Татьяна Бродских - Солнечный цветок дьявола
— Все просто, моя хорошая. Что такое душа ребенка? Это слияние душ его родителей. А душа матери и сына не даст здорового потомства, поэтому детям Кигана переходила только частичка его отца. Богиня позаботилась об этом. Но видя в каких монстров превращаются сверры, она наложила запрет на рождения у них детей.
— То есть как? А как они размножаются? — вырвался у меня неприличный вопрос.
— Так же как и люди, — рассмеялся Сейм. — Просто, сверры живут дольше людей, намного дольше. И дети у них редкость, потому что только истинная пара может завести ребенка. Как они ее определяют, не знаю. Но одно могу сказать точно, своих женщин, надо сказать очень красивых и стервозных, они боготворят, ведь любая из них может оказать твоей парой и надеждой на продолжение рода.
— Ну все не так уж плохо, — пожала я плечами. — Если они так хорошо относятся к женщинам, то почему сказка страшная?
— Ты упустила одну деталь, цветочек, — хмыкнул мужчина. — Они боготворят СВОИХ женщин. И то не от великой любви, ее они могут испытывать только с истиной парой, а из расчета, что это им когда‑нибудь зачтется. Нет большей радости в семье сверров, чем рождение ребенка, нет большей гордости и чести, чем рождение девочки. Ведь за нее дадут очень большой выкуп. А вот теперь мы подходим к страшной части это сказки. Как я говорил, сверры агрессивны, мстительны, вспыльчивы, они всегда воюют, то между кланами, то с людьми, а последнее тысячелетие с тварями из Сумрачной равнины. А еще сверры — мужчины темпераментные и охочие до женских ласк, а вот их женщинам радость близости доступна только в браке. А теперь вопрос, куда идет мужчина, если дома ему не дают? Или попросту негде взять женщину? А мужчин у сверров в три раза больше женщин. Они спускаются с гор и заманивают в свои сети человеческих девушек. Делают из них рабынь для потехи. Когда господин, а покидать земли сверров может не каждый, натешится своей игрушкой, он отдает девицу своим воинам, а сам спускается за новой девушкой. Стоит ли тебе говорить, что могут сделать один, а то и два десятка озабоченных собственной похотью мужчин со слабой женщиной? Есть такие, конечно, что долгое время берегут свои игрушки, пока те остаются молодыми и привлекательными, но человеческое тело стареет быстро, а значит, конец для всех рабынь один.
— То есть, между сверрами и людьми не может быть общих детей? — мне надо было хоть что‑то просить, потому что память подкидывала издевательства, которые довелось мне испытать. Но то был один барон, а если бы на его месте было десять или больше мужчин, которым на тебя совершенно плевать? Для которых ты не больше, чем животное, бессловесное, бесправное, для удовлетворения похоти. Меня охватил страх, я прижалась к Сейму, ища у него защиты.
— Не бойся, малышка, я не дам тебя в обиду. Этим скотам не добраться до тебя, — обнял меня мужчина. — Больше не один сверр не сможет задурить тебе голову, обещаю. У них ведь как, сманил девушку, пообещал ее всего на свете, а сам провел ритуал полного подчинения. А он проводится только с согласия жертвы. Но девочка ведь никто не объясняет, что это за ритуал, они уверены, что их берут в жены. А дети, не знаю. Теоретически могут быть, а на практике лично мне о таких случаях неизвестно.
— Расскажи мне лучше о людях, как они появились, — вздохнула я, стараясь не думать о плохом. Я верю Сейму, но сомневаюсь, что он сможет меня защитить, если тот сверр мной заинтересовался.
— Тогда слушай, мой солнечный цветочек, — чмокнул меня в нос Сейм.
"Хакон смотрел на счастье брата и никак не мог решиться создать любимую себе. Он исходил весь мир, ища идеальный, по его мнению, материал, пока однажды не присел у ручья отдохнуть и напиться воды. Хакон сидел под сенью ивы и любовался ее гибкостью, легкостью, нежностью и теплом. Потому, как ластились к нему веточки дерева, как шелестела тихо листва. Хакон понял, что именно такая жена нужна ему — нежная, ласковая, душевная. Недолго думая он создал девушку — красивую, светлую, она сразу полюбила своего творца трепетно и без остатка. Хакон был счастлив, но не долго продлилась его радость. Дерево не вечный материал, он старится, умирает. Вот и Хакон заметил тень увядания на лице своей любимой. И его стала страшить мысль, что скоро она умрет, а ведь в его сердце нет места другой женщине. Богиня мать видела, как ее средний сын страдает, как ищет возможность продлить своей ненаглядной жизнь и молодость, но время неумолимо забирает девушку. Айньяша очень любила своих детей, она не могла оставить мучиться сына. Она отдала часть жизненной силы смертной девушке, наградив ее за искреннюю и верную любовь к своему сыну.
