Unknown - Я-злой и сильный (СИ)
Если бы не Тёмкино смущение, Кэп, может, сам не решился бы на нежности. Но преодолевать это сопротивление было так сладко. Чувствовать желание, ловить вздрагивания, уговаривать насмешливо и властно.
- Ну что, тебя не трогали, что ль, раньше? – шептал он, спускаясь ладонью по впалому животу к лунке пупка. – Что ты, как девочка?
- Трогали, - выдыхал Артём. - …Не надо, Лёш, ты же – не хочешь! – он закрывал пах рукой, преграждая путь ласкам.
- Давай, я сам решу: чего хочу, чего – нет? Руку убирай!
- Нет! – мотал головой Артём.
Кэп нажимал несильно, нежно.
- Убери! …Ну? Кто сильней? Кто старше? Кто в доме хозяин?
Артём сдавал позицию по миллиметрам. Кэпова ладонь касалась мягких даже на лобке волос.
- Пушистый какой!
- Ну тебя! – Тёмка зарывался лицом в Лёшино плечо. – Не надо. Не трогай! Пусти!
Но рука уже ложилась на член, не решающийся подняться. И только после того, как Кэп оглаживал Тёмкины бедра, после того, как у Кэпа у самого вставало так, что мама не горюй, Тёмкин член неуверенно рос.
- Вооот. Другое дело! – удовлетворенно говорил Кэп. – Свою руку дай!
Тёмкина ладонь несмело смыкала объятие вокруг каменного Лёхиного стояка. Лёха сначала старался повторять Тёмкины движения, убеждая себя в том, что это он не ласкает любовника, а просто передразнивает его движения. Но очень быстро он начинал двигать руку по Тёмкиному члену в своем привычном ритме. Куда денешься?! Не он подчинялся Рыжему, а Рыжий – ему. Кончал Тёмка быстро. И от этого смущался еще сильней.
- Хорошо, что я не актив, да? Снова трех минут не продержался.
- У тебя недотрах такой – будь здоров! Как у меня «в лучшие годы». Ты вообще дрочишь или нет? Тебе сколько раз надо?
- Просто с тобой очень сладко! – шептал Рыжий. – И нет сил терпеть. Прости меня, Лёш!
- Фиг-то! Должен будешь!
Артём вставал за полотенцем, сам вытирал Лёшке руки – просто потому, что ему было проще и сподручней встать.
- Можно спать теперь? – спрашивал он робко.
Он оказался соней и обжорой. Кэп смеялся:
- Чего ты худой-то такой? Кишка прямая? Ты ешь больше меня!
- Лёш, не поверишь – только на твоей кухне на меня жор нападает! – смеялся Рыжий в ответ. – Дома хрен что в горло лезет. А у тебя… Я так тебя ждал. Столько лет… И рядом с тобой так всего хочется…
Они закутывались в одеяло. И Тёма делал то, в чем за ним оставался первый шаг – придвигал ноги к Лёшкиным культям. Лёха до сих пор напрягался, вздрагивал. Ему приходилось сдерживаться, чтоб не отпрянуть. Лишь через пару минут он расслаблялся и доверчиво утыкался куцыми коленями в Тёмкины ноги.
- Спать?
- Спокойной ночи! – шептал Тёма. – Мы до утра будем вместе, ведь правда?
И это нескладное, чудное «до утра» странным образом совпадало с тем, что чувствовал сам Кэп. Он просыпался ночами, слушал, как сопит рядом Рыжий, и думал: сколько еще продлится их счастье? Чем закончится? Что закончится быстро и плохо, он почему-то не сомневался. Ждал, что судьба безжалостно вмешается в их запретный уют. Мать ли с сестрой приедут без предупреждения и застанут их с Тёмкой в постели… Галка ли окажется соседкой по даче Тёминым родителям и расскажет всему двору, что приходящий к Кэпу парень – гей… Еще ли что случится, после чего придет расплата за все эти сладкие ночи, за преступную нежность, за ласки, которым нет приличных называний, и для которых есть лишь грязные слова, порочащие, оскорбительные и злые…
* * *
Чегодаев позвонил через неделю.
- Алексей? Это Марат Альбертыч. Ты работать не передумал?
- Нет! – выдохнул Кэп, боясь спугнуть открывающуюся перспективу.
- У тебя группа инвалидности – вторая? На третью согласишься перейти? Тогда за тебя налоговое послабление будет компании. Им это важно.
- Конечно! - сказал Кэп. – А работать кем?
- Консультантом в магазине запчастей. Матчасть, я так понял, ты знаешь. В базах разбираешься. Остальное на месте прочухаешь. Адрес пиши!
До магазина на коляске было добираться минут двадцать. На собеседование Кэп поехал в той же парадке. Всю дорогу молился: только бы был пандус к крыльцу! Только бы – пандус!
В утреннем магазине было прохладно и пусто. Лысый мужик поздоровался за руку:
- Ты – от Чегодаева? Гляди-ка, и правда – без ног!
