонстративно отхлебываю из чашки и уже готов пожать плечами, мол, «нормальный напиток, я тебя не понимаю», когда нёбо оцарапывает неприятный привкус синтетических сливок и в нос бьет заметный запах дешевого одноразового пластика.
– Бр-р, – отодвигаю от себя стакан как можно дальше. – Дерьмовый кофе, – на помощь приходит затрепанная фраза американских фильмов.
– Жуткая жуть, – возвращает мне другое поколение почти детскую присказку и тянется за рюкзаком, чтобы оплатить это безобразие.
Он смотрит на мир через затвор, быстро отщелкивая собственные впечатления дорогой фотоигрушкой. Сожаление, разбавленное легкой завистью, слегка трогает мою душу. Как можно пользоваться ею как простой «мыльницей»? Бездумное щелканье поверхностных впечатлений. Пялюсь хмуро на вековые булыжники, колкое недовольство острыми фразами выпирает из гладкого полотна моего исторического повествования. Лицо отлепляется от объектива и обращается ко мне. Я почти физически чувствую его бессовестно любопытный взгляд. Как чужой ребенок, не обремененный еще нормами воспитания, наивно присваивает себе чужую вещь, так и этот… без малейшей неловкости таращится глазищами в лицо, тщательно ощупывая чужие эмоции.
– А в этом, – он похлопывает ладонью о ковку забора, – в этом, – притоптывает ногой (как же называется эта их обувь?) булыжники моей мостовой, – в этом, – кивает он на растрескавшуюся кору лукоморского дуба, – есть твоя история?
