Клянусь тебя ненавидеть (СИ) - Литовская Даша
__________________
- Это не выгодно. – прочеканил Ринат Ильдарович и продолжил как ни в чем не бывало потрошить мясной стейк в своей, до рези глазах, белой тарелке.
Я облизала губы, а следом сделала большой глоток сухого вина, что наполнял пузатый фужер под рукой.
Скатерти на столе такие же белые, как и тарелка Рината Ильдаровича.
Все в этом доме белое. Слепящее. Холодное. Словно в больнице.
Мне никогда не было уютно в особняке родителей мужа. Но присутствовать на редких, наполненных неудобным молчанием ужинах, было необходимо.
- Отец, - прочеканил Дамир стальным тоном. – Я вывожу в прибыль уже третью компанию. С чего ты взял, что эта будет не выгодной?
- Ты не следуешь правилам ведения дел, которым я тебя научил. Постоянно рискуешь. И этот риск неоправданный.
- Тем не менее, я делаю правильные ставки и еще ни разу не прогорал. – не унимался Дамир, сверля отца взглядом. Он терпеть не может, когда его поучают. Я это знаю. А его родители – нет.
- Когда-нибудь ты выкинешь на ветер все, что создал таким трудом. Помяни моё слово.
Я поперхнулась. Невысказанное возмущение встряло в горле огромным комом, словно большая, сухая таблетка. Вскинула предостерегающий взгляд на Рината Ильдаровича.
Ну почему? Почему им так сложно просто порадоваться за сына?
Сегодня у него значимый день. Дамир приобрел крупную компанию и собирается ее развивать. Он шел к этой сделке больше двух лет! Он планировал и работал над ней денно и нощно не жалея ни сил, ни времени!
- С чего ты взял, что я обязательно должен все потерять? – цедит муж сквозь зубы и багровеет.
Его отец лишь хмыкает и самодовольно закатывает глаза.
- Ты разве не знаешь сам, как не постоянен мир больших денег, когда ты не относишься к ним с должной осторожностью?
- Дамир знает! Не зря его состояние, заработанное самостоятельно, в разы превышает Ваше! – выплевываю я мужчине в лицо прежде, чем успеваю подумать.
За столом повисает молчание.
Три человека уставились на меня с неподдельным интересом в глазах. Краснею. Опускаю ресницы и до белых костяшек сжимаю вилку.
Дамир накрывает мою руку своей, безмолвно произнося: «Не надо. Не спорь. Это того не стоит». И я, так же безмолвно, с ним соглашаюсь.
- Не думала, что женщина может встревать в разговоры мужчин о делах. – подала голос Назира Каримовна. Надменные нотки заставили снова злиться. Испытывать чувство обиды за себя и за мужа. И непонимание – зачем мы вообще сюда притащились? В который раз.
- Элина может говорить, всё что захочет. – уже спокойнее отозвался Дамир.
- Ну да. Она ведь не соблюдает традиции. – равнодушно изрекла женщина и многозначительно посмотрела на Рината Ильдаровича.
- Это не мешает мне любить Вашего сына. – тихо, почти одними губами произнесла я. Будто и не им говорила, а самой себе. Мне наплевать, какая у Дамира семья. Наплевать, что при встрече я не получаю ничего, кроме колких надменных взглядов и... Неприятия. Полного. Тотального. Каменного.
Я среди них чужая. Девочка с улицы. Без воспитания, должного уважения к старшим, без знания их культуры и веры.
Но на дворе двадцать первый век. Дамир вправе брать в жёны того, кого любит. А не того, кого должен.
В этой семье есть одна большая проблема. И я поняла ее, как только впервые переступила порог белокаменного особняка.
Родители Дамира такие же холодные и каменные, как и всё вокруг них. Они будто пытались подстроить интерьер своего дворца под внутренний мир. Закрытые, токсичные люди.
Ни одна наша встреча не проходила тепло и спокойно. Даже когда дела мужа шли в гору, они будто пытались вернуть его на поверхность земли. Осекали, осуждали то лихое безрассудство, с которым Дамир вел дела. Ни разу я не слышала от этих людей доброго слова. Ни в свой адрес. Ни в адрес Дамира. Их раздражает непохожесть сына на других. Этот мужчина не берет в расчёт мнение старших. Слушает, но всегда делает всё по-своему. Слишком своенравный. Непокорный. Мой Дамир.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Он не получает их одобрения ни в делах, ни в семейной жизни. Будто того, чего он успел добиться – мало!
