На жёлтый свет (СИ) - Ледовская Светлана

Соседом меня судьба обделила, чему я не могла не обрадоваться. Арендовать сразу две койки не осмелилась, чтобы не привлекать лишнего внимания. В таких заведениях не обитают люди при деньгах.

В душ идти ночью я не решилась, понимая, что это может закончиться весьма плачевно. Наскоро обтёрлась смоченным в раковине в углу сероватым полотенцем, надела не очень свежую футболку. Застирала снятое с помощью разбавленного жидкого мыла в изрядно помятой бутылочке. Развесила вещи на спинке кровати и забралась в постель. Несмотря на дневную жару, по ночам было зябко. Пусть мой случайный любовник и редкостный гад, но свитер его я надела. В нём было уютно. Может, я и не верну его. Пусть греет меня, раз больше некому.

Тяжело вздохнув, я уставилась в потолок. На нём играли причудливые тени, отбрасываемые ветвями дерева за окном от мерцающей неоновой вывески.

Мне приходилось когда-то ночевать и в менее презентабельных условиях. Даже возня за тонкой стеной не мешала. Незаметно для самой себя, я задремала, окутанная ароматом почти выветрившегося парфюма и застарелого дыма, въевшегося в каждый предмет скромного интерьера.

Глава 22

Снаряд влетел через кухню. Мама громко вскрикнула, а сразу за этим наступила гнетущая тишина. Даже было слышно, как часы на стене отсчитывают секунды. А потом, словно разверзся ад. Через открытую дверь в комнату, где я сидела на потёртом диване, хлынуло пламя. Оно текло по выцветшему ковру, как в замедленной съёмке. Я даже не успела понять, что происходит. Дом содрогнулся. С оглушительным треском подо мной обрушился пол, и вся мебель покатилась к пролому. Диван рухнул первым, переворачиваясь и накрывая меня, словно крышей. Пламя взревело и задохнулось в столбе взметнувшейся пыли.

Помню, что в моих руках был медвежонок, из тех, что штопаются и легко стираются детским мылом. Игрушка пахла опилками и кофе. Папа регулярно обновлял набивку.

Зверушка оказалась перед моим лицом и смотрела удивленными глазками в мои. Мишку придавило подлокотником. Я дёргала его на себя, но смогла лишь оторвать лапку, оставив плюшевое тельце под диваном. Именно в тот момент, я перестала быть ребёнком. Мне пришлось оставить друга, с которым я засыпала каждую ночь, с кем делилась секретами и громким шепотом пересказывала сказки, когда за окнами стреляли. Он остался под нашим стареньким диваном, все так же глядя на меня пуговичными глазами.

А потом слух буквально взрезало от чьих-то диких воплей и визга. Вокруг кричали. Звали. Проклинали. Молились.

Отбрасывая мусор, я карабкалась по сломанным доскам, осколкам стекла и керамики. Достаточно маленькая, я пробиралась сквозь разломы, спрыгивала с рухнувших балок, скользила на чём-то липком. Наша соседка снизу, старая вечно бурчащая старуха со злым лицом, лежала на животе, с неестественно вывернутой головой. Я всегда боялась её. Мне нужно было проползти мимо. Всхлипывая, размазывая слёзы по грязному лицу, я сидела напротив раскинувшегося тела и не решалась двигаться дальше. Дым сгущался, дышать было всё труднее, и становилось жарче. Пот катился по коже, обжигая солью царапины. Не знаю, сколько я просидела вот так, обхватив свои плечи дрожащими ладонями, но в сознание пробился голос. Он звал меня по имени.

— Летта! Летта! Детка!

— Я тут, — прохрипела слабо и, собравшись, закричала, вплетая свой голос в не стихающий вокруг вой.

Меня звал отец. Он повторял моё имя. Он был совсем близко. Он ждал меня.

Зажмурившись, я поползла вперёд. Перелезла через мягкое тело соседки, запачкав ладони в чёрной вязкой жиже, оказавшейся впоследствии красной, и втиснулась в щель между сломанной дверью и стеной.

— Летта! — звенел голос, и я заставляла себя двигаться. Кашляя, разрывая ладони и колени до крови, цепляясь волосами за выступающую арматуру и не смотря по сторонам.

По сторонам…

Кто-то шевелился рядом, хватал меня за одежду, хрипя и умоляя помочь. Мне едва удавалось вырываться, огибать придавленных и распластанных соседей.

