Грязная буйная штучка (СИ) - Калитина София
Этого достаточно, чтобы я последовала за ней. Я наклоняюсь, почти ложусь на нее, когда вхожу пальцами в нее последний раз и кончаю, стараясь, заглушить свои звуки у ее кожи.
Когда я наконец могу двигаться и когда мое сердце перестает грохотать, будто готово вырваться из груди, я отталкиваюсь и осторожно убираю руку. Я обнимаю ее, целую ее пальчики, запястья, уголки рта.
– Ты справилась, – я прижимаюсь губами к ее плечу, провожу носом по ее шее и рычу ей в ухо. – Это было охуенно прекрасно, сладенькая.
========== Полина ==========
Даже не могу представить, как я бы себя чувствовала, если три дня назад мне удалили грудь, такую важную часть моего тела. Но, наверное, я вела бы себя так же, как и моя мама, начиная с понедельника: спала и плакала. И никто из нас ничем – буквально – не может ей помочь. Мама никогда не была тщеславной, но очевидно, что ее карьера зависит от того, как она выглядит. Даже в свои сорок пять лет она без проблем могла показаться в бикини, если того требовала роль. Конечно, все журналы восхищались ее силой и храбростью, но она сильно сожалела, что теперь лишилась своей пары, надо признать, шикарнейших сисек. К тому же она долго и болезненно восстанавливается после операции.
Из больницы ее выписали в среду утром, и папа, Рита и я большую часть времени проводили возле ее кровати, смотря повторы «Закона и Порядок», пока она спит. К обеду четверга все мы были уставшие, немытые и озлобленные друг на друга.
Теперь-то я знаю, что бы с нами случилось, окажись мы запертыми в каком-нибудь бомбоубежище: мы поубивали бы друг друга. Папа бесился от постоянно трезвонящего телефона Риты. Рита жаловалась, что в комнате очень душно. А мама заявила:
– Извини, конечно, милая, но если ты еще хоть раз предложишь мне поесть, то я запущу пультом от телевизора тебе в голову.
Для семьи, в которой обычно никто не ругается, сейчас мы слишком вспыльчивые.
Наконец папа выводит нас обеих в коридор.
– Девочки, я вас люблю, – говорит он и кладет руки нам на плечи. – Но, пожалуйста, выметайтесь из дома. Вернитесь на пару дней к своей жизни. Я позвоню, если понадобитесь.
Проблема в том, что это не так легко. Еще после разговора с Настей во вторник во мне засело болезненное надоедливое чувство, что моя мама может умереть. Я ни с кем не могу это обсуждать, а даже если бы и могла, то озвучив, допустила бы саму возможность этой мысли и – что хуже – реальность. У меня было слишком много времени для размышлений. Моя работа на полставки не особо меня загружала. Я могла бы бегать или проводить кучу времени на пляже, ведь большинство моих друзей были весь день заняты. Все, кроме Насти.
Когда Рита уехала, я осталась стоять у дороги возле родительского дома и все пыталась взять себя в руки, буквально собраться по кусочкам. И вот я выпрямляю спину. Собираю все еще мокрые волосы в небрежный пучок. Разглаживаю руками футболку и джинсы. Надеваю фирменную улыбочку. Готова.
Я зову всех встретиться в кафе у Фреда, и без каких-либо возражений.
***
– Я не могу, – отвечает Тася, и я слышу громкий лязг на заднем фоне. – Сегодня не получится. Мне нужно закончить работу с панно. А Катя останется дома со Светой, потому что она завтра улетает на несколько недель.
– Я едва могу это пережить это дерьмо, Таисия.
– Ого, ты собираешься называть меня полным именем?
– Я не расчесала волосы после душа, на мне старая футболка Риты с рисунком Hello Kitty, потому что я забыла всю одежду дома, а наш Латино-машина любви… – девочки знают, что я так называю папу, – вышвырнул меня из дома. Так что тащи свою задницу в «Царскую гончую».
Она вздыхает.
– Хорошо.
