Три килограмма конфет (СИ) - "Нельма"

Тревога никак не желала отступать, и я до боли обкусывала губы и неимоверным усилием останавливала себя от желания тоже выбежать на улицу. Вряд ли я смогла бы чем-то помочь, а мешать тем более не хотелось, поэтому оставалось только гипнотизировать взглядом поочерёдно то кричащие-яркую машину, то фигуру Иванова, опрометчиво вышедшего на улицу прямо в форме, даже не накинув на себя куртку.

Пусть его рыцарство отозвалось в моей душе трепетом и чистым восторгом, однако за такое вот наплевательское отношение к своему здоровью я всё равно ему обязательно выскажу.

Наташа выскочила из машины так внезапно, что в первое мгновение мы с Марго даже не поняли, что произошло. Парни тоже: они переглянулись между собой и спокойно пошли вслед за ней ко входу в гимназию.

— Наташ? Ты как? — обеспокоенно спросила я, когда, порыскав взглядом по сторонам, Колесова наткнулась на нас и, подойдя, обессилено прислонилась плечом к стене.

— Я… — она облизала губы, потом растерянно посмотрела на приблизившихся Максима и Славу, заметно успокоившись в тот же миг, как поняла, что это всего лишь они, потом потёрла лицо ладонями, словно пыталась привести себя в чувства, прежде чем смогла продолжить: — Да нормально я. Не ожидала, что он сюда явится прямо посреди дня, долбаный мудак.

— И что он сказал? — голос Риты упал до шёпота от волнения, и она инстинктивно, неосознанно схватилась за опустившуюся на её талию ладонь Чанухина.

А Максим встал позади меня, облокотился на подоконник, будто просто выглядывал в окно, и я смогла прислониться спиной к его ледяному после улицы плечу, всё равно дающему ощущение защищённости, и, оглянувшись, поймала его успокаивающую лёгкую улыбку.

— Он сказал мне «спасибо», — скривившись от злости, выпалила Натка, — объяснил, что сам бы и пытаться не стал оспорить договорённость между родителями и друзьями семьи, а теперь свадьба сорвалась сама собой и его вернули в Москву, где можно вовсю наслаждаться прежней беззаботной жизнью.

— То есть он не собирается тебе мстить за то видео? — не веря своим ушам, уточнила Рита, округлившая от изумления глаза.

— Нет! Самая худшая месть — это факт того, что вот этими вот руками, — она злобно зыркнула глазами и покрутила перед лицом до сих пор дрожащими от волнения ладонями, — я сделала его счастливым!

***

— Я чувствую себя обманутым, — честно признался Иванов, рвано выдыхая горячий воздух мне в макушку. Его подрагивающие от долгого напряжения пальцы аккуратно поправляли мою одежду, прилипшую к влажной от выступившей испарины коже, пока сама я не могла даже толком пошевелиться, чувствуя, как ноги предательски подгибаются от слабости. Шероховатая поверхность стены неприятно царапала лоб, но была достаточно прохладной, чтобы продолжать прислоняться к ней в надежде скорее погасить внутренний пожар, вопреки всему словно разгоравшийся ещё сильнее с тех пор, как Максим отстранился.

— Почему? — шепнула я, на удивление ловко перехватив его ладони у своих бёдер и неторопливо развернувшись к нему лицом. Спина по выработанному на отлично рефлексу прижалась к стене подъезда, руки обвили его за шею, а губы — упёрлись в подбородок, чуть солоноватый на вкус.

— Ммм, кажется, я не хотел больше тайком обниматься с тобой в подъезде, — задумчиво протянул он, прихватив зубами мою нижнюю губу и потратив следующие пару минут на жадные и жаркие поцелуи, в которых мы оба, не успевшие восстановить дыхание, медленно задыхались. А когда остановился, то потёрся кончиком носа о мой висок, пытаясь успокоиться, и будоражаще-хрипловатым голосом произнёс: — И трахаться в нём тем более не входило в мои планы.

— То есть это всё-таки был экспромт? — ответом на моё насмешливое уточнение стал его укоризненный взгляд, впрочем, не очень-то вяжущийся с хитрой и довольной улыбкой на губах.

— А это был экспромт? Или ты заранее готовила план моего подъездного соблазнения?

— Я? Соблазнения? Тебе почудилось, — фыркнула я, нагло выдерживая его прямой испытующий взгляд и всеми силами изображая самое невинное выражение лица, на которое вообще была способна, отчаянно хлопая ресницами на широко распахнутых глазах.