Не смотреть. Не слышать.

Двигаться на голос, прорывающийся сквозь скрип проседающего здания и крики отчаявшихся пострадавших.

— Летта, — настойчиво повторял голос моё имя.

Так меня не звал больше никто. Никогда. Ни разу до того дня, как я произнесла свое старое имя для чужого мужчины.

* * * * *

Я подскочила, закричав, и не сразу поняла, где нахожусь. Сердце глухо билось в груди, воздух казался горячим и вязким. В стену кто-то стукнул и, грубо матерясь, заорал, требуя тишины. Я выкрикнула в ответ витиеватое ругательство на языке, которым не пользовалась с самого детства. Потом опустила ноги на пол и обхватила голову ладонями. Перед мысленным взором всё ещё стояли мёртвые лица тех, кто когда-то радушно угощал меня конфетами и, не всегда шутя, грозил пальцем, когда я шалила.

В окно глядела предрассветная серость. Скоро восход. И мне пора было решать, что делать со своей жизнью.

Встав, я натянула джинсы, захватила сумку, завернув её в наволочку, и отправилась в душ.

В коридоре было пусто и темно. У окна кто-то курил, оставаясь в тени. Огонёк сигареты вспыхнул и очертил дугу.

— Хочешь? — раздался хриплый голос. Мужчина вышел на свет. Поджарый, в трико с оттянутыми коленями, в чистой футболке, гладко выбритый, в добротных клетчатых стоптанных тапках. Такие не берут с собой командировочные или бродяги. В таких ходят дома.

— Не рановато ли для дыма? — подойдя ближе, я взяла протянутую сигарету и сунула её за ухо.

— Думаешь, это меня убьёт? — сухо хохотнул незнакомец и сплюнул в банку из-под кофе наполненную окурками. — Ты под утро орала? — я кивнула. — Кошмары?

— Воспоминания.

Мужчина понимающе хмыкнул, но спросил:

— Не рановато ли для таких?

— Никто не спрашивал, — я встала у подоконника и выглянула наружу.

— Давно не слышал сербский. Тем более, мат.

— Там пара хорватских слов была, — не стала отпираться я. — Для связки приплела.

— Ясно, — мужчина проследил за моим взглядом и прищурился. — Михо.

Я пожала протянутую ладонь.

— Летта.

— Не видел тебя вечером на кухне.

— Я пришла поздно и была не голодна, — желудок на такое заявление громко заурчал.

— Загляни на завтрак, — я получила сомнительное удовольствие наблюдать золотую, во все тридцать два, улыбку. — У нас общий чай и печенье. Ты иди, я постерегу, чтобы никто не сунулся, — собеседник правильно понял мои опасения насчет душа.

— Спасибо.

Глава 23

Я знала, что он не обманет. Такие не станут врать. Если бы человек с татуировками на ладонях хотел причинить мне вред или позволить сделать это другим завсегдатаям этого места, он бы не стал обещать помощь.

Но всё же злоупотреблять гостеприимством я не стала и быстро вымылась, растерев тело одним из своих намыленных носков. Вымыв волосы, промокнула их полотенцем и свернула в узел. Спустя минут пять, я уже вышла из душевой. У окна стоял незнакомый человек, который при моём появлении, приосанился и дружелюбно кивнул.

— Кухня внизу. Если дашь денег — куплю чего-нибудь существенного пожевать.

— Сейчас дам, — буркнула я, не показывая, что все мои ценности со мной. — Подожди здесь.

В комнате я набросила свитер, скрыв грудь под намокшей футболкой и сумку на ремне, переброшенном через голову.

Сунув мужику пару мятых купюр, даже не успела попросить купить булочек, как он рванул к выходу.

— Вот зараза, — выдохнула, восхитившись его прыткости и пошла на кухню.

Меня вёл разносившийся аромат кофе и доносящиеся приглушённые голоса. Просторная комната показалась мне уютной. Высокое окно с ярко-жёлтой шторой и цветком на подоконнике, длинный стол, накрытый чистой клеёнкой, пара лавок вдоль него, несколько светлых шкафчиков, небольшая плита с пузатым чайником со свистком.

— А вот и наша гостья, — на стуле у окна сидел Михо. Он указал на место рядом с собой. — Устраивайся. Мы собираемся завтракать. Чай или кофе?