Дмитрий Липскеров - О нем и о бабочках
– Живой! – проговорила девочка и охнула, возбужденная доселе невиданным чудом природы: – Гном! Я гнома поймала! – В душе рождалось что-то вроде нежданного праздника – гномик, гномик, собственный! – а потом решила, что это не простой гномик, а самый что ни на есть настоящий смурфик из иностранного мультфильма, который она не видела, но многие девчонки из класса смотрели во Владимире и потом восторженно рассказывали о маленьких смешных человечках. – Так ты смурфик? – шепотом спросила человечка девочка. Найденыш перестал плакать и теперь смотрел крохотными глазенками на Алискино лицо. – Какой ты хорошенький!
От нескончаемого шепота проснулась бабка Ксения и, как всегда неожиданно, сунула голову между печными занавесками, отделяющими лежанку от горницы, и, разглядев в первых лучах солнца правнучку, стоящую на коленях и держащую на ладони нечто шевелящееся, громко вскричала:
– Это что такое?!
Алиска от неожиданности вздрогнула и ненароком сжала тельце смурфика. Гномик, сдавленный детскими пальчиками, заплакал по-человечьи, словно малый детеныш.
Справившись с испугом, девочка обернулась к бабке и высказалась зло:
– Старая дура! Че опять пугаешь?!
– Это что такое, я спрашиваю? – Ксения ловко вскочила на лавку и тянулась к шевелящемуся в руке Алиски существу. Ей в голову пришла ужасная мысль. Икнув, она схватила правнучку за волосы и задергала их, причитая: – Как ты могла?! Маленькая сучка! Тебе же тока тринадцать! От кого выкидыш зацепила?!!
– Да ты сдурела, старая! – закричала в ответ Алиска, пытаясь освободить волосы от железной хватки Ксении. – Какой выкидыш?! Мне всего тринадцать! Я девка еще!!! А это смурфик!
– Какой еще смурфик! – не отставала бабка, но волосы больше не трепала.
– Гномик! – пояснила Алиска, заводя руку с найденышем за спину.
– Я тебе дам «гномик»! – не успокаивалась Ксения. – Как же недоглядела я! Выкидыш в тринадцать лет! Шалава!!! – И опять волосы рвать.
Алиска истово перекрестилась.
– Вот тебе крест! – кричала от боли правнучка. – Девственница я! Чтоб мне провалиться!!! Я его здесь, на печке, нашла! И не из меня он! Выкидыши не плачут! После выкидыша всегда кровь! Где кровь, а?
Последний аргумент охладил пыл старухи, она отпустила Алискины волосы и пошарила по лежанке в поисках мокрого. Обнаружив лишь сухость одну, Ксения оборотила лицо к правнучке и приказала:
– А ну покажи!
– Тока не убивай его! – роняла слезы девочка.
– Показывай!
Алиска раскрыла ладонь, и бабка долго пристально смотрела на голого человечка, который теперь лежал спокойно, лишь моргал кукольными ресницами.
– Хорошенький!
– Вот и я говорю, – обрадовалась девочка. – Смурфик это!
– На поздний абортик похож, – рассудила Ксения. – Но живой…
– Пожалуйста, – взмолилась Алиска, – бабулечка, родная, можно я его оставлю себе? Я буду заботиться о нем!..
Ксения долго раздумывала, осторожно трогала гнома пальцем с каменным ногтем, а тот улыбнулся ей ротиком, полным мелких зубов, да так заразительно, что старуха тоже заулыбалась в ответ; счастливо лыбилась и Алиска.
– Чем же кормить его?
Алиска спрыгнула с печи и подбежала к окну, за которым уже светало. Уселась против него за стол и ответила:
– Бабулечка, он такой маленький… Ему еды – в наперсток поместится!
– А заболеет? Мы че, в больницу твоего смурфика повезем?
– Не заболеет! – уверяла девочка. – Я его беречь стану, ласкать и целовать!
– Не знаю, – сомневалась Ксения.
– Я все теперь делать буду! Дрова рубить, воду носить, Глашку еще и утром буду доить, тебе спину чесать! А?
– Ну, если соврешь! – пригрозила внучке. – Я его лично в колодец брошу!
– Не совру, миленькая! Все правда, бабулечка!
– Смотри, Алиска! И чтоб не гадил где ни попадя, как твой попугай!
– Он же не птица. Человечек это! Я ему пеленочку сделаю…
– До первого нарушения! – заявила старуха, дав таким образом свое согласие на нового жильца.
– А можно, я сегодня в школу не пойду? – попросилась девочка. – У нас география только и на лыжах потом три часа. Сопли у меня, – хлюпнула носом. – Да и смурфика оставлять в первый день нельзя…
– Схожу за дровами, – проговорила Ксения. – Печка простыла, вон уж окна изнутри морозятся.
– Я схожу! – Алиска вскочила с табурета, готовая на любые подвиги.
– Сиди уж… – бабка направилась к двери. – Картохи ему дай с молоком, голодный, поди. – «И зачем люди географию учат? – подумала. – Все равно дальше Владимира никто не ездит».
Бабка хлопнула дверью, а Алиска, положив гномика на тряпку для протирки стола и прикрыв его уголком ткани, метнулась к печи, где в горшке с ужина чуток осталось… Набрала еды в пластмассовое блюдечко, сохранившееся после гибели волнистого попугайчика Адольфа, влетевшего и сгоревшего в раскаленной печи бумажным самолетиком, капнула молока сверху и понесла кушанье к столу…
…Ему совсем не нравился запах тряпки, в которую его завернула большая девочка. Влажная ткань раздражала нежную кожу, но он терпел все невзгоды почти радостно, так как спасся от, казалось, неминуемой смерти. Он поел. Девочка спичкой поддевала картофельные крошки и совала ему в рот. Еда оказалась сносной, он тщательно жевал, думая о том, кто он и откуда здесь, в деревенском доме, в образе куклы для большой ростом, но совсем еще глупой по возрасту девочки… В его крошечном мозгу проявилось слово «амнезия», смысл которого он понимал достаточно. «Со мною что-то произошло, какая-то физическая или психологическая травма». Но скорее психологическая, так как руки и ноги работают исправно и, кроме дискомфорта от грязной тряпки, никаких неприятностей организм не испытывал… Еще он задумался об очень существенной разнице в параметрах между ним и окружающим его миром. Он чувствовал себя Гулливером в стране великанов. Разве бывает такое?.. У него закралось сомнение, что все же его существом управляет галлюцинация и на самом деле он простой психиатрический больной.
В дом вернулась бабка с дровами и, закинув их в печь, объявила Алиске, что сходит в Степачево за хлебом и макаронами, а до того разнесет молоко по соседям и посмотрит, зреет ли творог.
– Ба, а как мне его назвать?
– Абортиком, как!.. – и вышла из дому.
– Фу-у! – протянула Алиска. – В ее голосе промелькнуло иностранное имя Эжен, она произнесла его вслух, и ей это звучание на французский манер понравилось. – Будешь Эженом! – решила девочка. – А по-простому Женька!
«Почему Эжен? – подумал он. – Имя какое-то не такое!.. А Женька – фамильярно…»
Алиска вытащила смурфика из тряпки и понесла в свою комнату, на полу которой стоял пластиковый двухэтажный игрушечный домик без передней стенки. В домике было все: и кроватка, и обеденный стол, за которым сейчас сидели куклы, типа муж и жена, и даже туалет имелся с крошечным унитазом. Девочка поместила Эжена в спальню, на кровать, укрыв кукольным одеяльцем:
