Любовь как закладная жизни (СИ) - Горовая Ольга Вадимовна

В этом ли причина того, что никто из них так и не начал разговора? Или в чем-то другом?

В первый момент, увидев пару, у которой разница в возрасте, наверняка, составляла больше пятнадцати лет, зная, кто должен прийти, Валентин решил, что Агния боится своего спутника.

Но это предположение он отмел практически моментально. Сила чувств этой девушки, ее обожание сквозило в каждом жесте и взгляде. Боруцкий же пылинки сдувал с Агнии, надышаться на нее не мог, кажется. И Валентину потребовалось время, чтобы заметить и еще кое-что во взглядах этих двух. Вину. Они оба считали себя виноватыми друг перед другом.

И ему самому, похоже, надо было отталкиваться именно от этого, если Валентин надеялся хоть на какой-то контакт. Но так как его вроде бы наняли для помощи Агнии, начинать стоило именно с этого конца:

— Я мог бы побеседовать с вашей женой наедине? — вопросительно глянув на Боруцкого, Валентин внимательно наблюдал за реакцией мужчины. Он не был самоубийцей, но надо же было как-то двигаться вперед, а не продолжать и дальше сидеть, обмениваясь ничего не значащими фразами.

В ответ на эту просьбу напряглись оба. Причем Агния, кажется, еще и испугалась. И все-таки, вызвав уважение у Валентина, женщина кивнула, соглашаясь, когда Боруцкий повернулся к ней. За этим обменом взглядами стояло куда больше, чем могло показаться. Валентин имел достаточно опыта, чтобы уловить, что эти двое словно бы успели без слов сказать что-то друг другу и прийти к какому-то решению. Так часто бывало у пар, многие годы проживших вместе. И Валентин это отметил для себя.

А потом Боруцкий поднялся и поманил Валентина за собой:

— Я подожду в коридоре, Бусинка, — проговорил он, повернувшись к жене, после чего вышел за двери вместе с Валентином. — Послушай меня, ты, — закрыв двери, Боруцкий глянул на него совсем другими глазами. Да и тон изменился. Глубоко в душе Валентин снова посокрушался об исправности своего телефона сегодняшним утром. — Если ты ее хоть словом обидишь, хоть пальцем…

— Послушайте, Вячеслав Генрихович, — Валентин прервал его, стараясь сохранить цивилизованные отношения. — Поверьте, я имею достаточный опыт работы. И никогда не причинил ни малейшего вреда, ни одному из своих пациентов. К тому же, Соболев меня предупредил, да и с ним я работал…

Боруцкий усмехнулся. И сделал это так, что Валентин как-то сам собой умолк.

— Соболь предупредил? Не смеши меня. Соболь у нас цивилизованный, культурный. Пристрелить, небось, тебя грозил, — Боруцкий прищелкнул языком. И глянул в сторону двери кабинета, которую держал прикрытой. — Я не такой, университетов не оканчивал и этикетов всяких не знаю, — намеренно грубовато, похоже, хмыкнул он. — Для меня ничего святого на свете, кроме этой девочки — нет. Так что, если ты ее хоть словом расстроишь, — Боруцкий глянул прямо в глаза Валентину, — я тебя живым выпотрошу и заставлю сожрать свои же кишки. И только потом возьмусь за пушку. Усек?

Как-то у Валентина стало сухо во рту. Не то, чтоб он не привык к постоянной угрозе, работая с Константином. Привык. Но, как верно ему только что напомнили, Соболев был разумным, хладнокровным и цивилизованным человеком. Более того, с ним можно было вести диалог. Стоящий же сейчас перед ним мужчина, определенно, был бешенным. Нет, Валентин не сомневался в здравости его ума. Просто реально оценивал темперамент. И то, что Боруцкий, определенно, не шутил. И все-таки, понимая это все, он сумел сглотнуть:

— А с тем, кто довел вашу жену до такого состояния, вы это сделали? — откуда-то нашел силы ровно поинтересоваться Валентин, продолжая оставаться психологом, несмотря ни на что. И желая помочь тем, кто пришел к нему за помощью.

У Боруцкого нерв задергался на виске и глаза потемнели. Он тяжело втянул воздух и так глянул на Валентина… И все же, еще раз клацнув языком, ответил:

— Именно это я сейчас с ним и делаю, можешь мне поверить.

