Продайся мне (СИ) - Соловьева Анастасия
— Точно, милая? Ты же всё время в офисе, а мужчинам нужно уделять внимание.
Маме сделали операцию несколько дней назад, она ещё слаба, но с каждым днём её голос звучит громче и увереннее. Врач говорит, что причин для беспокойства больше нет. Самое страшное осталось позади. Благодаря Назару моя мама проживёт ещё много-много счастливых лет. И ни одно сообщение от неизвестного абонента не сможет погасить мою радость. Тем более это был друг. Рустам. Я безоговорочно верю Назару.
— Да, мам, точно. Не переживай, я скоро уволюсь.
— Когда? — немного оживляется мама.
— Пока не знаю. А что плохого в работе? — меня задевает то, что мама считает карьеру чем-то ужасным.
— Ничего, милая, но работа не должна занимать всё твоё время. Ты же сама говоришь, что засиживаешься до десяти вечера. А как же Назар? Смотри, уведёт его кто-нибудь, пока ты начальнику попу подтираешь.
— Мам, я серьёзными делами занимаюсь. Во вторник, например, я встречала бизнес-партнёров из Франции, общалась с ними, пока Дамир Александрович был занят. Всего за наделю мой английский стал намного лучше, в стрессовых ситуациях как-то быстрее учишься, — я улыбаюсь, вспоминая Армана и Роберта. Очень вежливые, добрые люди, они даже ни разу не поморщились, когда я запиналась и подбирала правильные слова.
— Французы тебе детей не подарят. В отличие от мужа, — назидательно произносит мама.
— Я пока замуж не выхожу.
Раздражение кислотой впрыскивается под кожу. Я рассказываю об умных талантливых людях, с которыми общалась пару дней назад, а мама снова заводит речь о детях и свадьбе. Зачем? Я же не могу сделать предложение Назару, так какой смысл говорить о браке?
— Вот поэтому тебе нужно как можно скорее бросать работу, — вздыхает мама.
На этом наш разговор подходит к концу. Я впервые вырвалась на обеденный перерыв, который решила провести с мамой, а не с коллегами по работе. С ними я так и не познакомилась, некогда. Зато работа с каждым днём становится всё интереснее. Я замечаю, как увереннее становится моя речь, как чётко и быстро я строю сложные фразы, как меньше паникую, когда у меня что-то не получается. За неделю я не совершила ни одной серьёзной ошибки.
Возвращаюсь в офис, открываю рабочую почту. Раздаётся звонок.
— Ты купила билеты в Германию? — сухо спрашивает Дамир.
Сердце падает куда-то в пропасть. Германия! Вебер! Я совсем об этом забыла!
— Минуточку, сейчас уточню, — я бросаю трубку и хватаюсь за голову.
Чёртов Вебер! Я три дня ему названивала, общалась с его секретаршами и чересчур вежливыми помощницами, пока наконец не добилась переноса встречи на субботу. Но до сих пор не купила билеты на самолёт.
Открываю сайты, проверяю наличие свободных мест и через несколько минут начинаю глотать подступающие к горлу слёзы. Всё занято. Даже бизнес-класс. Даже с пересадками. Что делать? Это провал, Гордеев меня убьёт. И Вебер не согласится снова перенести встречу. Поезда в Германию не ездят, автобусом добираться чересчур долго. Да и вряд ли Дамир согласится около сорока часов провести в неудобном транспорте.
Я всё просрала! Только почувствовала, что я чего-то стою, как тут же села в лужу. Нужно покаяться.
Даю себе несколько минут на успокоение, после чего робко стучусь в кабинет Дамира.
— Что? — он скользит по мне безразличным взглядом. Гордеев не любит, когда к нему заходят без спроса.
— Простите. Я забыла о билетах, — прижимаю руки к груди, виновато смотрю на Дамира.
Он поднимается и делает несколько шагов вперёд. Зажмуриваюсь, от страха зубы начинают стучать друг о друга. Сейчас он будет кричать. Орать, обвинять, говорить, как сильно во мне разочарован. И правильно. Я его серьёзно подвела.
— Ты получаешь первое предупреждение, — говорит он нейтральным тоном. Слышу звон и открываю глаза.
Дамир наливает воду в стакан и протягивает мне.
— Выпей, — говорит он. — На тебе лица нет.
Я благодарно киваю, делаю несколько жадных глотков. Мне становится немного легче.
— Первое предупреждение? — непонимающе переспрашиваю я.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})— Да. Три серьёзные ошибки — и ты вылетаешь. Помнишь о таком?
— Смутно.
— Первую ты совершила, забыв купить билеты в Германию.
— Простите, — мне стыдно и муторно на душе, только вот не похоже, что Дамир сердится. Он словно…. догадывался о таком развитии событий. — И что же теперь делать?
— Готовиться к полёту, конечно.
Стакан дрожит в моих руках, я поднимаю глаза на Гордеева, а он усмехается краешком губ.
— В первые недели помощницы всегда лажают, поэтому тебя подстраховывала Диана. У неё есть доступ к рабочей почте и календарю. Она знала, что ты не бронировала билеты.
Так вот, благодаря кому я находила письма, которые случайно отправила в спам или в корзину! Диана возвращала их обратно, не удивлюсь, если она редактировала мои сообщения для зарубежных клиентов. Я ещё подумала, что это подозрительно, но в суматохе забила на странности с почтой.
— И вы тоже знали?
— Конечно, — кивает Гордеев. — Второй раз отказаться от встречи с Вебером было бы непростительно.
Я снова испытываю тот странный прилив благодарности, который неделю назад вылился в сложный неприятный разговор с Дамиром. Но на этот раз я не хватаю его за руку.
— Спасибо вам, — допиваю воду и растерянно сжимаю ладонями пустой стакан.
— Можешь поставить на стол, — замечает Дамир.
Киваю. Возвращаю стакан на место, смотрю на Гордеева и робко ему улыбаюсь.
— Спасибо, что нормально отреагировали на мою ошибку.
Ему не понять, как это приятно, когда тебя не обвиняют во всех грехах, не повышают голос, не говорят о разочаровании. Почему Назар так не умеет? Знаю, у них с Дамиром разные темпераменты, но причина ведь не только в этом. Тогда в чём?
— Самолёт завтра в семь вечера. Мы летим в Германию на полтора дня, так что много вещей не бери.
Его голос звучит мягко и спокойно, хотя всю неделю он разговаривал со мной исключительно сухим и зачастую приказным тоном.
— Хорошо. Спасибо ещё раз. Не смею вас больше отвлекать.
Я выхожу из его кабинета, не переставая радостно улыбаться. Завтра я впервые в жизни побываю за границей. С ума сойти!
17
— Так странно: вылетели в семь вечера, два часа болтались над землёй, а оказались в Берлине не в девять, как должно быть, а в восемь! Неужели мы путешествовали во времени?
Я смеюсь, восторженно разглядывая сверкающий огромный аэропорт, заполненный разными людьми. От искрящейся радости внутри всё поёт и ликует, я перестаю контролировать свои слова и действия, поэтому говорю полную чушь. Но Дамир не издевается надо мной, не называет глупой или странной, зато его губы то и дело изгибаются в лёгкой полуулыбке. Или это мираж? Неужели Гордееву нравится моё безбашенное поведение?
— Ты никогда не путешествовала? — спрашивает он, когда мы идём по длинному коридору.
— Самолётом да ещё и за границу? Нет, никогда. Ой, смотрите: движущаяся дорога! — взвизгиваю я и указываю пальцем на чудо техники.
— Это пассажирский конвейер, — клянусь, улыбка на его губах становится ярче, словно Дамир прекращает сдерживаться.
— Да какая разница? — ставлю ногу на дорожку и смеюсь, когда меня несёт вперёд пусть и на маленькой, но всё равно ощутимой скорости.
Хорошо, что в самолёте у нас с Гордеевым были разные места. Я сидела в эконом-классе и, замирая от счастья, разглядывала пушистые облака, к которым так и хотелось прикоснуться рукой. Мне было совсем не страшно при взлёте и посадке, даже в ушах не гудело, хотя Назар говорил, что я испытаю сильный дискомфорт. Вообще он скептически отнёсся к моей командировке: предупредил, что в Берлине нет ничего интересного, а перелёты — весьма сомнительное удовольствие.
Я мотаю головой. Сейчас не время и не место вспоминать мучительный разговор с Назаром. Я впервые оказалась в Германии, так что буду наслаждаться каждой минутой, проведённой за границей.