Воробышек (СИ) - Ро Олли

Почему-то от этого мимолетного движения защемило в сердце.

Наблюдая, как удаляется тонкая фигурка в сторону выхода, я мысленно убеждал себя, что все сделал правильно.

В любом случае, негоже начинать семейную жизнь с обмана.

Ведь так же?

Да?

Вечер протекал в дружественной атмосфере. Коротковы много шутили, делали комплименты Женеве, поздравляли отца с тем, какую прекрасную молодую невесту он себе отхватил.

Отец в своей обычной манере был сдержан, но я нет-нет да и замечал его внимательный прищуренный взгляд, направленный на Еву, лицо же его при этом не выражало каких-либо неприятных эмоций. Я понимал, что мой ошарашенный подполковник пытается примириться с обрушившимися на него новостями, но уже сейчас отдавал себе отчет в том, что никуда отсюда Женева не денется.

Просто чувствовал это.

Сама же Ева, хоть и приветливо улыбалась, по большей части отмалчивалась или ляпала что-то невпопад. Это даже выглядело бы милым, если бы не напряженные плечи и вытянутая колом спина, хотя для человека со стороны вполне могло показаться, что она просто скромна и смущается от пристального снимания.

Ее вид бедной несчастной овечки меня начал откровенно раздражать. Каждый раз, когда отец приобнимал ее за плечи, целомудренно целовал в висок или нежно брал за руку, мне казалось, я ощущал, как встают дыбом ее волосы. Ева словно замирала и переставала дышать.

Тоже мне, блядь, жертва.

Ты же трахаешься с ним! Устроишь ему примирительную ночь, и заживете лучше прежнего!

В какой-то момент я просто не выдержал, и пока отец ходил за дровами, Иван Гордеевич отлучился по нужде, а Макс галантно помогал Римме Семеновне относить в дом грязную посуду, взорвался.

- Хватит жаться, как бездомная дворняжка! – рявкнул на Еву, схватив ее за тонкое запястье, - Ничего он тебе не сделает! Мне же не сделал.

Она внимательно посмотрела на мои пальцы, крепко сжавшие ее руку, а затем медленно перевела взгляд на меня. В глубине серебристых блюдец разлилась такая снисходительность и … жалость что ли…

Так смотрят на дурачков, которым бесполезно что-либо объяснять, а нужно просто посочувствовать.

- Егор,- мягко улыбнулась Ева, - Твой отец ничего бы тебе не сделал, даже если бы ты меня убил, - ее заметно побледневшие за вечер губы растянулись в широкий оскал.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ ЧТО?

- Что?

- Ничего, котенок. Говорю, что папа любит ТЕБЯ больше всех. Я тебе не соперница.

ЧТО?

- Что-то холодает, да? – выскочил из дома Макс, и я поспешно отпустил Женеву, - Пойду до дома, накину что-нибудь. Сходишь со мной?

- Да, пойдем.

Встал из-за стола, оставляя девчонку в одиночестве. Ее слова подобно разрывной пуле превратили мысли в кашу.

«Твой отец ничего бы тебе не сделал, даже если бы ты меня убил»

«Папа любит ТЕБЯ больше всех»

«Я тебе не соперница»

Макс трещал, как тамада на свадьбе, что-то шутил, что-то рассказывал, но я даже не вслушивался в его слова. Даже не заметил, как мы оказались в его комнате. Друг рылся в распахнутом шкафу, бормоча что-то о том, что скоро пойдет к Соне, что Комарова спрашивала обо мне, что в клетке сегодня будет особенно жарко, ибо суббота, и все в том же духе…

А я, застыл, глядя на друга, натягивающего толстовку от спортивной формы нашего ВУЗа. Черную, с объемным капюшоном и маленьким логотипом на груди.

ТВОЮ МАТЬ!

Не говоря ни слова, я рванул обратно домой.

- Егор, что с тобой? Ты куда? – доносились в спину удивленные слова Макса, но мне было совершенно не до разговоров.

Ворвавшись в свою комнату, распахнул шкаф. Застыл, внимательно разглядывая содержимое. Все было, как обычно. Идеально ровные стопки с одеждой выглядели нетронутыми. На нижней полке темнела моя спортивная форма. Я осторожно вытащил толстовку, которую не доставал ни разу с момента приезда. На первый взгляд она в том же виде, в каком я ее и оставил. Однако, интуиция брала верх.

