Хорошая девочка (СИ) - Кистяева Марина
Ой дура!
Не она, Ксения, а Лиза.
Нашла кем манипулировать. Юристом! Ну-ну.
– Она уехала к маме? – выдала Ксения. Эта мысль всё ещё не давала покоя. Хотелось подтверждения от него.
– В десяточку…
Точно дура.
– И?..
Ксения жаждала продолжения. Начал говорить – пусть продолжает.
Она услышала «тянет к тебе»… Просто еще не осознала до конца.
А кофе получился у Юрия вкусным. Да-да, вкусным.
– Я попросил не возвращаться. Когда между нами случился секс в доме у матери, мы уже с ней не жили. Мать не соврала тебе. И да-а, – он выдержал паузу, буравя Ксению сердитым взглядом, – я никогда не разговаривал с Лизой о тебе. Как не хочу обсуждать ее с тобой. Если у тебя есть какие-то принципиальные вопросы – озвучивай. Я отвечу.
Ладно… Ладно, сам разрешил.
– В браке я с тобой не кончала. Откуда она могла это знать?
Он повел широкими плечами.
– Предположила? Вспоминай, Ксюх… Свою реакцию. Она брякает что-то, пытаясь тебя задеть, дальше смотрит, изучает и пытается выловить слабину.
У Ксении возникло чувство, что один позвонок вытащили у нее из позвоночника. Она разом ослабла, плечи опустились.
– Меня развели, – призналась она.
– Не развели. Ты честный и порядочный человек. Открытый. И без зубов.
– Даже у Ванька они есть…
– Будете, значит, отращивать вместе.
– Я поэтому и пошла в бокс…
Хованский тотчас поморщился.
– В боксе люди теряют зубы.
Развивать тему Ксения не стала. В затылке запульсировало. Слишком много информации и полутонов.
Еще сам Юра у нее в квартире.
И ключи…
– Юр, я все же предпочла бы, чтобы ты мне вернул ключи.
В комнате повисло тягостное молчание. Ему не нравилась ее настойчивость.
– А если что-то с тобой случится? А?.. Зима, ты затемпературишь. Такое может быть? Может. Всегда у кого-то должен быть запасной комплект.
Несмотря на произносимые слова, Юрий шмякнул перед ней на стол связку ключей. Ксения посмотрела на них невидяще. Надо брать.
Она протянула руку и отодвинула их от себя.
– Ты прав.
Юрий снова приглушенно выругался и уперся ладонями в стол, нависнув над ней.
– И еще. Мы едем к матери на Новый год.
– А если я не хочу? – из чистого противоречия выдала Ксения, скрещивая руки на груди.
Хованский прищурился и склонился к ней.
Прижался лбом к ее лбу.
И она сразу капитулировала…
– Ты не хочешь? – Его голос как-то странно дрогнул.
Дрогнула и сердечная мышца Ксении.
– Не в этом дело…
– Хорошо… Спрошу иначе… Ты не хочешь встречать Новый год со мной?
– Ты сошел с ума, Хованский?
– Сошел. А что, еще не видно? Поехали, Ксюш… Прошу. И прошу – дай мне шанс. Я хочу исправить то, что натворил.
ГЛАВА 17
– И что ты такого натворил?
Нет, все-таки женщины не умеют держать язык за зубами.
Этот вопрос Ксении не давал покоя целую неделю. Она вертела его и так, и этак.
Наконец, спросила. Не выдержала.
Ну вот. Молодец, что тут скажешь.
Они выехали пятнадцать минут назад. Могла хотя бы дождаться, когда основную дорогу проедут. А тут нате вам, пожалуйста, сразу, с ходу!
Уголок рта Юрий нервно дернулся.
– Не забрал тебя.
Ксения растерянно моргнула.
– Не понимаю…
– Разве?
Падал тихий снег. Новогодний. Тот самый, что любят показывать в мультиках. Медленный, пушистый. Он никуда не спешил. Пилотировал, оседал.
Не то что люди вокруг. Вот они по-настоящему суетились и шумели. Спешили по своим делам, за поздними покупками, за шампанским. Встречали старых знакомых, обнимались. Многие уже поддатые, новогодние корпоративы в самом разгаре.
И почти каждый верил, что сказка и чудо где-то рядом. Что перевернется день календаря, сменится число – и жизнь обязательно изменится.
Каждая новогодняя ночь – особенная. Кто бы что ни говорил. Люди наводят порядок, чистоту. Топят бани, ныряют в проруби, искренне веря, что оставят всю грязь и душевную суету в уходящем.
Что-то витает в воздухе… С этим не поспоришь.
– Правда не понимаю, – после небольшой паузы отозвалась Ксения. – Мы поженились по залету, я знала, к чему мне стоит быть готовой.
– Вот именно, Ксюх. Знала.
Теперь она с еще большим интересом посмотрела на Хованского.
– Объяснишь?
– Я долго думал над твоими словами. Там, на смотровой. – Он указал головой в неизвестном направлении. – Про то, как ты жила со мной. С отцом. Мы угнетали тебя. Или ты воспринимала наши действия подобным образом. Лично я готов над этим поработать.
– Звучит… интригующе.
Ксения незаметно поджала ноги. К чему она оказалась не готовой – к разговорам по душам. Сама первая начала… Правильно говорят – инициатива наказуема.
– Подкалываешь? Имеешь право, Ксюш. Я не против. Я не только подкалываний заслужил, поэтому… – Он погладил большим пальцем тыльную сторону ее ладони. – Я лоханулся и хочу исправиться. Отпустил тебя…
– Отпустил – это одно. Ты что-то про забирание говорил.
– Угу. Есть у меня мысль… Где я конкретно свернул не туда.
– Хм…
– В те дни, когда ты пришла ко мне с новостью о беременности. Ты ожидала большего участия с моей стороны.
– Нет-нет, подожди!
Ксения потянула руку на себя, но Хованский только сильнее ее сжал.
– Ожидала, Ксения.
– Терпеть не могу, когда ты называешь меня полным именем.
– Понял. Не буду.
Он улыбнулся, а у нее поджилки затряслись. Или что там трясется у влюбленной женщины?
– Я косякнул. И потерял тебя. Но теперь… – Он метнул на нее серьезный взгляд. Тот самый, которым смотрел на оппонентов. – Буду исправляться.
Лариса Геннадьевна их встретила объятиями.
– До последнего переживала, приедете ли.
– Почему это?
Она пожала плечами.
– Мало ли.
Отчего-то жар прильнул к щекам Ксении. Это все от мороза. Или от печки в машине. Сто процентов.
– Лариса Геннадьевна, вы куда столько наготовили?! Я же предупреждала, что помогу…
– А мне нечего делать было, вот я и пошинковала малость салаты.
– Малость. Салаты…
Ксения кивнула на богато накрытый стол.
– Ого, мам, ты нас до Крещения решила держать у себя?
– Неплохой, кстати, план.
– Ксюх, слабо?
– Ой, да ну тебя.
Она оглядела кухню.
– Что-то еще осталось готовить, Лариса Геннадьевна?
Свекровь беззаботно повела плечами.
– Как вы смотрите на то, чтобы пораньше сесть за стол? Не люблю я эту традицию ждать до одиннадцати часов.
– Положительно.
Дальше началась легкая суета. Все-таки накрыть праздничный стол – дело серьезное. Здесь доставались и сервизы самые-самые, и бокалы, которые припасены и спрятаны на верхних полках.
Ваня, счастливый и довольный, что ему разрешили поноситься по дому подольше, резвился как мог. Кружился у елки, пока никто якобы не видел, несколько раз задевал нижние игрушки. Ксения каждый раз порывалась кинуться к нему и каждый раз ее тормозил Юра.
– Я наблюдаю, – негромко сообщил он, давая понять, что все под контролем.
Ксении ему верила. Даже не так. Она точно знала, что если Юра сказал, что наблюдает и контролирует, так и есть.
– Ксюш, давай по сливовой наливочке? По рецепту Михаила Николаевича… Ну это шампанское.
– Полностью вас поддерживаю, Лариса Геннадьевна.
За столом Юра сидел рядом. И, пока мать не видела, несколько раз умудрялся потискать ее. То бедром заденет, то на ногу руку положит. Как подросток, ей-богу.
Но что-то в этом было. Игривое и, между тем, возбуждающее. Запретное. И вроде бы взрослые люди и все всё понимали. Даже Лариса Геннадьевна, которая все больше занималась внуком и все меньше проводила времени за столом.
По позвоночнику Ксении бежала одна теплая волна за другой.
– Ты что творишь, Хованский? – прошипела она.
– Трогаю тебя.
– Я тебя прибью.
– Поборемся на матах? – Его глаза хищно блеснули.
