Неправильная помощница (СИ) - Попова Любовь

— К вопросу гигиены, Маш…

— А? — стонет она, уже вряд ли соображая. — Что?

— Сегодня ночью забудь это слово…

— Это приказ?

Блять, она меня с ума сведет.

— А ты хочешь приказов?

— Мне нравится, когда ты строгий, властный, грозный…

— Ноги раздвинь…

— А еще мне нравится, как ты орешь, когда я делаю что-то не так.

Я утыкаюсь носом в попку, втягивая дурман ее запаха. Ей нравится, когда ору. Ей нравится, когда приказываю. Была бы моя воля, она бы уже орала от боли и наслаждения, пока я ее плеткой хлещу по заднице и груди, оставляя следы, но пугать раньше времени не хочу.

— Если ты будешь делать что-то не так, то тебя придется наказать.

— Наказать? — поворачивает она голову, и я вижу искусанные губы и горящие глаза. — Покажи, как?

Стискиваю зубы, чувствуя, как похоть выходит за границы, как зверь внутри меня рвет и мечет, желая вонзиться в мягкое податливое тело.

Я поднимаю ладонь, звенящую от дрожи, и опускаю на ягодицу.

Она вскрикивает, но продолжает на меня смотреть. Не отрываясь.

Я повторяю движение, делая удар сильным, звучным. Маша вскрикивает, кусает губы, но ноги не раздвигает, продолжая ждать наказания.

Я поднимаю руку снова, понимая, что просто сейчас кончу. Накрываю ягодицы в третий раз. Звонко, с оттяжкой. Она кричит от боли, плачет и тут же, сдаваясь, раздвигает ноги. Я сразу же впиваюсь губами в сочащиеся влагой губки, успокаивая, лаская, подыхая от того, какая сладкая малышка мне досталась.

Глава 19

Маша

Он пьет меня, выпивает до дна, скользя языком по местам, о которых не то, что говорить, думать не принято, но я хочу не только думать и говорить, я смотреть хочу. Хочу знать, так же ему это все нравится, как и мне. Так же он умирает от желания. Кожа еще горит в местах удара, но это только добавляет остроты. Мурашки волнами по телу, от головы до самых пальчиков, которые сжимаются, когда он особенно сильно щелкает языком по клитору. Хочу видеть.

— Что?

— Блин, я вслух сказала, — он тормозит. Ну зачем он тормозит.

— Говори, Маш, все, что хочешь, говори.

— И ты не будешь ругаться?

Он обводит пальцами самые мокрые места, чуть нажимая, проникая между самым кончиком пальца….

— Твой язычок у меня всегда вызывал желание выебать тебя, но точно не желание ругаться. Тем более, теперь я знаю, как закрыть тебе рот, — он дергает меня за ногу, роняя на мягкий ковер, и тут же переворачивает, нападая влажными губами на рот. Но сразу отрывается.

— Говори…

— Я хотела посмотреть, как ты это делаешь. Ты словно знаешь, как это делать. Ты брал уроки?

Арсений поджимает губы, словно хочет рассмеяться, проводит по моей ноющей груди рукой.

— Будем считать, что я самородок, — спускается он, ставит мои ступни на ковер. — Упрись пятками, поднимись и смотри.

Я делаю как он велит, смотря, как он опускает рот между ног. Сначала это вызывает дикое желание отвернуться, пристыдиться. И его пристыдить за такой разврат. Потому что это ужасно пошло. Так аморально. Но оторваться от движения его языка по моему клитору просто нереально. Это затягивает в пучину распутства и порока. На это хочется смотреть, а ощущение уколов по нервам хочется переживать вновь и вновь.

— Господи, Арс… ений, — он еще и смотрит на меня, на мою реакцию, словно тело, которое дергается как в конвульсиях, не позволяет определить степень моей приближенности к оргазму. Он рядом, крадется в том тепле, которым Арсений скользит по половым губам, клитору, но тут же начинает бежать, стоит ему ускориться, убивать меня четкими ударами самого кончика, пока его руки так грубо мнут мне грудь. Мне больно ведь должно быть. И больно. Но боль такая сладкая, что я вряд ли переживу ее потерю. Она взрывает мой мир красками, не дает даже вздохнуть, просто сшибает ударом. Я падаю, выгибаюсь, бью руками по ковру, крича и ругаясь.

— Господи, господи, господи! Арсений! Арс, босс… — открываю глаза и вижу над собой безумный взгляд, полный триумфа.