Фред Фёрли открыл свой бар «У Фреда» в 1969 году, когда ему было всего двадцать семь. Сейчас ему семьдесят два, он был женат и разведен шесть раз, любит мою маму почти так же, как мой папа. Здесь я отмечала свой двадцать первый день рождения, и мистер Фёрли разрешил выпить всего две стопки. Я возвращалась тогда домой одна и единственная трезвая. Он поумерил свой характер, но все еще любит играть роль моего отца, из-за чего, вероятно, мне очень комфортно тут бывать. К тому же, лучше собраться здесь, чем в кофейне – из-за выпивки, конечно же.
У него ушло семь лет, чтобы понять, почему мой папа его бар называет Царская гончая, но название прижилось, хотя мистер Фёрли и не выглядит, как аристократ. Он спокойный, загорелый, подтянутый и всегда дает мне то, что нужно.
А сегодня как раз тематическая ночь для девочек.
Света и Катя по дороге подхватили Тасю и Настю и приехали почти в одно время с Олей, которая припарковала свой скутер с другой стороны здания.
– А где Лера, Лерочка, Лерок? – с глупой улыбкой спрашиваю я.
Тася чуть отходит, оглядывая меня.
– Ты что, уже пьяная?
– Нет. Просто… Настроение странное, – и это правда. Я была немного выбитой из колеи, словно перестань я двигаться, и тут же рассыплюсь или растекусь лужицей масла по всей улице. – Хотя мне, наверное, лучше напиться.
– Лера приедет сюда сама, – говорит Света. Она единственная, кто не смотрит на меня так, словно мои волосы горят, а в руках я держу взрывчатку.
Настя наблюдает за мной, её глаза спрятаны под козырьком бейсболки.
– Ты в порядке, Имбирная печенька?
Я киваю:
– Нет, – я беру её за руку, пользуясь возможностью ухватиться за её упругие горячие бицепсы. – Или да? Не знаю, день сегодня странный.
– Ага, это я уже слышала, – говорит она и провожает меня внутрь.
Мистер Фёрли делал ремонт пару лет назад, но по настоянию моей мамы оставил почти все без изменения, только поставил новые столы, стулья, немного подкрасил и поменял полы. Как я говорила, Фред любит мою маму. Но главный плюс этого заведения в том, что у нас есть свой диванчик в углу, и там постоянно стоит табличка «Забронировано», даже когда нас нет. Конечно, бар редко бывает заполненным, чтобы народ претендовал на наш столик, но все же это позволяет почувствовать себя по-настоящему крутыми.
Мы приветствуем Мистера Фёрли, заказываем напитки и топаем к столику. Настя неуверенно следует за нами.
– По-моему, это похоже на традицию, – говорит она, решив облокотиться на спинку дивана, а не садиться рядом со мной.
– Ты пробудешь тут достаточно долго и поймешь принцип. Он не совсем простой, – я начинаю загибать пальцы, пошагово объясняя: – Ты идешь к бару. Заказываешь у Фреда любой напиток. А затем возвращаешься к столику.
Она медленно кивает.
– Подошла, заказала, ушла.
– Хорошая девочка, все поняла.
Настя меня немного удивляет, когда касается большим и указательным пальцами моего подбородка и с нежностью смотрит на меня, прежде чем повернуться к Свете.
Вот нам приносят напитки, и все решают заказать что-нибудь из еды, а мы с Тасей немного болтаем. Она недавно подписала контракт с фирмой Dark Horse на серию комиксов, и моя первая реакция до изучения гугла была: «О-о, я так рада за тебя».
После того как погуглила, мне захотелось себя ударить. Все это произошло сразу после нашего возвращения из Вегаса, и мне все еще трудно принять все эти изменения. За пару месяцев она стала популярной, раздавала интервью, посетила несколько небольших магазинчиков, и, наконец, ее детище, Рыбка Рэйзор (она рисовала этот персонаж с тех самых пор, как начала держать карандаш), выйдет в свет.
Пока мы разговариваем, возвращается Настя, снова облокачивается на спинку дивана и ждет, когда мы закончим.
Я смотрю на неё через плечо.
– У тебя пустой стакан.
Она покачивает своим стаканом, глядя на жидкость со льдом.
– Нет, у меня еще есть немного.
– Ой, значит у меня пустой, – протягиваю свой и смотрю самым невинным взглядом.
Она смеется и берет его.
– Скажи, чтобы записали на мой счет, – кричу ей, когда она подходит к бару.
Она посылает мне хулиганистый взгляд через плечо.
– Я поняла.