Отдав детям душу и жизнь, Айньяша превратилась практически в тень, а в скорости и вовсе ушла в древние чертоги, откуда пришли все боги. На пороге чертога Богиня — мать сказала, что ее дары останутся в мире. А Таллэку она дарит последнее, что у нее осталось — свое сердце. Когда‑нибудь, оно пробудится в груди младшего сына и он все поймет, осознает, исправит…
Эрон не смог забыть любимую, он долго горевал, а потом ушел вслед за своей прекрасной Айньяшей, чтобы в древних чертогах никогда больше не расставаться. А детям оставил этот мир, наказав, жить в дружбе и уважении друг к другу. Киган и Хакон никогда и не ссорились, им было нечего делить. Старший занимался любимым делом, создавая планеты и звезды, средний населял их живыми существами и растениями. Они были счастливы, работая вдвоем, их женщины хоть и были такие разные, но одинаково любили своих мужей. А Таллэк остался не удел. Ему больше не у кого было искать защиту и утешение, никто не смотрел на него с восхищением. Он впервые познал одиночество и обиду. Страшная смесь. Он мог выбрать любую девушку, как из сверров, так и из людей. Но он хотел доказать братьям, что может сам создать себе семью, которая будет его холить, почитать, восхищаться, падать в ноги и внимать каждому слову. Разум Таллэка был ослеплен желанием поквитаться с братьями, так и появилась Сумрачная равнина, населенная тварями. Потому что только чистая душа в состоянии создать что‑то светлое и хорошее, а в злобе рождаются монстры".
* * *Сейм смотрел на дремавшую девушку, что доверчиво устроилась на его коленях, и не знал, как еще защитить ее от враждебного мира. Маленькая, нежная, ранимая, после всего, что с ней сотворил тот скот, Энжи еще могла язвить, сопротивляться, любить. Такая сильная и слабая одновременно. Как же мужчине хотелось ей все рассказать о себе, о мире, но он не мог, и не только магический запрет, наложенный хозяином, был тому виной. Он боялся, что Энжи оттолкнет его, узнав правду. Он даже этого наемника, Сейма, выбрал только потому, что мужчина был молод и хорош собой с человеческой точки зрения. Да и Сейм — неплохое имя, почему бы не оставить его себе. Главное, чтобы его цветочку ничего не напоминало о прошлом. Он хотел оградить ее от всех напастей, и даже придумал хороший план, как им долгие годы быть вместе, но сверр все разрушил. Теперь надо было срочно что‑то думать, ведь тот маг не оставит его Энжи в покое. Слишком она яркая, и дело даже не в физической красоте. Ее душа сияла, переливалась, особенно в последние дни. Девушка будто сбрасывала оковы, ее свет ослеплял и грел. Сверр не сможет пройти мимо, с его‑то пустотой внутри. Сейму с каждым днём все тяжелее было расставаться с Энжи, пусть даже ненадолго. Глаза сами ловили взгляд девушки, руки тянулись спрятать ото всех в объятиях, а губам хотелось целовать ее неустанно. Он целый день мечтал о ночи, о том, чтобы она никогда не заканчивалась. Но сегодня она у них может быть последней, потому что перед мужчиной стоял выбор, или создать для Энжи дополнительную защиту и привлечь внимание Хозяина к себе, или выкрасть девушку в надежде, что несколько лет счастья у них будет. Последнее было в духе его Хозяина — эгоистично и предсказуемо глупо. Потому что когда‑нибудь его призовет господин и он не сможет сопротивляться, а его любимая останется одна без защиты, без дома. Нет, он не желал такого будущего Энжи, он сделает все, чтобы ей больше не пришлось страдать. Пусть даже для него это будет означать и дальше прозябать в вечности без нее.