Княжна (СИ) - Дубравина Кристина "Яна .-."

— Поехали, Пчёла, — кинул Филатов, напоследок посмотрев в тёмное окно десятого этажа. — Мы их уже не дождемся, по всей видимости.

— Ладно, — махнул рукой Витя, за всем развернувшимся цирком наблюдающий с усмешкой. — Докурить только дай.

— Том, ну, ты чего? — всё-таки подал голос Космос и потянулся к Филатовой за пистолетом. — Это служебный, дай сюда!..

На шум из автомобиля вышла Анна. Волосы чёрные, как ночь московская, завитыми концами упали на плечи, на объемные рукава с жемчужинами. Лицо у неё было неестественно белое — как простыня; Пчёлкин затянулся, подумал, что, вероятно, умненькая сестренка Саши перепила. Впервые, возможно, в жизни своей.

Раньше, чем придумал, что говорить будет, Витя схватил пиджак, спрыгнул с выступа каменных перил и заторопился к Князевой.

Подошёл к ней со спины. Незамеченным остаться не получилось; Аня видела разборки Филатовых и Коса насчёт несчастного пистолета и видела, безусловно, как Пчёла к Княжне подходил. Он засунул сигарету меж зубов, чтобы руки освободить, и раньше, чем девушка успела воспротивиться вдруг, надел на плечи её пиджак.

— Оп-па!.. — протянул Витя, чуть придавил рукава объемные, чтобы Князеву хоть немного согреть. А потом подошел к ней справа, руками о крышу лимузина опираясь, и посмотрел на Анну с безмятежностью. — Ты же у нас мерзляка.

— Не холодно, — подала голос Аня, не отрываясь от толкотни Томы, Валеры и Космоса. Смотрела, как из рук в руки переходил пистолет, и вздрагивала каждый раз, когда кто-то за ручку брался, так, что только палец в кольцо оставалось просунуть — и выстрелить можно было бы.

Она пистолеты видела только игрушечные. Помнила, как мальчишки во дворе и садике играли ими, сопровождая «пальбу» своим шепелявым «тра-та-та-та-та». Но сейчас явно не бутафорию Космос пытался у Филатовых забрать. И немного не по себе стало, что, по сути, у обычного человека был доступ к вещи, способной другого человека жизни лишить.

Вероятно, где-то во тьме рижских улиц, сейчас точно такой же «ствол» получали мародёры, что завтра устроят новый бунт и убьют в давке ещё какую-нибудь Анину подругу.

«Главное, чтобы Андриса никто не зацепил…»

— И много у вас таких «служебных»? — спросила вдруг Анна у Вити, взгляда от трёх людей не отрывая. У Пчёлкина вдруг от табачного дыма в горле язык будто онемел, так, что не сказать ничего.

Смысла отрицать не было — Князева, вероятно, все ещё на свадьбе поняла. И в туалете пряталась только для того, чтобы в себя прийти, признать и принять хоть какую-то часть происходящего.

Витя посмотрел на неё, сам не понимал, что во взгляд свой хотел вложить, и кивнул:

— Достаточно.

Девушка дёрнула уголком красных губ.

— И, что, каждый при себе носит… огнестрел?

Сокращение от Анны звучало весело. Словно она пыталась блеснуть знаниями в области, в которой не разбиралась совсем, для сохранения своей видимости всезнайки. Витя едва сдержался, чтобы не рассмеяться вслух. Подавил улыбку, затянулся. Выдохнул в сторону от Князевой.

— Каждый.

— И у тебя тоже с собой сейчас оружие?

— Всегда со мной, Княжна.

— Если ты ещё раз так меня назовешь, то я подзатыльник тебе выпишу, — буркнула девушка.

Тогда Пчёлкин уже не сдержал усмешки, расхохотался всё-таки — ой, как ему страшно!..

— Вот, значит, как решают свои проблемы суровые рижские студентки филфака?

— Явно не так, как суровые московские рэкетиры, размахивающие стволами под окнами жилого дома, — подметила Аня. Закуталась в пиджак, какой ей Пчёлкин на плечи надел, будто сразу же от слов Князевой в радиусе трех метров температура упала, чуть ли не отрицательной становясь, и посмотрела на Витю.

Неприятно что-то затянулось в районе желудка от взгляда его… осуждающего, но в то же время понимающего. Долго взора Пчёлы вынести не могла, но и отвести глаза в сторону не смогла. И извиниться захотелось за резкость свою, и молчать здравый смысл вынуждал.