Развернув балахон, я заметил в капюшоне зацепившуюся за шов сосновую иголку, а поднеся одежду к лицу, почувствовал тонкий, едва различимый запах.

Аромат, который я не спутаю ни с чьим другим.

Ее аромат!

СУКА.

Глава 15.

Я надел толстовку и спустился вниз. Макс, вернувшийся от себя в точно такой же толстовке, что-то бренчал на гитаре. Отец и Иван Гордеевич расслабленно беседовали, Римма Семеновна ушла отдыхать, а Женева молча смотрела на огонь.

Мать ее, идиллия!

- О, Егор, смотрю вы с Максом-то заностальгировали по Сазонову, - кивая на одежду, улыбнулся генерал.

Сазонов – широко известен в военных кругах. Преподает в нашем ВУЗе множество практических дисциплин, связанных в основном с противодействием терроризму. Обожает марш-броски, военные учения и тренировки на выносливость.

А еще он обожает рассказывать о своих боевых операциях. Без конкретики и раскрытия какой-либо важной информации, но с весьма впечатляющими подробностями.

- В  этом семестре сдавали ему «Развед.деятельность в боевых условиях», - отозвался Макс, - Егор, кстати, лучший на курсе! В любимчиках у Сазонова.

- Да неужели? – удивился отец. Вообще он не хотел, чтобы я поступал в военную академию. Предпочитал, чтобы осваивал мирную профессию.

С компьютерами, да и с любой техникой, я с детства легко ладил. Мне всегда говорили, что в этой сфере у меня высокий потенциал. Олимпиады, конкурсы… Все давалось играючи.

Но тратить свою жизнь на разработку дурацких приложений и разъедающих мозг игр, совершенно не хотелось. Мой отец, тот, чью фамилию я ношу, был военным офицером. Он погиб, выполняя боевое задание. Его звезда героя лежит в моем шкафу. И, как бы глупо это ни звучало, мне бы хотелось, чтобы он мной гордился.

Мне действительно перепало местечко в любимчиках у Сазонова, но, думаю, это обусловлено еще и тем, что этот суровый майор был лично знаком с Игорем Королевым, которого вспоминал при каждом удобном и неудобном случае.

Я был рад слушать рассказы об отце. И хотел быть на него похожим. Смелым, отважным, преданным стране. Однако, гемофобия внесла в мою жизнь свои коррективы. Совершенно очевидно, что в реальных военных условиях я скорее обуза, нежели боевая единица. Поэтому выбрал специальность, призванную защищать государство и его народ на информационно-техническом уровне, что с каждым годом обретает все большую важность.

- Ага, – продолжил Макс, бренча незатейливый мотив. – Только не смотря на это Сазонов дрючит всех без исключения и в хвост, и в гриву.

- Небось, спрашивал дополнительно про свои любимые «пять методов», - хмыкнул Иван Гордеевич. Он тоже был не понаслышке знаком с Сазоновым и, конечно, знал о пристрастиях майора к жестким способам дознания.

- Ну а как же! – не унимался Макс, - Будь его воля, во время учений мы бы реально отрабатывали их друг на друге.

- Вот ведь старый садист! – засмеялся Коротков-старший, - Максим, спой-ка лучше что-нибудь душевное, про любовь. Вечер слишком хорош, чтобы говорить о списанных в запас вояках.

Вечер и впрямь был хорош. Солнце едва закатилось за горизонт, с озера потянуло прохладой и немного запахом болотной тины, громко стрекотали сверчки, квакали лягушки, потрескивали поленья, отбрасывая оранжевые всполохи света на лица. Первые звезды на едва начавшем темнеть небе, сияли далеким, холодным, бледным светом, из-за сосен выкатывался остроконечный месяц с серыми пятнами лунных кратеров.

Макс ударил по струнам и затянул одну из своих любимых песен.

Бессмертный Сплиновский «Романс». Печальная «Кукушка» Цоя. Тоскливая «Варвара» Би-2.  И конечно же, «Батарейка» Жуков, «Крылья» Наутилуса и «Потерянный рай» от Арии.

Солнце окончательно село и землю укрыли густые сумерки. В темноте летней ночи переливчатые гитарные аккорды и негромкий красивый голос Макса создавали атмосферу романтики и уюта.