Вообще-то да, это именно я его соблазнила. Очень неловко, неумело, торопливо и слегка неуклюже. Путалась в одежде, под которую смело лезла трясущимися от волнения руками, нервно дёргала показавшиеся бесконечными заклёпки, маленькие и большие пуговицы, молнии и тяжёлую пряжку ремня, оставившую мне неприятно саднящую царапину на ладони. Шептала что-то невразумительное и глупое между поцелуями, смотрела на него из-под полуопущенных ресниц, задерживала дыхание, осторожно касаясь пальцами удивительно бархатистой на ощупь кожи на его члене под низкий, яростный рык.

И я, как ни странно, не испытывала стыда. Только пьянящее удовольствие, тёплым мёдом растекавшееся в груди, и странное веселье от собственной шалости.

Эти эмоции перебивали собой и раздражение от прилипших ко лбу и шее мокрых от пота волос, и ноющую боль в пальцах, которыми я скребла по стене под быстрые и ритмичные толчки внутри себя, собрав под ногти ошмётки дешёвой краски, и усталость в мышцах, не привыкших к подобного рода нагрузкам, и даже лёгкий дискомфорт между ног, напоминавший о том, что прежде мы не бросались друг на друга как дикие.

— Может быть, зайдёшь ко мне? — предложила я, взъерошив его влажные волосы и оставив их забавно топорщиться острыми колючками.

— Я бы с удовольствием, Полли, — выдохнул Максим и перехватил мою ладонь, прижав к своей щеке, — но, боюсь, сейчас у нас слишком компрометирующий вид, чтобы показываться на глаза твоим родителям.

— Они вернутся с работы только часа через два с половиной, — пожала я плечами, изо всех сил прикусывая внутреннюю сторону щеки, чтобы не улыбнуться, глядя на то, как до него медленно доходит суть сказанного и вместе с тем картинно округляются от изумления ярко-голубые глаза. — Как раз успеем привести себя в нормальный вид.

— Ох, Поля, — он покачал головой и довольно прищурился, даже в вечернем сумраке плохо освещаемого подъезда заметив, как порозовели от смущения мои щёки, — куда же делась прежняя хорошая девочка?

От упоминания когда-то навязанного мне и столь надоевшего в последнее время образа тихони захотелось передёрнуть плечами и обиженно огрызнуться. Чёрт с ним, мнением общества, но мне до слёз не хотелось, чтобы он считал меня выращенным в тепличных условиях нежным цветочком, к которому и прикоснуться лишний раз страшно.

— Не знаю. Поищем её вместе? — моё пропитанное ехидством предложение вызвало у него широкую улыбку. Именно такую, от которой моё сердце каждый раз билось о грудную клетку, как запертый в банке мотылёк, а мысли склеивались в единую бесформенную массу приторной сгущёнкой восторга. И сам он словно знал об этом, поэтому использовал ямочки на своих щеках как беспроигрышное оружие против моей вредности.

Иванов быстро чмокнул меня в кончик носа, подхватил на руки, перекинул через плечо и потащил вверх по лестнице, на мой родной четвёртый этаж, при этом очень удачно придерживая мои ягодицы своими ладонями.

— Уверен, она сидит связанная где-нибудь в недрах шкафа и не догадывается, что ты здесь вытворяешь, — он цокнул языком, сопроводив это ещё и парочкой увесистых шлепков по моей попе, от которых я только сдавленно ойкнула. — Хотя знаешь, пусть там и сидит. Такая ты мне нравишься больше.

— Какая «такая»? — я покорно висела у него на плече, даже не пытаясь барахтаться или вырываться. Куда уж мне бороться с этой самоуверенной и дурной громадиной, за которой у меня успешно получается спрятаться от всего мира.

— Кардинально не прохожая на ту занудную зазнайку, за которую я тебя когда-то принял.

— К счастью, моё мнение о тебе тоже претерпело существенные изменения с момента нашего знакомства, — хмыкнула я и, заметив, как он собирается выйти на площадку, испуганно взвилась, чуть не свалившись с его плеча. — Максим, опусти!

— Да помню я, помню про твою бешеную соседку-доносчицу, — рассмеялся он, галантно пропуская меня вперёд и терпеливо ожидая, когда я справлюсь с ключом от квартиры, никак не желавшим попадать в замочную скважину. Пальцы до сих пор подрагивали, и мышцы словно окостенели, поэтому приходилось прикладывать усилия, чтобы просто пошевелить рукой.