Одно сплошное противоречие в тот миг ощущалось.

Князева дыхание перевела и пообещала себе, что такси ловить пойдёт, если Пчёлкин по-пьяни на неё стрелки начнет переводить, а потом спросила:

— Вот для чего вам ружья?

Витя вдруг затянулся в себя. Особо горько стало внутри, когда Пчёлкин тлеющую сигаретку на крышу лимузина положил и решительно развернулся к Анне. Взял за запястье, что сжимало край его пиджака, и завёл руку Князевой за собственную спину. Он прижался так, что между ними едва ли ладонь ребром можно было просунуть, и пальцы Анны на свою поясницу положил.

Девушка лишь глаза раскрыть смогла, когда почувствовала под рубашкой Пчёлы кобуру. Подняла голову, как в каком-то тумане, в надежде, что у Вити за одеждой муляж припрятан, что шутит он так — ведь, наглец такой, обожает острить и язвить…

— Мне пистолет нужен для того, чтобы себя и близких, кто рядом со мной, в любой момент защитить.

И тогда осознание факта, и без того лежащего на поверхности, что у Пчёлкина настоящее оружие за поясом, ударило по голове, как обухом. Анна вздрогнула и руку к себе прижала, будто боялась, что пистолет мог выстрелить от прикосновения чужих пальцев.

Витя удержался, чтобы запястье её не перехватить, сжать в ладони руку Князевой и докурить вместе с ней.

— Неужели вечный страх под пулю попасть веселит? — фыркнула Анна, но тоном таким, что Пчёлкин вдруг ясно понял: она не осуждала. Она размышляла и искренне разобраться пыталась в его философии.

Мужчина сделал новый затяг и поправил её с такой же нравственностью, с какой Князева его исправляла, не желая на «Княжну» отзываться:

— Это не страх, Анюта. Это адреналин. Важный гормон, к слову, необходимый для жизнедеятельности.

— Правда? — вскинула брови Князева, разворачиваясь к Вите. Он вдруг заприметил чуть запоздало, что её платье подходило очень к пиджаку его. А может, не в платье дело вовсе, а в той, кто его носит…

— Значит, у тебя не всё так плохо с биологией; какие-то познания в области эндокринологии имеются. Только, по всей видимости, не знаешь, что можно и другими способами адреналин выработать. Не обязательно против закона идти.

— Анюта, — снова назвал одной из самых ласковых форм её имени, от которых Анна в детстве едва ли не хохотала от удовольствия. — Уж не знаю, чему тебя учили в университете, но жизнь мне показала наглядно, что закон — это не уголовный кодекс с последними поправками. Закон сейчас — это люди, которые ситуацией очень ловко крутят. И если не хочешь оказаться за бортом в борьбе с «законом», нужно уметь за себя постоять.

— Мораль — тоже люди?

— Безусловно, — кивнул Пчёлкин, пальцем коротко постучал по крышке автомобиля. — Мораль даже ещё больше человечна, чем закон. Потому, что если конституцию можно переписать, а всех «авторитетов» – пострелять, то на формирование новой морали уйдут десятки лет.

— Всё равно не оправдывает это вас, — мотнула головой Анна. — В период, когда ни закон, ни мораль не стабильны, вы пытаетесь мнимую выгоду извлечь. Но на деле только играетесь с судьбой, испытываете её терпение.

Витя обернулся на Князеву. От неё пахло винами и духами цветочными, — удивительно стойкими, оказывается, — что даже спустя двенадцать часов держались запахом своим. Прищурился, вдруг подумав, что у неё интерес какой-то нездоровый. Слишком активный.

— А ты чего, волнуешься, что ли, за меня?

Анна замерла, поняв, как, действительно, выглядело её упрямство со стороны. Как, точнее, могло быть — и было — истолковано. И щёки тогда зарделись, став примерно в один тон с губами, с которых подмазалась яркая помада.

Ещё пара таких неосторожных бесед — и Пчёлкин может подумать, что приглянулся ей. А с его самооценкой это, вероятно, и не удивительно было бы.

Князева посмотрела в глаза Вите, словно думала прямолинейностью своей все мысли лишние из его головы выбить, и сказала:

— Не только за тебя, Пчёлкин. Помимо тебя в этом Саша, Валера с Космосом завязаны. А это не шутки; жизнь-то одна…