Кэп посмотрел снизу вверх настороженно.
- Ладно, не парься, у нас народ отличный! Всё будет ок. Ты в запчастях шаришь?
Поначалу Кэпу показалось, что он не разберется ни за что на свете. Толстый бумажный каталог vin-кодов, эксельная база, совсем не похожая на Галкину, какие-то квиточки.
- Смотри, здесь список по фирмам, здесь – по названию детали: «датчик детонации», «датчик кислородный», «датчик температуры», здесь – узлы в сборке. Вот – поиск, тут – наличие, это – оформление заказа, - молодой парень Денис шустро лупил по клавиатуре. – Усёк? Всё несложно.
Кэп кивал, про себя думая, что хрен разберется в этой мешанине. Ему помогли втиснуться с коляской через узкий проход за прилавок. А когда он понял, что посетители не увидят коляски и не будут знать, что он – инвалид, аж скулы свело – так захотелось здесь работать! Ему подвинули клавиатуру:
- Разбирайся!
Первый посетитель появился минут через двадцать. Кэп всё еще оторопело смотрел на столбцы букв и цифр на непривычно широком экране стационарного компа.
Толстый дядька с сердитой миной подошел к прилавку:
- Драсьть. Коврики на фокус есть?
- Добрый день. Сейчас посмотрим, - внутри у Кэпа всё оцепенело от напряжения. Непослушными пальцами он набрал в поисковой строчке «ford focus».
Денис подошел и навис над его плечом. База открылась на нужном месте.
- В салон, в багажник? – спросил Кэп, глядя в список деталей.
- Я не сказал? В салон! – буркнул дядька.
- VIN-код не забудь! – подсказал Денис. – Там «до» и «после» рестайлинга разные размеры.
- В наличии! – нашел Кэп нужную строчку. – Оформляю?
Дядька кивнул. Кэп нажал кнопку «печать» и из принтера выползла квитанция.
- В кассу и - подождите! – Кэп развернулся и с копией квитанции в руках покатился к двери склада.
Первый день вымотал его напрочь. Он обслужил человек пятнадцать, всё остальное время разбираясь с непривычными таблицами. Ему всё время казалось, что он как-нибудь непоправимо ошибется. Несколько раз он подзывал Дениса, а однажды – кассиршу Татьяну. Когда после закрытия магазина он выкатился на крыльцо, ему было странно, что всё еще тепло. Казалось, он полжизни провел в этом магазине. И он не удивился бы, если бы на улице уже была зима и сугробы по крыши. Он закурил. У него дрожали пальцы. Несколько раз затянувшись, он достал телефон, набрал номер:
- Марат Альбертыч? Это Алексей Шумилин. Спасибо вам за рабочее место! И зарплата – огромная, если на полную ставку возьмут!
Платить обещали двадцать три тысячи. Ночами Кэпу снились бесконечные эксельные столбцы. Он искал в них то реле, то бампер, не мог найти, просыпался в холодном поту. Тёма поднимал голову от подушки:
- Что, Алёш? Нога?
- Не. Всё нормально! – успокаивал его Кэп. – Дурацкая работа! Ни днем ни ночью нет покоя!
Он кокетничал перед Рыжим и перед самим собой. Работа была изумительная! Нельзя было словами выразить, как он боялся здесь не удержаться!
И теперь у него были выходные! Пока его жизнь была чередой невнятно заполненных, однообразных дней, выходные не отличались от будней. А сейчас, когда он пять дней подряд проездил на работу, возможность выспаться в субботу была крутой и необычной. Рыжий предложил в воскресенье смотаться на Десну.
- Не, вдруг нас увидят! – упирался Кэп.
- И что? Может, мы просто приятели? – уговаривал Артём. – Я к тебе близко подходить не буду. Просто рядом пойдем.
Наконец, Кэп согласился. Они автобусом доехали до парка и пошли по аллее.
После дождливого августа пришел сухой теплый сентябрь. Листья шуршали под колесами коляски. И березы трепетали золотыми кронами в волнах теплого ветра. Аллея кончилась площадкой, нависшей над берегом. Река отражала высокое небо. И запах осени – последних цветов, пожухшей листвы, далеких костров и чего-то неуловимо-пронзительно горького - стискивал сердце смутной предзимней тревогой. Порыв ветра поднял с земли сухие листья. Тёма поежился.
- Мёрзнешь? – спросил Кэп.
- Не, - помотал головой Тёма. И вдруг начал негромко, будто отстраненно говорить:
Игрушечной нашей любви
Слегка не хватало печали...
И синие чайки кричали.
И сонные сосны качали
Над нами вершины свои...
А впрочем, была и печаль,
Как это притихшее море.
Как музыка
В Домском соборе,
Когда забывается горе
И кажется,
Жизни не жаль.
А после
Была и тоска,
Глухая, как поздняя осень,
