Иванова, на пересдачу! (СИ) - Новикова Татьяна О.
С улицы мы переместились на веранду, и Стас разливал по кружкам — в доме не было рюмок — черный ром. На столе высилась батарея из непочатых бутылок виски, текилы и зачем-то шампанского, будто кто-то будет разбавлять им крепкий алкоголь.
— Сока добавить? — с сомнением спросил Измайлов, по всей видимости, оценивая мои алкогольные навыки.
— Добавь.
— Ага, — кивнул и плюхнул на полстакана рома две капли сока.
Я скоренько набрала Иришке СМС с заверением, что со мной предположительно всё в порядке, не нужно разыскивать никого по больницам и моргам. Подругу ответ устроил. Даже слово «предположительно» её не смутило.
После нашего поцелуя — такого горячего, что до сих пор полыхают щеки — Измайлов вновь отстранился и напрягся. Странный он человек всё-таки. Непонятный какой-то. То закрывается в скорлупу, то готов на любые чудачества.
— Ну а теперь давай поговорим о том, зачем мы здесь сегодня собрались. Ты бесплоден, а твоя невеста — дрянь.
— Угу. Это максимально точная характеристика.
— Настя смирилась с тем, что всё кончено? Сложно залететь от бесплодного мужика.
— Нет, — Стас помрачнел ещё сильнее. — Даже Игорь признал, что они в то время были вместе, да только её не пробить. Нет, и всё тут. «Нутром чую, он твой».
Изобразил тон голоса бывшей невесты (вышло похоже: так же визгливо) и пожал плечами.
Глупая какая-то ситуация.
— Это ж хорошо, что Игорь согласен воспитывать своё чадо, — я чокнулась стаканами и сделала пробный глоток. — Пусть забирает себе Настю. Совет им да любовь.
— Она не хочет никуда уходить. Родителям Игорь не нравится, зато я пришелся по душе, — фыркнул Стас.
— Чего ж она родителей не слушала, когда лезла на него голышом?
Измайлов как-то очень уж истерично расхохотался и опять понурился. Даже к алкоголю не притронулся, только смотрел на него очень уж грустным взглядом начинающего алкоголика.
— Ну и чего ты переживаешь? — возмутилась я. — Всё ж нормально.
— Да черт его знает, — сглотнул и произнес тихо-тихо: — Бесплодие. Диагноз какой-то невеселый. Я не планировал обзаводиться детьми в ближайшие годы, но в целом-то хотел. Когда-нибудь.
— Ты давай не тоскуй, а к врачу сходи. Бесплодие тоже лечится, я читала.
Соврала, конечно. Не читала я никогда о бесплодии, тем более о мужском. Нафига оно мне, читать такие страсти?
— О, а ещё можно не предохраняться! — на позитиве заявила я. — Представляешь, какая экономия на презервативах?
— Иванова, ты, блин, само очарование. Прям не человек, а праздник. Во всем плюсы нашла.
— Ну а чего нет? — Я выхватила кусочек мяса и с удовольствием прожевала. — Не кисни. Медицина нынче такие чудеса вытворяет, что когда-нибудь ты обязательно наделаешь кучу маленьких Измайловых. Таких же занудных и депрессивных, как их отец.
Он посмотрел на меня как-то очень оценивающе. Словно я продавалась на торгах, а Стас думал: брать или не стоит того.
— О себе хоть расскажи, — сдался он, — а то всё обо мне да обо мне.
— А что рассказывать? — Я залпом осушила стакан, и горечь рома скользнула по горлу, растекаясь в груди теплом. — Учусь, работаю, не привлекалась.
— Кто надоумил тебя стать инженером?
— Отец. Он не очень-то спрашивал моего мнения. А я не очень-то противилась. Какая разница, кем быть? Хоть кому-нибудь пригодился его диплом?
— Мне, — ударил себя в грудь Измайлов. — Я ещё и кандидатскую собирался защищать до недавнего времени.
— Ужас! Какой же ты ботаник.
— Иванова, я ещё и твой преподаватель. Между прочим, поблажек не жди. Что ты знаешь о расчете тонкостенных осесимметричных оболочек по безмоментной теории?
Мой мозг вскипел и лопнул где-то на середине предложения.
— Ничего. Зато я вторую теорию прочности изучила в совершенстве.
И протараторила, почти не запинаясь. А заодно нарисовала угольком на столе формулу. Коряво, зато с душой. Измайлов даже рот приоткрыл от восхищения.
