Барбара Картленд - Таинство любви сквозь призму истории
Конечно, была в подобных рассуждениях и доля реализма. Почитаемой и исключительной категорией становились девственницы и целомудренные мужчины. Простые же смертные, рожденные в первородном грехе, могли вступать в брак, считавшийся просто сносным способом избежать худших последствий удовлетворения сексуальных потребностей.
Все юноши и девушки средних веков явно стыдились брака, ибо перешедшие в это состояние не считались идеальными. Вдобавок проявление любви и сама любовь, толкавшая к браку, подвергались всеобщему осуждению.
Любовь плотская не просто отодвигалась на задний план – она отвергалась. Никто не признавал нормального удовольствия от занятий супругов любовью. Совокупление отвечало одной цели – производству потомства.
Одним из результатов внедрения в сознание религиозных людей чувства вины стал грандиозный всплеск сексуальных извращений, Устраивались оргии умерщвления плоти, самобичевания, распространялось ношение власяниц, возникала масса прочих неврозов.
Кристина Сен-Тро даже «привязывала себя к колесу, висела на дыбе, на виселице рядом с трупом. Не довольствуясь этим, она была частично погребена в могиле».
В Рейнской провинции и на другом краю Германии, в Богемии, культ маньяков-самобичевателей – флагеллантов – обретал угрожающие масштабы. «Зараза распространялась очень быстро. Днем и ночью длинные процессии представителей всех классов и возрастов, возглавляемые священниками с хоругвями и крестами, двойным строем двигались по улицам, распевая молитвы и до крови хлеща себя кожаными плетьми».
Подобные демонстрации тревожили церковь, но она не отменяла запрета на эротическое наслаждение.
Для супружеских пар придумали ханжескую ночную рубашку, плотную, с единственной прорехой, через которую муж мог совокупиться с женой при минимально возможном контакте и удовольствии.
Монахинь готовили к огромным жертвам ради сохранения девственности. Святая Эбба, настоятельница Колдрингемского монастыря в Шотландии, отрезала себе нос и убеждала сестер-монахинь последовать ее примеру, дабы их красота не манила датчан-язычников.
К сожалению, хотя монахини и не стали объектом их похоти, разгневанные датчане превратили их в объект своей злобы и подожгли вместе с монастырем.
Обращаясь в новую религию, мужчины преисполнялись чересчур рьяной веры и порой для того, чтобы секс наверняка никогда не осквернил их тела, независимо от происходящего в сознании, сами себя оскопляли.
Тысячи юношей искалечили себя таким образом – количество безусловно достаточное для исполнения обещания Апокалипсиса об уготованном целомудренному мужчине на небесах месте рядом со Спасителем.
Овидий пятьсот лет назад весьма живо описывал собственноручное оскопление потерявшего любовь мужчины; теперь же себя кастрировали мужчины, нашедшие любовь.
Острый он камень схватил и тело терзает и мучит,Длинные пряди волос в грязной влачатся пыли.Он голосит: «Поделом, искупаю вину мою кровью!Пусть погибают мои члены, они мне враги!Пусть погибают!» Вскричал и от бремени пах облегчает,И не осталось вдруг знаков мужских у него.Это безумство вошло в обычай, и дряблые слуги,Пряди волос растрепав, тело калечат себе.
(Овидий. «Фасты». Пер. Ф.А. Петровского)
Большинству мужчин, не способных или не желавших жить и умереть в целомудрии, христианство предъявило в Европе другое требование – сохранять моногамию.
Многомужество и многоженство были раньше вполне обычными. Теперь утверждалась римская концепция одной брачной пары. Но от римской терпимости по отношению к разводу отказались. Новшество вводилось постепенно. Сначала разрешались один-два развода, но при императоре Константине развод для тех, кто женился с соблюдением христианской религиозной церемонии, стал практически невозможным.
Кстати, это вовсе не было обязательным даже в формально обращенных племенах. В течение первых четырехсот лет первого тысячелетия заключение брака священником не считалось главным условием легализации союза и родившихся от него детей.
Однако к VI в. все обращенные в христианство народы, кроме самых примитивных, признали религиозную церемонию необходимой.
Это означало, что ухаживание и брак переходят под контроль церкви, которая почти не скрывала своей неприязни к тому и другому.
Таким образом, супруги жили под дамокловым мечом чувства вины. Церковь всегда наблюдала и критиковала увиденное.
Грехом считалось соитие в дневные часы, перед ужином и после завтрака (этому правилу подсознательно следует большинство современных супружеских пар), нельзя было заниматься любовью на Страстной неделе, по постным дням, во время Великого поста, во время беременности и в течение определенного периода после родов, в ночь перед и в ночь после посещения церкви, за час до и через час после молитвы, пения псалмов, чтения Писания.
Некоторые священники вносили дополнения в эти правила, в том числе одно весьма странное, требовавшее сексуального воздержания три дня и три ночи после свадьбы. В итоге пара, решившая соблюдать все заповеди насчет сексуальных запретов и регулярного посещения церкви, вообще никогда не вступила бы в физическую близость.
В этом и состояла задуманная цель. Некоторым парам удавалось вести блаженную, по их мнению, жизнь: они вместе жили и спали, совсем не занимаясь любовью.
Теоретическое обоснование этого фантастического отношения к сексу, якобы благословленному брачным союзом, заключалось не только в глубоком убеждении в дьявольской природе секса, но и в вере, что Святой Дух в момент совокупления покидает человеческое тело и его хозяин на время остается животным.
Утверждали, что дух начинает слабеть, как только мысли обращаются к сексу, – отсюда заявления религиозных вождей вроде Иеронима о греховности предвкушения приближающегося сексуального наслаждения.
«Слишком пылко любящий свою жену – прелюбодей», – предупреждал он, добавляя, что отправляться в церковь или на молитву до возвращения духа – богохульство.
Петр из Ледесмо настаивал, что «каждый поцелуй, который муж дарит жене после брака, – смертный грех».
А епископ Клюнийский Одо изрекал: «Если мы не способны дотронуться до гнойника или до экскрементов даже кончиком пальца, как же можно обнять этот бурдюк, полный мерзости».
Церковь в ранний период оказывала всевозможное давление для распространения убеждения в греховности секса. «Видение Альберика», весьма популярного в XII в. пламенного и непреклонного проповедника, живописует часть ада с озером кипящего свинца, смолы, дегтя, поджидающего особую категорию грешников – женатых людей, которые в запрещенные дни и часы занимались любовью.
