Заложник зла (ЛП) - Дарк Рэйвен

На столе, спереди и посередине, лежит библия, и, самое главное, на стене прямо над кроватью висит распятие.

С первой минуты мне стало ясно, что мы со Спайдером из разных миров. Я выросла дочерью пастора, а он преступник и убийца. С тех пор как я встретила его, я думала, что религия не может играть никакой роли в MК для мужчин, чья жизнь по умолчанию основана на жестокости, насилии и грехе. Глядя на Библию и крест, я моргаю, чувствуя, как будто два моих мира внезапно столкнулись с такой силой, что осознание этого на мгновение преодолевает панику, колотящуюся в моей груди.

Терять концентрацию рядом с этим человеком опасно. Я заставляю себя посмотреть на него, сосредоточиться только на нем и на том, что сейчас произойдет.

— Ты ведешь себя неразумно, — говорю я. Глупо и бессмысленно, но я не могу заставить себя принять это.

— Неужели?

— Да. Ты пытал меня! — я огрызаюсь.

Он качает головой. — О, моя Маленькая Дикая Кошка. Ты называешь это пыткой? Это была детская игра.

Сглатываю.

Это заявление заставляет мои мысли разлететься в миллионе направлений на вспышке чего-то близкого к ужасу.

Мой взгляд скользит к библии на столе. Ее присутствие кажется насмешливым, жестоким даром, оставленным Богом, который оставил меня. Хотела бы я, чтобы она исчезла.

Спайдер проследил за моим взглядом и подошел к столу, подняв бровь и взяв библию. Он смотрит на книгу так, как будто она ему чужда, и тянется к ящику стола. Затем он ловит мой взгляд. Должно быть, он видит облегчение на моем лице, потому что ухмыляется и вместо того, чтобы спрятать книгу с глаз долой, кладет Библию обратно на стол, прямо там, где я могу ее видеть.

Я закатываю глаза, внезапно сожалея о том, что вообще рассказала ему что-либо о своем воспитании.

Он подходит и встает в изножье кровати. — Иди сюда.

Прикованная к месту у двери, я делаю что-то столь же бессмысленное, как и все, что я говорила или делала с тех пор, как мы вошли в эту комнату. Я качаю головой.

Он приподнимает бровь. Когда он говорит, его голос низкий и мягкий, спокойствие в нем леденящее. — Если мне придется тащить тебя сюда самому, тогда то, что случится с тобой сейчас, будет намного хуже.

У меня пересыхает в горле. Он говорит серьезно. Я вижу это в его холодных, безжалостных глазах. Мой мозг лихорадочно ищет выход, которого нет.

Мои ноги угрожают подогнуться, я иду через комнату, чувствуя себя так, словно к моим лодыжкам привязаны тяжелые цементные блоки. Я останавливаюсь перед ним.

— Раздевайся.

И вот, начало рутины, которая стала до боли знакомой. Что за чертовщину он придумал для меня на этот раз?

Образ меня, выставленной напоказ перед всеми присутствующими здесь мужчинами, большинство из которых я никогда не видела до сегодняшнего дня, мелькает в моем сознании. Унижение обжигает мои щеки, я медленно, прерывисто выдыхаю.

Дрожащими руками я снимаю с себя одежду, а Спайдер как загипнотизированный следит за каждым движением. Когда я снимаю рубашку Страйкера и снимаю топ, его глаза скользят по порезам, которые он оставил на моей груди, и блуждают по ней. Его язык облизывает губы. Мои соски мгновенно напрягаются, как будто он их лизнул.

Я снимаю обувь и носки. Его взгляд пылает чистой похотью, когда он смотрит, как я расстегиваю и снимаю штаны. Его горло сжимается, когда взгляд фиксируются на выпуклости моих бедер, на стыке между моими бедрами, впитывая меня, как будто это его право.

Он видел меня такой много раз раньше, и все же он все еще так реагирует. Одержимость в этом взгляде, каким бы холодным он ни был, все равно заставляет мою кровь подниматься до небес.

Как только я раздеваюсь, он хватает меня за запястье и тащит в ванную.

Спайдер дает мне две минуты, чтобы принять душ. Он жесток, приказывая мне поторопиться, пока я мою голову и вытираюсь, не давая мне времени насладиться прохладной водой, струящейся по моему телу и смывающей дорожную пыль и дневную жару.

