Мой Злой Принц (ЛП) - О&#39

Я сделал шаг назад. А потом еще один. И все же этого было недостаточно. Я отвернулся, пока не перестал видеть Бренну, даже краем глаза. Но прошло много времени, прежде чем я смог дышать ровно.

— Это,.. — только и сказал я. Понятия не имею, как я собирался закончить эту фразу. Было потрясающе? Удивительно? Ужасная ошибка?

— Я знаю, — сказала она.

Я взглянул на Бренну через плечо и одним взглядом увидел, что она чувствует то же самое. Сожаление, удивление и долгое медленное беспокойство о том, что мы открыли ящик Пандоры и больше никогда, никогда его не закроем.

— У нас очень неудобная химия, Бренна.

— Так что же нам делать? — спросила она. Бренна все еще стояла, прислонившись к стене. Ее пальто обкрутилось вокруг нее. Зеленое платье обвивалось вокруг девичьего тела. Ее волосы были в беспорядке там, где, по-видимому, я сжимал их в своих руках.

Твою же мать.

Я глубоко вдохнул холодный соленый воздух.

— Ничего.

— Что?

Как странно быть разумным, но кто-то же должен быть здравомыслящим.

Я повернулся лицом к Бренне и широко раскинул руки.

— Между нами ничего не может быть, Бренна. Мой отец ошибается во многих вещах, но в этом он прав. Это будет скандал, который королевская семья никогда не переживет. Это погубило бы меня, что не так уж и важно, учитывая, насколько я уже близок к гибели…

— Гуннар…

— Бренна, — сказал я решительно и холодно. — Как бы плохо это ни было для меня. Тебе будет в миллион раз хуже. Если я буду сломлен ты будешь… — я ненавидел даже саму мысль об этом. Этот ужасный двойной стандарт, который обошелся бы с ней гораздо жестче, чем со мной. — Уничтожена.

— Я здесь не живу, помнишь? — Но я не был уверен, пытается ли она убедить меня, что выживет, или просто напоминает нам обоим, что страна и жизнь королевской семьи не для нее.

— Ты не думаешь, что новость о том, что ты спала со своим сводным братом принцем, будет преследовать тебя? Потому что так и будет. Мир тесен для королевских семей.

— Значит, мы просто игнорируем друг друга.

— Мы не должны игнорировать друг друга, — сказал я. — Мы просто должны игнорировать это. — Я махал руками между нами, мое пальто и шарф развевались.

— Ты предлагаешь нам стать… друзьями? — Ее опустошенный поцелуями рот улыбался мне.

Я посмотрел в окно на чаек, кружащих в ярко-голубом небе, потому что смотреть на нее было слишком неловко.

— У меня никогда не было хороших друзей.

— Ингрид?

— Она делает всю тяжелую работу. И она всегда была влюблена в Алека.

Бренна рассмеялась.

— Ты хочешь сказать, что сумел подружиться с ней, потому что она никогда не влюблялась в тебя?

Я пожал плечами, чувствуя, как горят мои щеки.

— Полагаю, это тоже верно в случае с Алеком?

— Я дружу с Алеком, потому что он никуда не уходит.

— А кто не любит Алека?

— Вот именно.

— Я очень хорошо отношусь к друзьям, — сказала она с присущей ей чопорной гордостью. Бренна оттолкнулась от стены и поправила пальто, а затем и волосы. Как будто я никогда не прикасался к ней.

— Замечательно. Ты можешь довериться мне в этом.

Она улыбнулась мне, обнажив ярко-белые зубы, маленькую щель между двумя передними, которую я посчитал странно… эротичной.

Но эта мысль была не в духе дружбы, поэтому я отогнал ее.

— Друзья, — сказала она и протянула руку в перчатке.

— Друзья, — сказал я и пожал ее.

Мы оба проигнорировали дикий всплеск тока между нами. Внезапное болезненное любопытство, закипевшее под нашими лайковыми перчатками, желание почувствовать больше. Узнать больше.

Там, на краю этой лодки, на краю нашего королевства и того, что казалось миром, мы улыбались друг другу, и мне казалось, что в моей жизни начинается что-то новое. Что семена, которые были посеяны, когда она вошла во дворец несколько недель назад, расцвели.

И я пообещал себе, что не испорчу этого.

На следующей неделе она вернется в Шотландию.

8

Наши Дни

Нью-Йорк

Бренна

В подвале этого захудалого клуба я подняла руку. С бокалом шампанского в руке мои пальцы почти… почти коснулись груди Гуннара. Может быть, таков был мой план. А может, и нет. В этот дикий момент я едва ли могла быть уверена.

— За Короля Гуннара. Да здравствует король!

Гуннар зарычал, схватил меня за руку и потащил по мраморному полу к закрытой двери в противоположной стене. В этот момент его рука схватила меня за локоть, и я так обрадовалась кашемиру и меху.

Я не чувствовал его. Нисколько.

Хотя я чувствовала его запах. Виски и одеколон, а под их шлейфом - он. Запах Гуннара, который просочился в мою кожу и пропитал мои кости много лет назад. Я могла убежать от многих вещей, сжечь воспоминания о нем в пепел, но его запах… который я не могла игнорировать. И он пронзил меня, как копье.

Гуннар открыл дверь, втолкнул меня в маленький кабинет и захлопнул за нами дверь. Кабинет… это место я узнала. В то время как внешняя комната могла быть выставлена напоказ, как и любой хороший тронный зал, эта комната была полностью в распоряжении Гуннара. Деревянные стены, книжные полки. Кожаный диван. Письменный стол, заваленный кофейными чашками и записными книжками. Старомодный проигрыватель в углу, окруженный пластинками.

Пластинки повсюду.

Плотина задрожала, но я шмыгнула носом и повернулась спиной к музыке и воспоминаниям, глядя на Гуннара так, словно наша история не дышала мне в затылок.

— Что произошло? — спросил он.

— Сердечный приступ, — ответила я. — Если бы ты отвечал на письма или звонки, то понял бы, что он уже давно болен.

— Как поживает твоя мать? — спросил он, удивив меня.

— Лучше всех.

Он улыбнулся… или усмехнулся? С ним трудно было сказать наверняка.

— А ты? — спросил он.

— Тоже прекрасно.

— Почему ты лжешь?

— Потому что я никогда больше не дам тебе в руки оружия против меня, Гуннар.

Слова вырвались сами собой, потрескивая в воздухе, как весенний лед. Я не хотела этого говорить. Ни в коем случае не ссылаться на наше прошлое. Я была здесь, чтобы сделать работу.

Отвезти его домой.

— Наверное, мудро.

Он прошел мимо меня в глубь кабинета. Я не обернулась, собираясь с мыслями, поэтому скорее услышала, чем увидела, как он сел в скрипучее кресло, выдвинул ящик, и, не оборачиваясь, поняла, что он достает бутылку аквавита.

Шампанское и виски — все это было для галочки. Эта ужасная водка, которую он впаривал с каждого рекламного щита и журнала, исключительно для галочки.

Аквавит был для него.

Я обернулась и увидела, как он наливает прозрачную жидкость в две рюмки.

Он протянул мне одну, но я не взяла.

— Неужели? — спросил он. — Это одна из лучших партий Алека.

Конечно, он поддерживал связь с Алеком.

— Я здесь по официальному делу, — бросила я. — Не для того, чтобы пить фирменное пойло Алека.

— Ты осталась во дворце. — Это был не вопрос. Он знал, что я осталась. Он откинулся на спинку стула, старые пружины заскрипели от усилий. Я не могла определить его осторожный тон. Гуннар перестал насмехаться и в его тоне теперь сквозила надежда, если можно так выразиться.

— Ты ушел. Кто-то должен был остаться и проследить, чтобы твой отец и его брат не продали Васгара дьяволам.

Он нахмурился.

— Члены Совета, с которыми мы работали? Вера? Джон?

— Около полутора лет назад у твоего дяди был обширный круг преспешников. Но Вера осталась. Джона заменил человек, которого поддерживал твой дядя.

Гуннар выругался себе под нос и я с облегчением поняла, что ему все еще не все равно. Спустя три года и с самого низа этого нью-йоркского клуба — он все еще заботился.

— И поэтому ты осталась, чтобы сражаться в неравном бою? — спросил он, откидываясь на спинку стула, рубашка Гуннара сдвинулась, открывая оскаленную пасть волка на груди.