Никогда с тобой
Соня
Я два часа репетировала перед зеркалом то, что выдаю Тану за минуту. Еще столько же решалась на разговор и минут двадцать топталась у него под дверью. После всего, что он мне наговорил страшно пытаться подружиться, но я считаю, что так будет лучше. У меня не получается его ненавидеть. Боятся — да. Но это потому что в принципе никогда не испытывала чувства ненависти.
— Пошла вон! — отсекает совершенно неожиданно.
После длительного молчания, во время которого он позволял мне говорить, его голос звучит до слез грубо. Я делаю шаг к двери, но застываю. Я столько репетировала, бутерброды эти дурацкие готовила. Они, между прочим, на кухне остывают, пока мы тут выясняем отношения.
— Нет! — делаю шаг назад и встаю на прежнее место.
— Что сказала?
— Я не уйду, — стараюсь говорить смело, но этой самой смелости во мне слишко мало.
На самом деле мне страшно, но дрожать я буду после того, как покину его комнату. После того, как потеряю всяческую надежду на нормальное сосуществование.
— Пошла на…
— Давай ты меня выслушаешь! — выставляю руку вперед, перебивая его.
Кажется, только так мы сможем нормально поговорить. Если он будет молчать, а я не буду обращать внимания на его оскорбления, то у нас получится. Главное, чтобы он не перешел в наступление и не выволок меня из комнаты силой.
— Я не смогу с тобой соревноваться, — признаюсь. — Ты физически и наверняка морально сильнее меня, поэтому я хочу перемирия. Ты не будешь меня трогать, я извинюсь в университете и расходимся. Составим график посещения бассейна. Я могу сразу после школы или поздно вечером. Или в тот день, когда ты туда не ходишь.
Я даже составила это дурацкое расписание, но оставила листочек в комнате. Разнервничалась и забыла взять его с собой.
— Ты серьезно? Поверить не могу! Ты серьезно предлагаешь мне выбрать время для посещения бассейна в собственном доме?
От него исходит дикая агрессия. На такое предложение он явно не рассчитывал, но я упрямо гну свою линию. Запрещаю себе бояться. Папа всегда говорил, что нельзя показывать противникам своего страха. Если поймет, что боишься — ни за что тебя не оставит.
— Теоретически ты можешь плавать вместе со мной и…
— Практически, а не теоретически, если мы окажемся в бассейне, я тебя в нем утоплю, — изрекает ядовито.
— Твоя ненависть ко мне ничем не оправдана. Я не претендую на место в сердце Богдана Петровича, не собираюсь становиться наследницей. Я просто хочу доучиться в университете. Мы можем даже не встречаться, если ты так сильно не хочешь. Я предложила попробовать подружиться, но если ты так категорично настроен…
— Я тебя ненавижу, тупая ты инфузория, — выплевывает, делая шаг ко мне.
Я машинально отхожу назад и Тан останавливается, усмехаясь.
— А говорила, постараешься полюбить.
— Если ты мне поможешь! Оскорблениями никак не получится завоевать мое расположение.
Он смеется. Запрокидывает голову назад и хохочет так, что у меня внутри все леденеет. Так, как Тан в это мгновение выглядят все антигерои в фильмах. Те, кого обычно побеждают положительные персонажи.
Пока Тан смеется, я формулирую очередную мысль и замечаю, как открывается небольшой участок шрама. Совсем немного, но я почему-то зависаю. Появляется необъяснимое желание дотронуться к израненной кожи, отодвинуть челку и посмотреть полностью. В бассейне я ничего толком не увидела от неожиданности и испуга.
— Мне нахрен не нужно твое расположение, — заявляет, резко прекращая смеяться.
К такой смене настроений я оказываюсь не готова и не сразу перестаю смотреть на Тана с любопытством. Он замечает. Прищуривается.
— Интересно, да?
Я мотаю головой.
— Можешь посмотреть, если интересно.
Он преодолевает расстояние между нами одним широким шагом. На этот раз я не отхожу — продолжаю стоять на одном месте. Тан практически вдавливается в меня. Ни сантиметра между нами не оставляет и гаркает:
— Смотри!
Я успеваю зажмуриться прежде чем он открывает мне свое лицо.
— Не буду!
— Поэтому никакой дружбы быть не может. О любви вообще забудь. Молись, чтобы я тебя не удавил, не утопил и не переехал машиной. Я могу сотню способов придумать, выберешь тот, который тебе понравится. Просто, блядь, не попадайся мне на глаза.
Сердце в груди так сильно колотится, что в какой-то момент мне кажется, оно выпрыгнет из груди. Тан отходит, но легче мне не становится. Я не знаю, можно ли уже открывать глаза или еще постоять.
— Отмирай уже, сталкер. Я прикрыл то, на что противно смотреть.
Распахиваю веки. Тело пробивает крупная дрожь. Я все-таки его боюсь. Агрессивного, злого, нервного. Он совершенно не умеет контролировать свои эмоции и меня это сбивает с толку.
— Мне не противно, — подняв голову, смотрю в его лицо. — Просто там в бассейне я… я почти ничего не рассмотрела, а сейчас, если бы увидела. Ты сам сказал, что убьешь меня, если кто-то узнает. Так что лучше и мне не знать.
