Варрэн-Лин: Сердце Стаи
Несмотря на усталость, Динка снова не могла уснуть. Картины одна страшнее другой мелькали перед глазами. Ведь демоны делали то же самое и с девушками из ее деревни. С ее подружками: веселой хохотушкой Настёной, серьезной пышечкой Глашей, крутобокой озорной Алькой…
И почему-то именно ее они пощадили, уволокли с собой, но до сих пор не тронули. Она тихонько вздохнула, боясь своей возней разбудить кого-нибудь из чудовищ. Но сон упорно не шел. Она чувствовала себя испуганной, беззащитной, уязвимой. Даже не верилось, что буквально час назад она возвратилась в этот угол и была почти счастлива.
Ее мысли вернулись к Вожаку. Она прислушалась, вычленяя его глубокое дыхание от трех остальных. Его плащ также, как и прошлой ночью валялся на полу у его кровати. Задержав дыхание, Динка ползком на животе преодолела расстояние до плаща, подхватила его и поспешно завернулась, подложив свой собственный плащ снизу на холодный дощатый пол. Теплая тяжесть шерстяной ткани и уже привычный запах успокоили ее, и Динка забылась тревожным сном до утра.
Приход стоял чуть поодаль от жилых домов, на горе. И сейчас, в воскресный полдень, к нему с двух улиц деревеньки тянулись цепочкой опрятно одетые женщины. Мужчин среди прихожан почти не было. В горячую летнюю пору они трудились даже в воскресенье. Три дня назад Ливей вместе с остальными мужчинами деревни ушел на дальний покос на заготовку сена. И, скорее всего, пробудет там еще не меньше трех дней.
Для Динки эти дни были самыми счастливыми днями в году. Если брата дома нет, то никто не будет таскать ее за косу по всему дому за то, что не так посмотрела, не то ответила, недостаточно быстро подбежала на зов. Никто не будет хлестать ее кожаным ремнем при малейшей жалобе Агнесс на Динкину лень и нерасторопность. А у золовки всегда находились поводы пожаловаться на Динку. Никто не ударит тяжелым кулаком внезапно и без видимой на то причины. Просто за то, что не вовремя подвернулась под руку.
И, самое главное, не придется прятаться в подполе, пережидая пока брат не протрезвеет и не перестанет крушить все на своем пути. Динка тяжело вздохнула, вспомнив о том, что счастливое время его отлучки скоро подойдет к концу. Интересно, если ее все-таки возьмет кто-нибудь замуж, то муж будет также обращаться с ней, как и брат?
— ...неблагодарная бестолочь! — болезненная оплеуха и обрывок фразы вернули Динку из размышлений к происходящему вокруг нее. Агнесс, хоть и не зверствовала, как брат, но тоже не упускала случая наградить Динку тумаком или обидным словом.
— Уже девятнадцатый годок пошел, а все, как блаженная, в облаках витает, — пожаловалась золовка своей собеседнице. Динка, не поднимая головы, взглянула на соседку, с которой остановилась поболтать у крыльца прихода Агнесс, и тихо поздоровалась. Женщины не обратили на нее никакого внимания, увлеченные обсуждением свежих сплетен. И Динка, никем не замеченная, проскользнула в дверь прихода и заняла свое обычное место в самом темном углу.
Утром ее разбудили еще до рассвета. Сны, ненадолго возвращающие ее в привычную жизнь, давали небольшую передышку ее измученной страхом и неопределенностью душе. Смахивая, выступившие от воспоминаний слезы, Динка поспешно свернула и поднесла Вожаку его плащ, украдкой наблюдая за выражением его лица. Кажется, он был не против того, что она пользовалась его плащом по ночам. Наученная горьким опытом, Динка умела считывать с лиц малейшие проявления недовольства. И пусть лицо Вожака было ей не так хорошо знакомо, как лицо ее брата, но сейчас именно от него зависела ее жизнь. Поэтому Динка не сводила с него внимательного взгляда, отмечая мельчайшие детали.
Вожак накинул на себя плащ и протянул руку в сторону Динки. Динка догадливо подхватила с пола кожаный браслет, прикрепленный цепочкой к ее ошейнику, и протянула Вожаку. Он покосился на нее, но, ничего не сказав, защелкнул браслет на руке и потянул ее к выходу их комнаты. Остальные демоны ждали их уже с оседланными лошадьми у выхода с постоялого двора.
Вожак запрыгнул в седло и протянул Динке свою большую ладонь. Динка нерешительно протянула руку и коснулась руки Вожака, не зная, как реагировать на такой жест. Ладонь его была теплой, шершавой от огрубевших мозолей у основания пальцев, и твердой, как камень. Вожак быстро сомкнул пальцы вокруг ее запястья, вздернул над землей и, подхватив второй рукой подмышку, усадил себе за спину на круп лошади. Звякнула цепочка ошейника, и Динка судорожно вцепилась в заднюю луку седла, чтобы не свалиться.
После вчерашнего дня на лошади все тело ломило. Утешало только то, что вчера она так наелась перед сном, что кушать до сих пор не хотелось. И еще удалось пополнить запас воды в бурдючке из колодца перед постоялым двором, пока демоны седлали лошадей и готовились к дороге.
Снова она тряслась на заду лошади, размышляя над своим бедственным положением. Смешно вспомнить, как однажды после проповеди, переделав все свои дела, постирав свою тунику с фартуком и свернувшись клубочком на полатях под рогожей в одной нижней рубашонке и коротких мальчишеских штанах, Динка размышляла о том, что было бы, если бы демоны существовали. Тогда она думала о том, что, пожалуй, она бы с удовольствием превратилась в демона и согласилась походить с волчьими клыками в обмен на то, что никто больше не осмелится бить ее.
Взгляд ее снова скользил по широкой спине сидящего перед ней Вожака. А ведь у него был ни один повод, чтобы ударить ее. В тех ситуациях, когда брат давно уже схватился бы за ремень, вожжи, а то и кочергу, Вожак лишь окидывал ее хмурым взглядом. Или он считает себя выше того, чтобы марать руки о такую, как Динка? Но ведь протянул ладонь, чтобы помочь ей забраться на лошадь…
Воспоминания о прикосновении его теплой твердой руки будоражили мысли. И как Динка не убеждала себя в том, что это — дьявольские чудовища, обернувшиеся людьми; волнение, вызванное его прикосновением, не выходило из головы.