Якоб Вассерман - Свободная любовь. Очарование греха

Рената, у которой каждое намерение с естественной неизбежностью вытекало из ее натуры, не оставляя места для выбора, была весела и непринужденна. Она вскоре сказала все, что хотела, и замолчала, прислушиваясь к вечернему звону.

— Мы уедем на Боденское озеро. Там у меня есть маленькое имение, где хозяйничает старый солдат, потерявший ногу при Кёниггреце. Я сегодня же ему телеграфирую.

Рената согласилась; осторожность и предусмотрительность Вандерера больше не раздражали ее. «Я ухожу с ним, свободная и самостоятельная. Я выбрала, и меня выбрали. Предо мной открыты все пути жизни», — думала она.

Прощаясь, Анзельм спросил, любит ли она его. Она растерянно посмотрела на него и смущенно улыбнулась. Это был вопрос, смысла которого она не понимала, и побледнела от стыда, когда он заговорил об этом. Вандерер никогда потом не мог забыть ее растерянной, смущенной улыбки. С этой минуты его неопределенная симпатия к ней превратилась в настоящую страсть.

В глубокой задумчивости прошла Рената небольшое расстояние, остававшееся до ее дома. Завтра в четыре часа они встретятся на центральном вокзале — это было все, что она понимала под словом «будущее». Мечтать было не свойственно ее натуре; она мыслила только образами, темными или светлыми. Сознание близости перемен опьяняюще действовало на нее. Каждый камень, на который ступала ее нога, казался ей в этом необыкновенном настроении чем-то дорогим и близким. Долгим взглядом прощалась она с тихим вечером, который был великими вратами завтрашнего дня.

— Ну, Рената, — сказала фрау Фукс, сидевшая в кресле, с грелкой под ногами, — твое поведение, право, удивительно. Полдня ты где-то пропадаешь, без экипажа, без провожатого, это ни на что не похоже! Ведь у тебя есть обязательства. Я на твоем месте, уж конечно, вела бы себя иначе.

Благоговейное внимание, с каким Лони и Марта слушали слова матери, показывало, что и они также на месте Ренаты вели бы себя иначе.

Поставленная в тупик отсутствующим выражением лица Ренаты, фрау Фукс покачала головой и с грустью прибавила:

— Я больна.

Рената посмотрела на мать полными страха глазами.

— Ты больна? — И она порывисто склонилась к ней.

— Ну положим, ничего серьезного. Старая история.

— В таком случае ты завтра не должна ехать, мама, — решительно сказала Рената и тотчас же в ужасе прикусила губу. «Ложь!» — молнией пронеслось в ее мозгу.

— Нет, мы все-таки едем, — все так же грустно возразила фрау Фукс. — Дети так радуются этой поездке, а я, кто знает, увижу ли еще когда-нибудь горы. Фукс хочет скоро уехать отсюда.

Марте непременно хотелось рассказать смешную историю, которая все время заставляла ее улыбаться. В Бриенской кондитерской ей представили какого-то Зюссенгута. Ах, чего он ей только не говорил! Она запомнила все от слова до слова, хи-хи! «Ваша сестра Рената для меня настоящий идеал. Она открыто ходит по улицам, с ясно начертанной на ее челе судьбой. В беспечном неведении идет она своим путем к страданию». Не правда ли, все это глупо? Хи-хи!

— Марта, не болтай ерунду, — с неудовольствием остановила ее фрау Фукс. — Славные знакомства вы заводите, нечего сказать! Чтобы этого никогда не было, слышите! Не смейте больше разговаривать с этим человеком!

Фрау Фукс, очевидно, не поняла ни слова, но материнский инстинкт пробудил в ней отголосок впечатления, которое эти слова должны были произвести на Ренату. Опять слова Зюссенгута, точно взорвавшаяся ракета, упали на ее пути.

«Сегодня я должна еще раз поиграть на рояле, — подумала Рената, — я должна сыграть что-нибудь огненное и страстное». Лицо ее горело, когда она села за рояль. Под страстные звуки, лившиеся из-под пальцев, перед глазами девушки встало красивое мужское лицо, и жаркие губы приникли к ее устам…

VII

1

Чудная ясная погода благоприятствовала путешествию. Лони и Марта от лихорадки ожидания не спали всю ночь. Рената же, наоборот, становилась все спокойнее с приближением ожидаемого часа. Когда мать и сестры уехали, она с помощью горничной принялась укладывать свои вещи. В половине четвертого приехала извозчичья карета. Рената оставила на своем письменном столе записку, в которой было всего несколько слов, констатировавших факт. Потом с грустной улыбкой окинула последним взглядом знакомые с детства предметы и направилась к карете.

Анзельм Вандерер уже ожидал ее на вокзале. С безмолвным поклоном принял он от нее багаж и усадил девушку в купе; сам же, как это было заранее условлено между ними, поместился в другом вагоне. Когда поезд тронулся, сердце Ренаты сжалось от гнетущего чувства одиночества. Быстро, с ритмичным постукиванием катились колеса, и этот стук невольно слагался в мелодию, и так же невольно к этой мелодии подбирались слова: «Душа твоя, лишь вознесясь в надзвездные высоты… поймет всю глубину страданий…»

Наконец поезд остановился на станции, на которой Вандерер собирался прийти к Ренате. Она со страхом ожидала его. Было уже темно, когда Анзельм вошел и, отпустив носильщика, сам принялся раскладывать вещи. «Почему он ничего не говорит?» — в смущении подумала Рената. Когда поезд снова тронулся, Ванде-рер порывисто обернулся к ней, взял за руки и спросил, не раскаивается ли она. Опять этот растерянный взгляд, опять смущенная улыбка. И Анзельм вновь, как и вчера, не знал, что делать и что говорить дальше. Бледное лицо Ренаты с широко открытыми глазами возбуждало в нем чувство какого-то благоговения. Но вот она улыбнулась ему, и что-то детское в выражении ее лица сразу ободрило его. Осторожно, дрожащими пальцами Анзельм поднял до самого лба ее вуалетку, склонился и поцеловал девушку. Воображение Вандерера в считанные секунды нарисовало яркие картины страстных ночей, которые, не сомневался Анзельм, станут им обоим наградой за все мучения. Он был готов уже сейчас слиться с Ренатой, стать одним целым, унестись вместе с любимой в край чувственного наслаждения. Его не смущали ни голоса продавцов, доносившиеся с перрона, ни торопливые шаги пассажиров: необычность обстановки лишь сильнее разжигала в нем желание. Голос разума шептал ему: «Не сейчас», но Вандерер не мог больше ждать: он был в двух шагах от блаженства. Его губы коснулись покорных, безучастных губ, не таивших в себе ни искры желания. С недоумением и мольбою смотрела на него Рената. Вандерер, сжав зубы, отступил. «Она подарит мне многие месяцы и годы наслаждения, — подумал он. — Стоит ли торопиться? Наслаждение тем сильнее, чем больше препятствий на пути к нему, чем дольше ожидание».

В Линдау их уже ждал пароход. От далекого, холодного месяца шла через озеро серебряная дорожка. На юге и на востоке поднимались черные громады гор, а за ними светились, точно оправленные в серебро, снеговые вершины. В воздухе пахло водорослями, и хрипло кричали чайки. Рената стояла на палубе, как очарованная, пока Анзельм хлопотал с вещами.