Маркиз де Сад - Жюстина, или Несчастья добродетели
— О сударь, такие чудовищные злодеяния…
— Они составляют самые сладостные удовольствия, которые существуют для меня в этом мире. Когда я предаюсь им, это невероятно возбуждает меня, как только я узнаю о результатах или вижу их воочию, из меня брызжет сперма без всякого дополнительного воздействия.
— Ах, сударь, как мне жаль тех, кто живет рядом с вами!
— Нет; моя жена, мои дети и слуги не подвергаются никакой опасности, они доставляют мне другие удовольствия, но что касается остального, Жюстина, о, что касается остального!.. Все остальное воспламеняет меня, возносит на седьмое небо. Я более честолюбив, чем Александр: я хотел бы опустошить всю землю, покрыть ее трупами…
— Вы — чудовище; ваша извращенность удваивается по мере того, как вы даете ей полную волю, и люди, которых вы щадите нынче, завтра станут жертвами.
— Ты так считаешь, Жюстина? — заметил Верней, поглаживая ягодицы той, которую хотел искусить, и вложил ей в руки инструмент, разом отвердевший от ее предложения.
— Я в этом уверена.
— А когда это случится, мой ангел, это будет великое злодейство?
— Ужасное, сударь, ужасное и отвратительное… И не стану ли я сама вашей жертвой?
— Никогда, ведь ты будешь слишком нужна мне.
— Поэтому-то я и погибну раньше, если, к своему несчастью, приму ваше предложение. Самое умное, что может сделать преступник, — это уничтожить своих сообщников, и из всех его злодеяний это — самое для него выгодное.
— Я одним словом разобью твое возражение, Жюстина: ты будешь владелицей порошка, поэтому будешь иметь на мою жизнь точно такие же права, как я на твою.
— О Верней! Опасно только то оружие, которое находится в руках порока: если им ненадолго завладевает добродетель, так лишь затем, чтобы вырвать это жало у тех, кто может злоупотребить им.
— Но ты считаешь, дитя мое, что очень плохо — удовлетворять себя таким способом?
— Это самое чудовищное из того, что я знаю, потому что из всех способов убийства это самый предательский и опасный, и от него труднее защититься.
— Ты уже беседовала с моим братом, — сказал Верней, — и я не буду повторять то, что он или другие философы, которых ты встречала в жизни, говорили тебе о том, насколько ничтожно преступление, называемое убийством; я только хочу добавить, что из всех способов отравление, конечно, — самое гуманное, так как при этом не проливается кровь. В самом деле, Жюстина, ты должна признать, что если что-либо и является отвратительным в уничтожении себе подобного, так это — насилие над человеком и кровь, вытекающая из его тела, то есть зрелище его смертельных ран, но с ядом не происходит ничего подобного: нет акта насилия, смерть поражает обреченного без шума, без скан— дала, почти без боли, и он даже не успевает понять, что умирает. Ах, Жюстина, Жюстина! Какая это прекрасная штука — яд! Сколько услуг он оказал человечеству! Сколько людей он обогатил! Сколько бесполезных существ убрал с лица земли! От скольких тиранов освободил мир' Например, там, где дело касается освобождения от оков деспотизма, от тирании отца, мужа… от несправедливого властителя, разве можно добиться успеха другим способом, кроме ада? Если бы этот чудесный эликсир был бесполезен, разве природа дала бы его человеку? Есть ли на земле хоть одно растение, которое было бы лишено смысла и которое она не позволяла бы нам употреблять по нашему усмотрению? Посему следует использовать их все> не делая никаких исключений, для нужд, которые внушает нам наша праматерь: пусть одни подкрепляют нас и увеличивают наши силы, другие помогают нам не думать о неприятностях, обилие которых вредит здоровью, третьи освобождают нас от людей, являющихся для нас обузой — все находят свое применение, все способствуют общему порядку; природа, предлагая нам их, одновременно дает рецепт, и только круглые идиоты, не желающие прислушиваться к ее голосу, отвергают их или интерпретируют неправильно.
— Но сударь, — возразила Жюстина, — ваш брат ни разу не говорил мне о подобных ужасах.
— Это не в его стиле, — ответил Верней, — у него другие способы делать зло, и он их придерживается. Каждый отвергает законы, религию и общественные условности по-своему, и не стоит спорить о вкусах.
— Да, сударь, мне вас жаль, жаль, что ваши вкусы таковы, и я заявляю, что не смогу быть вам полезной.
Бедняжка, ты не знала, до какой степени твой отказ взбудоражил бесстыдного либертена! Верней тут же перешел от вожделения к ярости.
— Ладно, если искушение не принесло плодов, пора применить силу: поверни ко мне эту задницу, которая так меня возбуждает.
Злодей похлопал ее, поцеловал, укусил и приказал Жюстине испражниться… Дрожащая от страха жертва повиновалась: она сочла благоразумным умилостивить своего мучителя, удовлетворить его каприз. Верней внимательно осмотрел экскременты, вдохнул их запах и проглотил…
— Очаровательное создание, — промолвил он, поднимаясь, — вы только что доставили мне огромное наслаждение, за что я премного вам благодарен. Признаться, я безумно люблю экскременты. Но я бы считал себя неблагодарным, если бы не отплатил вам тем же: соблаговолите занять мое место, а я устроюсь на вашем; я одарю вас тем же, Жюстина, что получил от вас, вы съедите мое дерьмо так же, как я съел ваше.
— Боже мой! Меня сейчас стошнит…
— Мне все равно, черт тебя побери! Делай, что тебе сказано, стерва, или я позову слугу, и он вразумит тебя; если будешь упрямиться, приготовься к жутким страданиям.
— Как хотите, сударь, но я не смогу вынести такую мерзость.
Тотчас появился Джон с двумя пистолетами, один передал Вернею, и оба они приставили смертоносные стволы к вискам Жюстины. Напуганная до крайности, девушка легла.
— Проследи за ней, — приказал Верней лакею, усаживаясь верхом на грудь нашей героини, — открой ей рот дулом пистолета, если она не захочет это добровольно, и не вздумай пощадить ее.
Увы! Все случилось так, как хотел этот бесстыдник. Он примерился, расположил свой зад прямо перед лицом Жюстины, крякнул и заполнил рот бедняжки самым зловонным и самым отвратительным веществом.
— Это еще не все, — добавил он, поднявшись и созерцая свое гнусное произведение, — ты должна проглотить его.
Последовали новые угрозы, еще более убедительные. Несчастная подчинилась, но ее тут же вывернуло наизнанку. Не знаем, поверит ли нам читатель, поймет ли он правильно безумную страсть этого чудовища и оценит ли всю грязь, которой он наслаждался? Но дело было так. Верней, который в продолжение последней процедуры не переставал ласкать лакея и получать от него такие же омерзительные ласки, гнусный Верней прижался губами к устам Жюстины в тот момент, когда увидел, что ее тошнит, и принял в свои потроха излишки отвратительного продукта, отвергнутого жертвой его похоти.
