Неоспоримая | Я куплю тебе новую жизнь
Оказавшись в освещенном салоне Ауди, обменялись напряженными взглядами. Зацепились острыми чувствами. Сквозь небольшое расстояние протянулись электрические нити. Затрещали искры.
Выразительный щелчок блокировки, будто первый предупреждающий раскат грома, прорвал монотонную тишину. И Стася содрогнулась, чувствуя ползущий по коже холод.
– Замерзла? – тут же отреагировал Аравин.
– Немного, – честно призналась девушка.
И Егор, включив обогрев, притянул ее настолько близко, насколько позволяла центральная консоль. Обнимая поверх плеч, прижался лицом к ее лицу.
– Стася...
– Егор, пожалуйста...
Когда девушка, скинув яркие туфли, перебралась к нему на колени, у Аравина не нашлось слов, чтобы ее остановить. Напряженно сжимая руки вокруг ее талии, смотрел в сверкающие зеленые глаза. Сладкова стала смелой, как когда-то раньше, в самом начале их отношений. Узкая подкладка платья не позволяла ей сесть, и она спокойно ее задрала. Гораздо выше, чем позволяли приличия. Настолько, что нечаянно опустив взгляд вниз, Аравин смог увидеть черный лоскуток ее трусиков.
Резко втянув воздух, закрыл глаза.
– Очерти границы, Стася, – прислонился к ее переносице лбом. – Обозначь дозволенное.
«Попытайся. Останови меня, Сладкая».
Остатками рассудка уповал на ее благоразумие. Хотя осознавал, что этим вечером в любом случае ее обыграет. Что бы она ни сказала.
– Сегодня все можно, Егор. Все, – заверила Аравина девушка, и у него в груди все заиграло. Заколотило. Вопреки своим желаниям, не ожидал такого ответа. – Потом... – решительный девичий голос оборвался, когда его руки неделикатно опустились на ее обнаженные бедра. – Через четыре дня...
Слегка отстранившись, смотрел на Сладкову. Слушал ее. Позволял делать эти рискованные предположения.
– Потом будет Сочи. Пять недель, Егорушка... – Неотступно ловил малейшее колебание ее частого дыхания, неприкрытые чувственные реакции тела на смещение его настырных рук. – Я буду очень скучать… Хочу, чтобы было, что вспоминать… И ты… Хочу, чтобы ты думал обо мне… Только обо мне…
Ощущая сокрушающий внутренний раскол, из-под полуопущенных век хмельным взглядом смотрел на Стасю. Зверь внутри него желал вкусить ее тело. Узнать по миллиметру. После дикой голодовки ему бросали не просто кость – цельную плоть. Жертву, которой он бредил днем и ночью.
Его принцесса. Его маниакальная зависимость. Его смертоносный демон. Поверх души Аравина сидели стальные мускулы, волчья шкура, непреоборимая кольчуга. Но Стася смело и дерзко проникла в самый центр. Ворвалась ураганным ветром. В одно касание подарила острое, практически болезненное, наслаждение. Сердце исполняло разболтанный оглушающий ритм. Кровь кипела. И не существовало реально работающих приемов против неуправляемой природы этих чувств.
Сладкова отчаянно желала, чтобы у Аравина не осталось ни единого шанса остановить ее. Чтобы холодные черные глаза плавили ее всепоглощающей жаждой. Чтобы в ласкающих ее тело сильных руках появилась нетерпеливая дрожь.
Оттеснить его сдержанность. Удовлетворить его. Доставить истинное наслаждение.
– Стася, после этого будет еще сложнее, – голос на пределе эмоций сочился невольной грубостью. – Для тебя. Для меня, – обхватил ее лицо руками. Заглянул в непокорные девичьи глаза. – Сдохну без тебя.
– Я без тебя, Егор, и так подыхаю, – словами, словно хлесткими розгами, прошлась по его душе.
Глубоко внутри него что-то разрушилось. Бесповоротно утратилось. Задавленный одичалым зверем голос разума стал недосягаемо глухим. Мелкой дрожью накатила вся реальность той вседозволенности, что перед ним открывалась.
– Назовем это лечебной терапией. Я чувствую, Егор, тебе это тоже нужно.
– Нужно, Стася. Не скрою, без тебя так хр*ново... Даже не представлял раньше подобного, – напряженным тоном поведал Аравин. – А теперь... Каждую секунду своей проклятой жизни я хочу тебя себе. Всю тебя, целиком, – сипло продолжал он. В горле нещадно саднило, будто после долгого громкого крика. – Не ничтожными урывками. Не критическими дозами. Я хочу тебя навсегда.
– Буду твоей навсегда.
Сохраняя внешнюю выдержку, душил внутренний стихийный подъем.
– Не передумаешь, значит? Не прикроешься обидами, злостью, возрастом?
– Не дождешься.
– Осторожно, Мелкая, я ведь крепко уверовал в эту неизбежность. Потом плачь, не плачь – не отпущу.
– Я понимаю, Егор. Больше положенного страдать не намерена. Не буду придумывать глупые обиды. И ждать, когда угодна миру стану, тоже не собираюсь. Напоказ тебя, Аравин, любить буду! Как только этот бой пройдет.
– Надо же, Стася... – убирая ее волосы за плечи, обжег щеку легким поцелуем. – Я впечатлен.
– Ты на меня не злишься?
– За что? – спросил, не отрываясь от ее кожи.
– За безрассудность, – запинаясь, уточнила Стася.
– Не злюсь.
Прижав одну руку к ее щеке, второй Аравин привычно скользнул вверх по изящной спине. Прикрывая веки, кайфовал от слепо льнущей к нему девушки. Медлил, вопреки собственному нетерпению. Кончиками пальцев гладил ее затылок, ощущая, как взъерошиваются мелкие волоски, и пробегают мурашки по нежной коже.