Валентин поверил. Вот, ни на секунду не усомнился. Наверное, именно потому у него ослабели колени, когда он все-таки возвращался в кабинет, спиной ощущая буравящий его бешенный взгляд Боруцкого.

— Не уходите, мне потом еще с вами надо будет один на один поговорить, — уже с порога рискнул он обернуться и предупредить Вячеслава.

Боруцкий молча кивнул, глядя при этом на склоненную макушку Агнии через раскрытую дверь. Девушка же за это время, похоже, даже не пошевелилась.

Глава 41

Когда Валентин сел на свое место, Агния все-таки подняла голову и какое-то мгновение смотрела прямо на него. После чего как-то невесело улыбнулась:

— Вы не думайте, Вячек очень хороший, просто он за меня волнуется, — очевидно, догадавшись о содержании их разговора в коридоре, произнесла девушка. — И виноватым себя считает, потому и старается теперь ничего не упустить. Может, чересчур, порой.

Валентин как-то сомневался, что кто-то еще в мире согласится с ее мнением о Боруцком. Даже Соболев, звоня сегодня, предостерегал его и рекомендовал не нарываться. Впрочем, наверняка, никто больше в мире и не обращается к этому мужчине «Вячек», так что, возможно, со своей позиции Агния не настолько уж не права. Просто смотрит она на своего мужа с иного угла, чем все остальные. Заметил Валентин и то, что Агния вновь уставилась на свои руки. Да и нельзя было сказать, что отсутствие мужа ее как-то раскрепостило или сделало атмосферу в кабинете более открытой.

— А он действительно виноват? — попытался он хоть как-то завязать общение и оценивая реакцию собеседницы.

Агния ответила не сразу. Подняла голову, посмотрела в окно за спиной Валентина, словно раздумывая над его словами. Вздохнула.

— Что такое вина? — наконец, уточнила она, глянув Валентину в глаза. — Я не уверена, что знаю ответ. Считает ли он себя виновным? Да. Считаю ли я его виновным? Нет. Вячеслав не всегда поступает так, как следовало бы, — тут она снова невесело улыбнулась. — Вы, наверняка, что-то слышали о нем, и можете не согласиться с моим мнением. Посчитать, что это явное преуменьшение. И да, он не раз, и не два шел вразрез с законом, как человеческим, так и Божьим. Но… — Агния снова перевела глаза на окно. — Как можно сказать, виновен ли кто-то в том, что случилось? Он ведь не один был все эти годы. А может, именно потому, что я когда-то прилипла к нему, доставала, заставила взять меня на работу, что влюбилась в него, сделала его уязвимым… Может это я виновата в том, что случилось? Мы оба сделали выбор когда-то. Очевидно, теперь отвечаем за последствия.

Она замолчала. А Валентин не мог не сделать вывод, что так и не разобрался, что собственно у них случилось, и зачем же они к нему приехали.

— Это было желанием вашего мужа, обратиться ко мне? — поинтересовался он, допуская, что этим может быть вызвана замкнутость собеседницы.

— Нет, — Агния покачала головой. — Вчера ночью я попросила его найти психолога для меня.

И опять замолчала.

Что ж, он мог заключить то, что желания жены, со всей очевидностью, первоочередные для Боруцкого, раз его разыскали так быстро.

— Я был на нескольких ваших концертах, — попробовал он зайти с другого бока и хоть как-то разговорить Агнию, может, задействовав ее тщеславие или профессиональную гордость. — У вас бесподобный голос.

— Большое спасибо. — Она улыбнулась чуть более искренно, да и только.

— Вы в последнее время не выступали, — заметил Валентин, предположив, что дело может быть в карьерных проблемах. — Что-то случилось?

— Полтора года назад я решила прекратить петь, — Агния казалась невозмутимой, но он заметил, как судорожно она сжала пальцы. — Впрочем, несколько концертов в течение этого года я была … вынуждена дать. — Он заметил заминку.

Вынуждена? Кто мог принудить к чему-то жену Боруцкого?

Но Валентин задал не этот вопрос:

— Прекратить петь? — удивился он. — Но разве можно прятать такой талант? Почему?

Агния тяжело сглотнула перед тем, как ответить. И Валентин не смог не оценить мужество этой девушки: