Терпи, неудачница! (СИ) - Иванова Ксюша
- О-о, это я и не умею. Всегда мечтала научиться жеманно хлопать ресничками, стрелять глазками и складывать губы трубочкой, но не работает. Даже наоборот.
Я попытался представить себе ее с выпяченными губами и томной улыбкой. Смешно! Слишком у нее умный и пронзительный взгляд для всех этих ужимок и прыжков. Не получится, ни за что. Но сказал совсем другое:
- Ну потренируешься, если согласишься, на мне. Посмотрим, на что ты способна!
- Хм, а ты? Тебе тоже флиртовать нельзя и на других баб смотреть?
- Само собой.
- Целых две недели сможешь выдержать?
- Почему две недели? Я про длительные отношения говорю.
- Я в Новгороде, ты на Байкале...
- Я в Иркутске.
- Во-от, я об этом и говорю.
- Да-а, тут подумать нужно. Но и это тоже решаемо.
И я, действительно, начал мысленно просчитывать варианты! Меня многое держало в родном городе - мама, которая никогда не уедет от отцовской могилы, сын, которого, пусть раз в месяц, пусть на каникулах, но я хотел видеть вживую, обнимать при встрече и быть рядом. Работа? Это - нет. Такую же, а может, даже более высокооплачиваемую, я легко найду в любом мало-мальски крупном городе! А уж в Новгороде, и подавно! Сам себе удивлялся - она даже не согласилась еще, а я уже придумываю что-то!
Она тоже шла, задумавшись. И мне неожиданно захотелось, чтобы все остальные исчезли. Пусть ненадолго, пусть на полчасика. Мне хотелось успокоить ее, обнять, погладить по голове, просто прижать к себе, как ребенка, как родного человека, пообещать, что все обязательно будет хорошо, все наладится...
- Командир! - Иван Петрович догонял, перейдя на бег. - Александр, подождите!
Пришлось немного замедлиться, подстраиваясь под его шаг.
- Александр, долго еще до реки?
- Если будем держать такой же темп, то завтра утром прийдем.
- Ночью тоже придется шагать?
- Иван Петрович, - я говорил тихонько, чтобы остальные не услышали. - Вы, наверное, заметили, что ветер переменился и стал сильнее. Так вот, он как раз от пожара дует!
- Я и хотел об этом сказать. Мы когда на пригорок поднимались, мне показалось, что запахом гари тянет. Я хоть и старый морской волк, но с нюхом пока полный порядок.
19.
После слов Ивана Петровича я явственно почувствовала запах гари! Конечно, хотелось бы списать это на хорошее воображение, но скорее всего, пожар, действительно, приближался. Иван Петрович продолжил так, чтобы слышали только мы с Сашей:
- А вы, когда с холма смотрели, сумели определить, какой это пожар - верховой или наземный?
- Это - верховой пожар, - также, как и он, понизил голос Саша. - Причем, он опасен еще больше тем, что на нашем пути горит именно сосновый лес. Сами понимаете - смола, сухие и высокие стволы, высота деревьев опять же...
Я неожиданно вспомнила увиденный пару лет назад фильм про австралийских пожарных под названием "Гранитная скала", и волосы от ужаса практически зашевелились на голове - в конце из всей бригады пожарных в живых остался только один!
Наверное, я сильно изменилась в лице, потому что Иван Петрович вдруг сказал:
- Саша, не нужно так пугать девушку! Пока что все не настолько страшно.
А Морозов, совсем не глядя на меня, просто поймал мою руку, точнее снял ее с лямки рюкзака, и дальше так и шагал, у всех на виду держа мою ладонь в своей. Иван Петрович отстал.
- "Саша, не нужно так пугать девушку!" - передразнила я, но руку не убрала. - Все же смотрят...
- Да и пусть. Считай, что это для ускорения - ты быстрее идти стала. А вообще, расскажи мне что-нибудь. Про жизнь свою. Про Варвара. Про работу.
Надо же запомнил, как моего ребенка зовут!
- Тебе интересно, или отвлекаешь меня от мыслей о скорой смерти?
- Мне интересно. И отвлекаю.
И я рассказывала. О своем детстве. О родителях, которые всегда были рядом, но как бы в параллельной вселенной. Помогали, но без фанатизма. Любили, но не без памяти. О муже. О нашей с ним какой-то случайной встрече и такой же случайной короткой совместной жизни, от которой и хорошего-то немного осталось - только что Варька! О работе - любимой и важной. О моих девятиклассниках. О подругах.
А он слушал. Задавал вопросы. И тянул меня за собой - уставшую, грязную, растрепанную...
... А вечером, когда идти уже не было сил и мы как-то синхронно попадали кто куда, Саша снова расстелил матрасы - палатки ставить не было смысла, потому что он предупредил, что отдыху даст нам всего несколько часов. Он же выдал сухпайки. И я заснула, с галетой в руке, так и не донеся ее до рта.
Проснулась ночью от жажды. Неподалеку горел костер. Рядом с ним на чем-то, похожем на рюкзак, сидел Саша. Я осмотрелась. Все остальные спали, не реагируя ни на комаров, ни на Димкин раскатистый храп.
С огромным трудом я встала на гудящие, натруженные ноги - на глаза навернулись слезы. В голове мелькнула было мысль о том, что девчонки подарили мне не подарок на день рождения, а билет в камеру пыток. Но вдруг на смену этой мысли пришла другая. Я подумала, что если бы не они, я никогда бы не встретила Сашу. И вот этой щемящей нежности в моей душе никогда не появилось бы. Бедненький, сидит один, охраняет наш сон, а ведь он тоже живой и устал не меньше нас всех.
Я пошла к нему. Он обернулся, но до того, как успел что-то сказать, я встала на колени за его спиной и обняла за шею.
- Женя, - моих рук коснулись горячие губы. - Иди поспи. Еще часок и буду будить.
- Саша, давай я подежурю, а ты отдохнешь?
- Я сильный. Не переживай, я почти не устал.
- Ты сильный. Очень красивый. Мужественный. Ты заботливый и добрый. Не понимаю, как можно было променять такого, как ты, на... на любого другого! Твоя жена - дура!
Он пожал плечами. Положил руки поверх моих и начал гладить, заставляя мурашки ринуться по моей коже.
- И что во мне такого красивого... разве что задница?
Откуда он... Я же, кажется, это говорила Маруське там на балконе! Подслушивал! Хотела вырвать свои руки, но он как-то разом обернулся, аккуратно потянул на себя и я оказалась у него на коленях. Ничего не успела спросить, он продолжил сам:
- Ага. Подслушивал. Случайно, конечно. Но пройти мимо не смог. Хотел песню о себе услышать. Женька, поцелуй меня! Как ты там вчера говорила... "вдруг в последний раз"?
- Не шути так! Мне страшно!
- А мне вчера? Напугала меня до смерти!
Смеялся надо мной, но времени даром не терял - руки уже пробрались под футболку и гладили спину, задевая застежку бюстгалтера. А губы... губы касались шеи, щеки, мочки уха. И ещё не целовали, нет, но ощущение горячего дыхания на ставшей удивительно чувствительной, коже, опаляло не хуже костра. И мне было так безумно хорошо сейчас, как будто вот оно - мое место, у него на руках, а я, наконец-то, спустя бесконечное множество бессмысленно прожитых дней, нашла его. И хотелось мне сказать ему что-то ласковое, нежное, но губы сами сложились в совершенно противоположное:
- Не буду целовать.
- Почему это?
- Потому, Сашенька, что целый день шла, и... ну в общем, ты сам понимаешь... скорее бы уже речка - искупаться не помешало бы!
- А мне нравится, как от тебя пахнет, - в голосе его появилась лёгкая хрипотца. - Представь, что мы с тобой какие-нибудь степные кочевники, которые вместо воды мажутся жиром оленей.
- Ты все перепутал, - я пыталась что-то объяснить сквозь смех. - Это чукчи жиром мажутся! А кочевники... не знаю даже, в молоке верблюжьем купались.
- Да плевать, поцелуй меня, иначе я тебя в лес отнесу - вон туда, в темноту. Раздену там и буду любить целый час!
Пришлось уступить. Не потому что мне не хотелось, чтобы он исполнил свою угрозу - хотелось и даже очень, а только лишь из страха, что в темноте могут быть всякие там звери и насекомые, да и опять же стыдно было - помыться все-таки не мешало бы. Я поцеловала. Хотела сделать это легко - притронуться к губам и отодвинуться. Но он обхватил мое лицо руками, прикусил нижнюю губу, и ворвался в рот языком так яростно, так страстно, что я забыла обо всем на свете и сама вцепилась в него мертвой хваткой. И скорее всего поцелуй этот все равно закончился бы там в темноте на траве, если бы вдруг вдалеке не раздался грохот.