Когда я заканчиваю, он вытирает мои волосы насухо, быстро протирает мое тело, а затем протягивает мне зубную щетку, оставленную на стойке и все еще в упаковке. Скрестив руки на груди, он наблюдает в зеркале над раковиной, как я чищу зубы.

Глядя в зеркало впервые с тех пор, как мы покинули Каспер, я чуть не подавилась зубной щеткой, увидев следы, которые он оставил на мне. До сих пор у меня не было возможности взглянуть на то, что он сделал со мной.

— Спайдер, — рычу я, поворачивая к нему голову. — Зачем ты это сделал?

Он стоит в дверях, его улыбка — чистое зло, его глаза впиваются в отметины на моей груди.

Я злюсь, глядя на свое отражение в зеркале.

Десятки неглубоких рубцов создают калейдоскоп линий, которые пересекаются в центре моей груди, прямо над грудью. Они нарисованы как спицы на колесе, с соединяющими их кругами, каждый из которых становится меньше к центру.

Паутина. Чертова паутина Спайдера.

Я стискиваю зубы, засовывая зубную щетку в чашку на раковине, прежде чем решаю воткнуть ее ему в глаз. — Ты покойник. Я клянусь.

Он смеется низким сексуальным звуком, от которого паутина, которой он меня заклеймил, начинает покалывать. Он медленно подходит ко мне сзади, обнимает меня за талию и разглядывает узор на моей груди.

— О, да ладно тебе, Дикая Кошка. Разве так должна разговаривать дочь пастора? И с мужчиной? — он целует меня в плечо. — Разве в вашей Колонии нет всего этого женского подчинения?

Я смотрю на него, скрипя зубами. Он действительно использует это против меня?

— Я. Ненавижу. Тебя.

Он кусает меня за плечо. Затем он отпускает меня и хлопает по бедру. — Поторопись. Из-за тебя я опоздаю в церковь, и я отшлепаю тебя по заднице.

Я рычу на него и заканчиваю.

Почему, черт возьми, они называют это церковью? Из всех вещей, которой байкеры могли бы назвать свои встречи, это должно быть что-то, что напоминает мне о Колонии. Я знаю, что в том, что происходит в этой церкви, нет ничего Божественного.

Вернувшись в спальню, Спайдер хватает меня за запястье и снова подходит к изножью кровати. Он притягивает меня к себе. Его пальцы убирают мои влажные кудри с моего лица с осторожностью, которая, казалось бы, противоречит этой хватке на моем запястье, за исключением того, что эта нежность снова напоминает о мужчине, заботящемся о своей любимой игрушке.

Я облизываю губы. — У тебя встреча, — слабо напоминаю я ему. — Я слышала, как Драгон сказал, что у тебя есть десять минут. У тебя нет на это времени.

— Хорошая попытка. Ты не выберешься из этого.

Нет никакого предупреждения. Спайдер разворачивает меня так, что я оказываюсь лицом к кровати. На полсекунды я чувствую, как его грудь прижимается к моей спине, а затем он хватает меня за плечо и толкает лицом вниз на изножье матраса.

Внезапная агрессия вызывает у меня панику, и я плачу в одеяло. Я вскидываю голову. Его большая ладонь прижимает мои плечи вниз, перекинутая через мою спину, другая ладонь прижимает мою щеку к кровати.

Осознание его намерений пронзает меня насквозь. Ожидая, что он возьмет меня сзади прямо здесь, как он так часто угрожал сделать, я пытаюсь приподнять плечи, но он удерживает меня на месте обеими руками. Его бедра прижимают мои к изножью матраса, не оставляя мне выбора.

— Стой спокойно.

— Ты не можешь этого сделать! — мой голос звучит задыхающимся и высоким сквозь стук моего сердца в ушах. Я извиваюсь и встаю на дыбы.

— Стой спокойно, или я сделаю это там, где все смогут посмотреть.

Я замираю, мой желудок переворачивается.

Каким бы ужасным и унизительным ни было то, что грядет, по крайней мере, мы одни. Никто другой не должен видеть, как я обнажаюсь для его использования и уничтожаюсь этим человеком по кусочку за раз. Если бы он сделал это публично, каждый мужчина, который его увидит, знал бы, кто он такой, но я не собираюсь обманывать себя. Каждому из них было бы все равно. Действительно, им, вероятно, понравилось бы это шоу.