Семь ступеней в полной темноте
Вернулся кузнец не скоро. Он был умыт, чисто выбрит и переодет. На спине он нес широкую деревянную кадку. Однако, бестии не было на виду. Бросив кадку рядом с табуретом, он оглядел пол, и не найдя следов, поднял глаза вверх. Она сидела на балке перекрытия, подобрав ноги так, чтобы нельзя было дотянуться. Покачав головой, кузнец принес ведра с водой, мыло и медный черпак.
- Слезай, мыться будем.
Она отчаянно замотала головой, давая понять, что не слезет.
- Тебе все равно придется слезть. Сажа впитает всю влагу с кожи, она высохнет и потрескается. Она будет чесаться и зудеть в самых разных местах. А когда сажа въестся в кожу, тебя будет уже не просто отмыть. Ты понимаешь, что я имею в виду? Я уж не говорю о перьях…
Сольвейг, брезгливо поморщилась. Тело уже начинало чесаться и раздражающе подзуживать. Он был прав, на этот раз. Хоть она и не сильно любила воду, сделать это было необходимо. Вцепившись в несущую балку, она, скребя когтями соскользнула вниз, приземлившись на свой табурет. Он подал руку, забыв с кем имеет дело. Бестия, не знакомая с людским этикетом, вдруг оступилась, и рефлекторно вцепилась в его кисть. Он вскрикнул от неожиданности. Скулы вздулись от напряжения, а другая рука сжалась в крепкий кулак. Но он ее не ударил. Молча стерпев внезапную боль, он резко выдохнул, потом еще раз. Словно спуская пар наружу.
- Я не хотела…
Он схватился за ее кисть и жестом приказал молчать. Потом медленно, один за другим, извлек ее острые когти из своего тела. Присев на пол, он зажал раны здоровой рукой, и сидел так, пока боль не утихла. Сольвейг хотела прикоснуться к нему, но побоялась поранить снова.
- Я правда не хотела! - прошептала она, присев рядом.
- Верю, - процедил он сквозь зубы. И посмотрел ей в лицо.
Сольвейг смотрела на него, и впервые в ее лице он увидел, тень сострадания. Сострадание, у нее? Что-то новое в этом мире… Но, когда взгляд ее упал на рану, все переменилось. Его кровь уже просочилась сквозь пальцы и капала на пол. Кузнец терпел боль, но наблюдал происходящие в ней перемены с интересом. Как расширяются ее зрачки… как нервозно поджимаются губы… учащается дыхание… Как умоляюще смотрят на него ее глаза.
- Черт с тобой, хуже уже не будет… На!
Он протянул ей раненую руку и отвернулся. Она мягко взяла его предплечье теплыми ладонями. Из пяти его ран сильно сочилась лишь одна. Прикрыв глаза, она мягко сомкнула свои горячие губы. Теплая, пьянящая кровь медленно наполняла ее рот, смешиваясь со слюной. Желание впиться зубами было выше ее сил, и она слегка прикусила кожу. Смакуя его жизненные соки словно молодое вино, она не позволяла им протекать дальше. Наконец, она сделала первый глоток. Первый и последний… Она знала, что, попав в рану ее слюна свернет кровь и она остановится. А потому, взяла столько, сколько успело просочиться.
Тщательно облизав ранки, она нехотя отстранилась.
- У тебя очень вкусная кровь… но я взяла совсем немного.
Осмотрев тыльную сторону ладони, кузнец пошевелил пальцами и вздохнул.
- Ну взяла, и взяла… можно сказать - день прожит не зря.
Сольвейг опустила глаза виновато и присела на колени рядом с ним. Не рискнув промывать ранки водой, он достал длинную льняную полосу из маленького сундука и плотно намотав на руку протянул ей. Сольвейг чиркнула коготком, и ткань разделилась надвое. Завязав крепкий узел, кузнец посмотрел на нее, с укором.
- Ну что? - спросил он беззлобно. - Мыться будем?
Она кивнула головой и тихо всхлипнула.
- … это еще что? – нахмурился он.
Она отвернулась, чтобы не показывать навернувшихся слез.
- Зачем ты терпишь меня? Ты слышал, что сказал Хаук. Я редкая тварь!
Кузнец встряхнул чистое полотенце и пожал плечами.
- Ну и что?
- Я убиваю людей ради забавы... а ты возишься со мной. Почему?!
- А почему бы нет? - улыбнулся кузнец.
- Не играй со мной! Я хочу знать!
Арон нагнулся и потрогал воду в ведре.
- Ну вот… твоя вода совсем остыла. Я согрею еще, а потом, если хочешь, мы поболтаем.
- Скажи сейчас! - она схватила его за руку, но тут же отпустила, поняв, что снова оставила ранку.
- Позже, - тихо сказал Арон, облизнув проколотый палец. - Когда я вернусь. И постарайся не наследить тут.
Когда он ушел, Сольвейг залезла в кадушку с ногами и сжалась в комочек. Слезы почему-то текли и текли, хотя она не хотела плакать. Вот только было почему-то очень обидно. Не от чего-то конкретного, а так, вообще. Обидно и все…