Ситуация усугубляется контрастом с младшей дочерью этих людей. Алия с самого детства получает безусловную, безоговорочную любовь родителей. Кажется, будто каждый ее поступок заведомо ими одобрен. А их строгость лишь внешнее стремление держать всё под контролем. На самом деле, воспитывай они дочь в лучших традициях своей веры, она не жила бы сейчас с Дамиром, который больше по инерции перенял вседозволенность по отношению к сестре, нежели из соображений опеки. В детстве они сильно не ладили, и когда разборки детей доходили до старших – не прав оказывался только Дамир. Прошло время, былые обиды забылись, а муж до сих пор опекает младшую родственницу, потому что в глубине скупой на эмоции души, засело острое чувство вины перед ней. Маленькому Дамиру внушили, что он не прав. Он вырос, а внушение не исчезло.
Порой, и подумать сложно, к каким глобальным последствиям может привести безрассудность родителей…
Хорошо это или плохо? Каждый сам для себя решит.
Иногда я думаю, что именно родители так сильно закалили его характер. Заставили достигать невообразимых высот. Не обращать внимания на трудности. Плевать на препятствия!
Но за всем этим внешним блеском его отчаянно - идеальной жизни скрывается лишь простое человеческое желание. Быть любимым.
И, порой… Мне кажется, что лучше не иметь никаких родителей вовсе, чем таких, как Назира Каримовна с Ринатом Ильдаровичем. В душе, я безумно рада тому, что Дамир не похож на родителей ни внешне. Ни внутренне.
Да. Он так же холоден и закрыт. Да, он не подпускает близко людей и так же скуп на комплименты. Но я всей душой чувствую – он другой.
Все дело лишь в том, что маленький мальчик с детства привык брать пример с мамы и папы. Самых главных авторитетных людей в жизни любого ребенка. Привык думать, что быть закрытым и прятать эмоции – это нормально. Глушить боль, прикрывая ее собственной грубостью – это в порядке вещей.
Эти люди вряд ли когда-нибудь заботливо обнимали сына и утешали его из-за разбитой коленки. Скорее всего строго цедили «Мужчины не плачут!» и оставляли наедине со своими детскими, размерами с целый мир, проблемами. Нерешаемыми! Угнетающими!
Теперь Дамир никогда и ни у кого не попросит помощи. В его голове это не эффективно. Такую модель поведения ему заложили под корку мозга с самого детства.
Он мало рассказывал мне о том раннем возрасте. Но я и сама понимаю, что тут к чему.
Больше о юности и подростковых метаниях. Как он делал первые татуировки, и как получал по шапке за это от папы. Как сбегал от родителей, гонимый желанием обратить на себя внимание.
Да! Именно обратить на себя внимание! Всё это протест маленького человека против большого мира! Не против давления, или правил. А против равнодушия, невнимания. Каменного непонимания.
И мне страшно от того, что я это понимаю. А они – нет.
Я не хочу менять мужа. Перевоспитывать его. Переделывать, рушить былые устои.
Но, когда-нибудь, я смогу подойти к Дамиру настолько близко, чтобы он понял – открыть душу, не значит дать слабину. Говорить об эмоциях – не значит показывать уязвимость. В этом мире есть люди, которые ни за что не сделают больно.
__________________
Как же сильно я ошибалась тогда в своих выводах. Подойти к Дамиру ближе, чем он позволял, сродни добровольному самоубийству.
- Вы не постучались. И я совершенно не имею желания сейчас с Вами что-либо обсуждать. – собрав в кулак воли всю былую обиду, произношу я резким, не терпящим возражения, тоном.
- Не имеет желания она. – усмехается женщина, гуляя по мне чернющими вороными глазами. Весь ее облик похож на старую птицу. Одну из тех, что витают в небе над кладбищем. Седоватые полосы в тусклых прядях волос. Горбатый, значительный нос. Массивный силуэт фигуры, не имеющий ничего общего с утонченными аристократками ее возраста. И тот самый холод души, что морозит ощущением собственной никчемности, когда женщина с тобой разговаривает. – Мне на это плевать, знаешь ли. Я тебе вопрос задала.