Рой Мерсон - Соблазн греха

– Нет, – ответила она. – Я полагала, когда шла сюда, что когда выполню все, что ты просишь, я получу взамен эти снимки.

– Сожалею, – вежливо ответил Денни, – или ты играешь на моих условиях или выбываешь из игры.

Сникнув, Джин сделала глоток из своего стакана.

– Так-то, Джин, – продолжал Осгуд, – попав на крючок, не следует трепыхаться, только сильнее поранишь себя. У тебя нет иного выхода, как принять мои условия.

Он спустился с софы на колени перед ней:

– Я не такой уж скверный парень… Денни стал медленно и с чувством целовать ее ноги. Джин задрожала:

– Денни, перестань…

Он не переставал. Его губы поднялись к икрам, затем к коленям. Джин понимала, что должна оттолкнуть его, оттолкнуть прочь, но, к своему изумлению, вдруг обнаружила, что не хочет и шелохнуться. Потому что, если она пошевелится, он прекратит делать то, что делал. И она поняла, что не хочет, чтобы он остановился.

«Это все потому, что я пьяна, – подумала Джин, – а если нет, то должна опьянеть».

С неожиданной решимостью она допила виски в своем стакане и отставила его в сторону.

Денни уже целовал ее ноги чуть выше колен, и она с трепетом ждала, что будет дальше. А дальше была юбка… И прежде, чем Денни коснулся подола рукой, она сама, чуть привстав, подтянула ее вверх и зажмурила глаза. Его губы уже касались ее бедер, и она должна была признать, что эти поцелуи приводили ее в возбуждение, какого она никогда раньше не испытывала.

– Денни, – слабо выдохнула она, но он не мог ответить, его рот был слишком занят.

– Денни, – повторила она, и внезапно вскрикнула:

– Да! Да! Еще!

Ее руки вцепились в его волосы, но не для того, чтобы оттолкнуть, а чтобы сильнее прижать туда, где находилась его голова – между ног.

Так начался их вечер.

Это был лишь первый сюрприз из тех, что ожидали ее впереди. Джин не представляла никогда раньше, что в формах любви существует такое многообразие. После той, самой первой фразы Джин полностью утратила какой-либо контроль над собой. Она ощутила себя совсем другим существом. Старая Джин Джерард, спокойная, уравновешенная, целомудренная женщина словно испарилась куда-то. Объявилась в ее облике совсем другая – страстная, безрассудная, безудержная, стремящаяся только к одному – бесконечному физическому наслаждению.

Поднявшись с пола, Денни спросил ее тогда вкрадчивым голосом:

– Тебе понравилось?

У нее хватило сил только глубоко вздохнуть.

– Я думаю, теперь нам лучше перейти в спальню, – хрипло предложил Осгуд.

С трудом Джин встала на ватные, плохо повинующиеся ноги.

– Да, – прошептала она, – и побыстрее…

– Вот так-то ты мне нравишься больше, – отозвался Осгуд.

У нее не хватило терпения, чтобы, очутившись возле кровати, аккуратно стянуть словно прилипшее к коже платье, и она просто одним махом сорвала его с себя и швырнула куда-то на пол. И тут же кинулась в постель, вожделея только одно – как можно скорее принять в себя Денни Осгуда. И вот уже ее тело, повинуясь своим собственным законам, помимо нее, жадно, без остатка вбирает в себя тело мужчины. Затем случилось что-то чудесное… Ее тело, и она сама, Джин Джерард, испытали изумительно полное и сладострастное ощущение восторга удовлетворения, которое лишило ее всех сил. Она испустила протяжный стон и, враз ослабев, прильнула к Денни Осгуду.

Никогда раньше не переживала она ничего подобного. Никогда не подозревала, что ее тело способно так отзываться на страсть другого мужчины, чужого мужчины. Стив никогда так не возбуждал ее.

Джин лежала на спине, тяжело дыша, все еще не в силах придти в себя. Рядом, так же недвижно лежал Денни. Его ладонь покоилась на ее груди, одни только пальцы, нежно лаская, перебирали сосок.

– Плата оказалась не такой уж страшной? – тихо спросил он.

– Нет, – прошептала она, не открывая глаз, – это оказалась не страшная плата…

После паузы Денни сказал:

– Теперь, что касается этого вечера… Ты можешь уйти, если хочешь.

Улыбнувшись, она ответила:

– Я хочу остаться здесь, с тобой. Вечер еще не кончился.

Глава 8

Стив Джерард так и не мог постигнуть, почему прошедшая ночь все еще казалась ему ирреальной. Но твердо решил для себя навсегда сказать «Прощай!» прелестной Тамми и ее необъятному супругу.

Когда они уже стояли в холле, Тамми Холмс, одетая в туго обтягивающий ее костюм, прижалась к нему без тени смущения на лице. Ее муж спокойно взирал, как она охватила Стива за шею, прильнула к нему грудью и выдала долгий, чувственный поцелуй. Тяжело, с присвистом дыша, старик только довольно улыбался. Это стесненное дыхание Стив слышал в своей спальне большую часть прошедшей ночи. Ему было просто не до того. И Тамми оценила это по достоинству.

А сейчас, оторвавшись от его губ, она прошептала:

– Возвращайся… Возвращайся снова… И как можно быстрее.

– Я… Я постараюсь, – ответил он, запинаясь.

– Это было бы хорошо, – пророкотал Эрл Холмс. – Я поклялся делать все, только бы она получала то, что хочет. Вы, действительно, приезжайте так часто, как только сможете.

– Да, – повторил Стив, – я постараюсь.

Он мягко освободился из ее объятий.

Холмс проводил его до двери, и они вместе вышли наружу под высокий портик. Здесь он взял Стива под локоть и произнес:

– Все правильно… Я думаю, ты считаешь нас самыми сумасшедшими и развратными людьми, каких только встречал когда-нибудь в жизни. Не так ли?

– Я… – Стив утратил дар речи.

– Ладно, – продолжил Холмс, – может, мы такие и есть. Но в этом мире ты должен получить только то, что можешь получить.

Он вздохнул.

– Я люблю ее. Разве это не вызов? Что старый толстый козел, как я, любит такую женщину, как она? Но это правда, сынок. Когда ты стареешь, внутри тебя ничего не изменяется. Только снаружи. Видишь ли, внутри каждого старика, даже такого, как я, скрывается молодой человек, молодой мужчина, с такой же способностью любить и страдать, что и ты. О, я знаю, что все это тебе кажется нелогичным бредом. Но это так и есть. Я люблю ее, и единственное, что может продлить мою жизнь, это видеть ее счастливой. А единственный способ, каким я могу ее осчастливить, это позвать кого-нибудь, вроде тебя, на помощь. Ты становишься как бы продолжением меня самого. Ты можешь сделать для нее то, чего я сделать уже не могу. Я способен только сидеть там и лицезреть, как она наслаждается тобой, и знать, что она сейчас счастлива. И тогда я счастлив тоже.

– Да, сэр, – произнес Стив в каком-то оцепенении, думая лишь об одном, как поскорее убраться от этого старика, отвратительного в его непристойности.

Стояло унылое утро, и он очень мало спал, и его настроение было соответствующим. Он испытывал нечто подобное тяжкому похмелью. А тут еще начал накрапывать мелкий дождик. Словно само небо оплакивало его, Стива, собственное непристойное поведение.