— Кончаешь ты так же охуенно, как танцуешь….

— Правда? Тебе понравилось? — часто дышу, а Арс проводит пальцем по моим губам. Кивает.

— Я чуть не сдох, пока смотрел на тебя.

— Красочное сравнение. А от чего? От возбуждения или страха?

— С тобой эти два чувства плотно пересекаются. Я готов был кричать скорую, когда ты поднялась на самый верх.

— Я думала, ты не придешь.

— Да, я видел твое смс.

— И? Зачем пришел?

— Тебе сказать? Или показать? — обхватывает он мой сосок и сжимает, мягко покручивая, другая рука забирается под поясницу, прижимая мой лобок к плоти его члена. Такой горячей и пульсирующей, что впору бежать и спасаться.

Сказать, не сказать? Если скажу, то есть шанс, что он просто откажется от идеи, а не скажу, то разозлится потом. Но если разозлится до, то я лишусь самого красивого дефлоратора на всем белом свете.

— О чем думаешь?

— О том, какой ты красивый.

— Мужчинам такое не говорят.

— Ну если это правда.

— И ты красивая… Просто нереально, Маш.

— Давай устроим конкурс красоты, — кого отвлекаю: себя от скольжения по его члену, или его от скорого проникновения. Мы словно две выдры ластимся друг об друга, мокрые, скользкие. Настоящие животные.

— Давай. Выиграет тот, кто кончит больше.

— Это мало похоже на конкурс красоты, но я все равно впереди.

— Тогда моя очередь, — раздвигает он мне ноги, а я закрываю глаза, готовая ощущать адскую боль, как пишут в книгах, но вместо этого ощущаю лишь растяжение. Неприятное, но не болезненное. До какого-то момента, пока Арсений не делает резкий рывок. Черт, а вот это больно. Но я не кричу, лишь зубы сжимаю.

Открываю глаза, замечая в глазах Арсения безумие и вопросы. Он шумно дышит, упирая руки по обе стороны моей головы.

— Хочешь поговорить об этом? — тяжело ему говорить, а держаться еще тяжелее. По виску стекает капля, каждая мышца великолепного тела подвергается невероятному напряжению. А мне уже и не больно, если только немного.

— Хочу свой следующий оргазм.

— Ладно, — он начинает двигаться, на его лице невероятная мука.

— Тебе больно?

— Заткнись, сейчас просто замолчи, — он отворачивает мое лицо, скользит языком по щеке, уху, начиная медленно, но верно двигаться. Еще. Еще. Рывок. Еще рывок. — Прости…

Не знаю, за что он извиняется, я почти привыкла к дискомфорту. А нет, теперь понятно, за что, потому что в следующий миг движения становятся резкими, а кожу на шее он просто прикусывает. Я верещу от боли, но Арсения это не останавливает, он просто долбится в меня словно фабричный станок, неутомимый, неутолимый, агрессивно настроенный выточить резьбу по размеру своего болта. Он поднимается на локтях, смотрит на меня, на то, как прыгает от его толчков грудь, как я кусаю губы, смотря на соединения наших тел, как его плоский живот прилегает к моему… Идеальная картинка. Я начинаю возбуждаться. Черт. И боли больше нет. Лишь дикое животное желание смотреть на то, как он двигается, как теряется во мне или появляется окрашенный белыми и красными разводами.

— Арс…

— Что, Маш, — поднимает он глаза, хотя сам завороженно смотрел вниз. — Что, родная? Больно еще?

— Да не, — трогаю член, смешивая краски. — Красное это кровь… А белое?

— Смазка твоя. Иди сюда, — поднимает он меня к себе, прижимая грудью к своей, берет руку, вылизывает пальцы…. Я ахаю, но и подумать не успеваю, как он целует меня, начиная снова двигаться внутри. Снова и снова, быстрее и быстрее. Со шлепками, пошлыми хлопками и невероятным вкусом распутного поцелуя.

— Я смогу кончить?

— Вряд ли прямо сейчас, ты много думаешь, — почти стонет он, вдавливая меня в себя, снова роняя, накрывая всем телом, поднимая бедра выше и двигаясь внутри как отбойный молоток. — Маш, не могу больше.

— Тебе плохо?

— Просто помолчи, — целует он меня так жадно, словно путник после пустыни, начинает двигаться еще резче, снова причиняя боль, но тут же вынимает член, роняя мне на живот несколько крупных капель… — Маааша…