— Это прекрасно. Я хочу тебя, Иванова.
— Так и знала, что ты извращенец, — резюмировала я. — Напомни, как называется фетишист, который ловит кайф от всяких научных опытов?
— Ученый? — предположил Стас, поднимаясь.
Алкогольное опьянение после бессонной ночи и смены в кафе накатывало на меня со зверской силой. В доме, отопленном печью, было жарко. Покачивало. В глазах двоилось. К горлу подступала легкая тошнота.
В какой-то момент на веранде обнаружилось два Измайлова, и я подумала, что эти близнецы-садисты точно замучают наш курс пересдачами.
Глупый смешок вырвался с моих губ сам по себе.
Стас подошел и, подхватив меня на руки, оттащил в комнату. Бросил на мягкую кровать, совсем недавно застеленную мною же. Скрипнули пружины в матрасе. Измайлов стянул с себя рубашку. Я смотрела на этого мужчину и думала, как он прекрасен.
Эти руки, мощные, крепкие. Грудь в мелких волосках. Впалый живот и темная дорожка, уходящая под ремень джинсов. Само совершенство. А взгляд?..
Черный, точно беззвездная ночь. Глубокий. Изучающий.
Вот бы заняться со Стасом чем-нибудь непристойным. Только глаза слипаются. Наверное, не очень прилично уснуть верхом на Измайлове?
— Может быть, не будем сегодня предаваться плотским утехам? — слабо вопросила я.
— Кто сказал, что я планирую чему-то предаваться с тобой, Иванова? — Он скинул с себя джинсы и плюхнулся рядом.
Такой горячий и почти раздетый. М-м-м. Я даже воспрянула духом и потянулась к Стасу, дабы воплотить в жизнь парочку ленивых эротических фантазий. Но Измайлов укутал меня в одеяло по самые уши, приказав:
— Спи, собутыльница.
Пришлось подчиниться.
* * *Утро накрыло меня всей своей тошнотворностью. На тебе, Дашенька, по голове недосыпом, похмельем и пищевым отравлением. Одновременно.
— Твоё мясо было испорчено! — пискнула я, слетая с кровати и босиком добегая до веранды.
Где же сапоги?!
Ещё и ключ как специально заел в замке, не проворачиваясь. Меня скрючило напополам, но я мужественно удержала в себе остатки вчерашнего торжества и таки вылетела на улицу, метнулась к деревянному другу, что стоял в отдалении.
— Нормальное мясо! — обиженно крикнул из дома Измайлов. — Пить надо меньше!
— Сам подливал! — возмущалась я, но из-за бульканья меня никто не слышал.
После половины пачки активированного угля значительно полегчало. По крайней мере, морально. Я плюхнулась на крыльцо и сидела на ступеньках, запорошенных утренним снегом, сжимая в руке чашку с остывающим чаем.
Измайлов варганил на кухне что-то, отдаленно напоминающее яичницу с салом.
Такое спокойствие. Нерушимое. Запредельное. Я никогда не рассматривала домик в деревне с этой точки зрения. Если и выбирались компанией за город, то это всегда было громко (и алкоголя столько, что убиться можно). А чтоб так… в тишине… наблюдать за тем, как кружатся снежинки.
— Завтракать будешь? — Стас высунул голову в окно.
Я поморщилась. Вот уж спасибо.
— Никогда больше не прикоснусь к пище твоего приготовления.
— Иванова, мясо было нормальное. Если здесь кто-то и испорченный, то только ты. А будешь возникать — никакого тебе кофе.
— Кофе? — услышав заветное слово, я вытянула шею и принюхалась. — У тебя есть кофе?
— Купил, но теперь хорошенько подумаю: заслужила ли ты.
— А если я буду себя очень хорошо вести?
С этими словами я подошла к Измайлову и заглянула ему в глаза со всей невинностью. Не забывая хлопать ресничками и мило улыбаться. Но мой неподкупный преподаватель только прыснул.
— Не, этот трюк со мной дважды не пройдет. Ну-ка, давай, определение изгиба. Помню, у тебя с ним были проблемы.
Я зависла, причем конкретно. Компьютер затормозил, шестеренки перестали крутиться. Определение изгиба сломало мой мозг. Всё, не видать мне кофе как собственных ушей.
Но потом перед глазами предстал озлобленный Коперник. Мне даже показалось, что я слышу, как он гундосит: