Девственница (ЛП) - Райз Тиффани

- Ты сделал все, что мог. - Нора вытянула ногу и прикоснулась пальчиками к Кингсли. - Мы оба.

- Я нет, - вмешался Сорен.

- Ты был в Риме. - Она повернулась и посмотрела на него. - Ты ничего не мог сделать.

- В какой-то момент я сделал что-то не так. Если бы не сделал, ты бы не побоялась рассказать мне, - ответил Сорен.

- Я не боялась рассказать тебе, - ответила Нора, не совсем честно. - Я не хотела впутывать тебя в это. И не хотела ни с кем говорить. Как только я узнала, я поняла, что нужно было сделать. Не было причин обсуждать это.

- За исключением того, что ты принадлежала мне, и ты переживала трудные времена, - сказал он. - Я бы хотел быть рядом.

- А я бы предпочла уединиться, - ответила она.

Сорен взял ее за руку и поцеловал тыльную сторону ладони. Его способ сказать: "Ты выиграла этот раунд".

- Это был ты, верно? - Спросила Нора. - Мотоцикл, который я слышала?

- Да. - Он пристально посмотрел на нее, словно пытаясь увидеть ту женщину, которой она когда-то была, и примирить ее с женщиной, стоящей перед ним.

- Почему ты приехал ко мне? - спросила она.

- Я должен был, - просто ответил он. - Если был малейший шанс, любой шанс, что я смогу поговорить с тобой или увидеть, я должен был им воспользоваться.

- Откуда ты узнал, где я? - спросила она. - Я уехала одним днем, а следующей ночью ты нашел меня.

- Я знал, куда ты пойдешь, потому что ты сделала то, что я бы сделал на твоем месте, - ответил Сорен. - Если бы я был напуган и испытывал боль и был в бегах.

- Ты бы ушел в монастырь? - спросила она, улыбаясь этой мысли.

Сорен улыбнулся.

- Нет. К маме.

- Мне бы очень хотелось отправиться в дом твоей мамы, - сказала Нора и посмотрела на Кингсли, который весьма пристально наблюдал за ними. Первым ее инстинктом было уехать из страны и спрятаться в доме Гизелы в Дании. Она сразу же его отвергла.

- Она бы приняла тебя, - сказал Сорен. - Ты знаешь, как сильно она тебя любила. И не важно, что я священник. Она считала нас мужем и женой.

- Знаю. И знаю, что она бы хорошо позаботилась обо мне, - ответила Нора, и тысяча воспоминаний о матери Сорена всплыли в голове. Ее пышные оладьи, которые она пекла зимой. Слушать как она и Сорен играли на рояле. Долгие разговоры с ней, пока Сорен на улице играл с племянницами. Нора чувствовала, как Гизела хотела, чтобы Сорен оставил священничество, женился и завел детей, но никогда не говорила об этом ни слова. Его мать уважала их совместную жизнь, их выбор, даже все риски, которые они брали на себя. И Нора любила ее за то, что она не пыталась изменить их обоих.

- Возможно, ты была бы счастливее с моей матерью, чем со своей, - сказал Сорен, зная, насколько напряженными были ее отношения со своей матерью. Напряженными до того дня, когда мама Норы умерла два года назад.

- Возможно. Но я любила твою маму слишком сильно, чтобы заставлять ее выбирать между своим единственным сыном и мной. Это было бы нечестно по отношению к ней, - ответила Нора.

- Учитывая то, как я вел себя той ночью, можно с уверенностью сказать, что она встала бы на твою сторону, - ответил Сорен. Нора гадала, как бы изменилась ее жизнь, если бы она решила бежать к маме Сорена, а не к своей. Тот год в монастыре мамы изменил все, а если бы она поехала к Гизеле, она бы, скорее всего, вернулась к Сорену через неделю в качестве его сабмиссива. – Он встал на твою сторону против меня, - Сорен кивнул в сторону Кингсли.

- Ты не можешь меня осуждать, - сказал Кингсли без малейшего намека на раскаяние. - Ты облажался, а я хотел вырвать тебе сердце голыми руками. Как приятно говорить это вслух.

Нора усмехнулась, и, к удивлению, Сорен сделал то же самое.

- Я и тобой был не очень доволен, - сказал Сорен. - Ты уехал, не сказав ни слова. Никому не сказал, куда отправился, даже Каллиопе.

- В этом и был смысл, - ответил Кингсли, перекатываясь на спину. - Как я мог сказать кому-то, куда уезжаю, если сам не знал куда направляюсь? Я добрался до аэропорта и купил билет на ближайший международный рейс.

- И куда же ты полетел? - спросила Нора.

- Греция, - ответил Кингсли. - Затем Япония. Месяц провел к Гонконге, месяц в Новой Зеландии. Новая Зеландия подарила мне островную лихорадку. Затем Филиппины, и после них французские Карибские острова.

- А я тем временем была в монастыре на севере Нью-Йорка. Следующий раз, когда решу покинуть город, я поеду в твое туристическое агентство, Кинг, - ответила она.

- Больше никаких побегов, - сказал Сорен. Нора переползла кровать и поцеловала его.

- Больше никогда, обещаю, - ответила она, с уверенностью в каждом слове. Они снова поцеловались, и Сорен положил ладонь на ее шею, прижимаясь к ее ошейнику, чтобы она ощутила его на горле. Она не хотела говорить о том годе, но теперь, когда они открыли ящик Пандоры, ей стало легче, словно последняя и окончательная стена между ними тремя наконец рухнула. Им стоило выговориться много лет назад. Они с Кингсли никогда не говорили о той прерванной беременности, но Сорен был прав, как и всегда. Неведение не было блаженным. Неведение было трусостью.

- Прекрати целовать его, - вмешался Кингсли. - Переходи уже к той чертовой монашке.

Нора повернула голову и сердито посмотрела на Кингсли.

- Я расскажу тебе о моей первой ночи с Джульеттой, если ты расскажешь мне о своей монахине. История хороша, - продолжил Кингсли. - Договорились?

- Честная сделка, - ответила Нора, и протянула ему руку. Кингсли пожал ее. - Но моя монахиня не появлялась около восьми месяцев. Дай-ка подумать, приехала я в июне. Была почти весна, когда я первый раз увидела ее.

- Тогда же я познакомился с Джульеттой. В феврале на пляже Гаити. Не помню дня недели, но помню был День Святого Валентина. Кто-то сказал мне об этом. - Он усмехнулся чему-то, но не сказал, чему именно.

- Начинай ты, - сказала Нора, перелезая через Сорена и вставая с кровати. - А я открою бутылку вина.

- Мы храним его для приема гостей, - напомнил ей Кингсли.

- Если эта гроза не прекратится, мы все утонем к утру и все вино испортится.

- Хорошая точка зрения, Элли, - ответил Кингсли. - Я выпью из большого бокала. У меня будут проблемы с Джулс, когда она узнает, что я прячусь от нее. И, скорее всего, будут проблемы из-за алкоголя.

- С чего бы ей злиться на тебя за то, что ты пьешь? - спросила Нора.

Кингсли широко улыбнулся.

- Потому что ей нельзя пить следующие семь месяцев, опять.

Нора чуть не выронила бутылку вина.

- Джульетта беременна? - спросила Нора.

Кингсли прижал палец к губам.

- Теперь об этом знаете только вы двое.

Нора подбежала к Кингсли и обняла его.

- Ах ты шлюшка, - сказала она, целуя его в обе щеки.

- Она хотела двоих, - ответил Кингсли. - И le prêtre не кажется удивленным.

- Я пытаюсь изобразить удивление, - ответил Сорен с хитрой улыбкой.

- Ты знал? - спросила Нора.

- Мы с Джульеттой недавно работали над кое-чем. У нее закружилась голова, и она чуть не упала в обморок. Она рассказала, почему чувствует себя не очень хорошо, в обмен не вызывать скорую.

- И ты мне ничего не сказал? - спросила Нора, схватив его за ворот рубашки и щелкая его по носу. - Ты придурок.

- Я священник. Хранить секреты - моя работа, - напомнил он ей, убирая ее руки со своей рубашки и целуя их. Он перевел взгляд с нее на Кингсли. - Я очень рад за тебя. И рад, что ты, наконец, сказал что-то, чтобы я мог сказать тебе об этом.

- Ты счастлив? - спросила Нора Кингсли, уже зная его ответ.

- Папа католик? - спросил Кингсли.

- Папа Франциск иезуит, - ответил Сорен.

- И католик, - добавил Кингсли.

- В том, чтобы быть иезуитом есть свои преимущества, - сказал Сорен.

Нора вздохнула.

- Типично. Как типично.

Сорен выбрался из постели и встал перед Кингсли. Он обнял Кингсли сзади за шею, наклонился и поцеловал его. Нора отвернулась за вином, оставляя их наедине. Она разлила «Сира» в три шикарных бокала. Один она вручила Кингсли, второй Сорену, а третий оставила себе.