Королевство черной крови (СИ) - "ClemSSB"

Опустившись в мягкое кремовое кресло и сложив руки на коленях, я закрыла глаза и сделал то, что боялась больше всего. В темноте разума я коснулась золотистой нити. Потом еще и еще. Но ответа с другой стороны не последовало. Сделав несколько мысленных шагов, удерживая нить, я оказалась у огромной расщелины, в темноте которой пропадал второй конец света.

Обхватив себя руками, я вынырнула из собственного разума, ощущая непривычную пустоту.

Поспать мне удалось лишь пару часов. С гудящей головой я наугад вытащила из платяного шкафа серый камзол с черными брюками. Быстро одевшись и заколов волосы в высокий хвост, я поспешила покинуть спальню.

В коридоре было тихо, звуков из спальни брата не доносилось, да и его присутствия я там не ощущала.

Выйдя в центральный холл, я вновь прислушалась, пытаясь понять, есть ли хоть кто-то в поместье. Со стороны крыла, в котором располагалась столовая и бальный зал, доносились едва уловимые голоса.

Преодолев быстрым шагом коридор, я замерла перед распахнутыми дверьми просторной светлой столовой с темным вытянутым столом посередине. Все кого я искала, сидели за столом и тихо переговаривались.

Варис первым обернулся ко мне, он снял истерзанный боями доспех и сидел в белом камзоле, плотно застёгнутым на шее:

— Хотели дать тебе время отдохнуть.

Я благодарно кивнула и перевела взгляд на Эмори, сидящего во главе стола. При дневном свете все симптомы болезни выглядели еще хуже. Вздувшиеся вены казались еще чернее, а глаза — краснее. Брат молчал, разглядывая меня с ног до головы, затуманенный взгляд подмечал каждую изменившуюся деталь.

— Вижу, ты в добром здравии, — сухой скрипучий голос прорезал тишину.

— Жаловаться не приходится.

Я подошла к столу и заняла пустующее место напротив Эмори. Ролен и Ласэн, сменившие доспехи на местную одежду, опустили глаза в тарелки. Пускай слуг я и не видела, но кто-то из местных умелиц точно приготовил пускай и скромный, но полноценный завтрак. Посмотрев на поджаристый белый хлеб и сваренные яйца, я почувствовала, как желудок свело, но не в спазме от голода. Скорее напротив.

Откинувшись на жесткую спинку стула, я оглядела столовую, которая тоже осталась неизменной за исключением одного. На стене по левую руку от меня всегда висело четыре портрета, изображавших действующую королевскую семью. Сейчас же их было три, а о четвертом напоминал лишь выцветший отпечаток.

Эмори и отец смотрели на меня со своих портретов гордыми взглядами изумрудно-зеленых глаз. Каждый облачен в парадный белый камзол, волосы аккуратными золотистыми волнами откинуты назад. На голове Эмори красовался тонкий золотистый обруч, а голову отца увенчивала роскошная ветвистая корона, которую одевают лишь однажды — на коронацию.

На третьем портрете была изображена до боли красивая женщина с холодным взглядом голубых глаз и переливчатыми светлыми волосами в точности как у меня.

Отводя взгляд от портретов, я заметила, как Ласэн смотрит в том же направлении:

— Это ваша мама? — осторожно спросил он.

Я не могла выдавить из себя ни слова, придавленная нахлынувшими чувствами, поэтому молча кивнула.

— Твой портрет я был вынужден снять. — Эмори откинулся на спинку стула и тяжело задышал.

— Не надо передо мной объясняться, — махнув рукой, я пресекла его попытки извиниться. — Но когда ты поправишься, надо обязательно обновить твой портрет.

Эмори горько усмехнулся:

— Меня всегда смущал твой оптимизм, — отодвинув тарелку, брат навалился на край стола и, пошатнувшись, поднялся на ноги. — Но думаю, тебе стоить увидеть реальность такой, какая она есть.

Я встала следом, так и не притронувшись ни к чему, что было на столе. Варис провожал взглядом немного пошатывающуюся фигуру моего брата, огибающего стол:

— Мы присоединимся к вам позже, — генерал перевел взгляд на меня.

Я согласно кивнула, не понимая быть мне Варису благодарной за то, что он позволил мне побыть хоть какое-то время наедине с братом или же насторожиться от чего он мог попытаться оградить других.

Мы с Эмори медленным шагом пошли к центральному выходу из поместья. Боковым зрением я поглядывала за немного неуклюжими движениями брата.

— Варис говорил, что ты собирался дать бой Легиону, — начала я расспросы, перебирая в голове сотни вопросов, ответы на которые я должна получить.

— Большая часть моих воинов — больна, осталась лишь небольшая кучка пехоты, которая охраняет подходы к столице и рассредоточена по всему городу, если Легион начнет воздушное нападение. Та сила, что еще теплиться во мне, целиком уходит на поддержание щита вокруг города, — Эмори закашлялся, из-за чего нам пришлось временно остановиться.

— Легион пользуется ядом Оксуса, ты знаешь? — дождавшись, когда брат снова сможет идти, спросила я.

Вместо ответа, Эмори понуро кивнул, и я поняла, что он разделяет мое мнение. В восстании и болезни не обошлось без вмешательства Элладана.

— Почему ты пришла одна? Где Тамлин? — Эмори толкнул подрагивающими пальцами незакрытую дверь поместья.

— Наш двор лишь один из семи, располагающихся в Притиании, а у Тамлина не то, чтобы хорошая репутация среди соседних правителей. Поэтому когда Варис объявился в соседнем Дворе и раскрыл всем, кто я такая, правители других дворов посчитали, что с не очень стабильной реакцией Тамлина ему не стоит рисковать здоровьем всей Притиании и отправляться на остров, полный опасной болезни для обычных фейри, — я пыталась сделать свой голос веселым, но вышло жутко.

Солнечный свет хлынул через открытую дверь в холл. Я сощурила глаза, пытаясь разглядеть Арс, и шагнула вперед, но Эмори схватил меня за запястье:

— Все эти годы меня волновал лишь один вопрос. А правильно ли я поступил, отправив тебя с ним? — воспаленные глаза брата нервно забегали из стороны в сторону.

Я остановилась и положила свою ладонь поверх руки Эмори. А после улыбнулась.

— Здесь я бы никогда не стала такой счастливой, даже если бы не было войны, и мы продолжали жить размеренной и праздной жизнью. Я люблю Тамлина, его двор стал моим домом. И я очень хочу вновь его увидеть, но сделать я это смогу лишь в том случае, если помогу всем вам.

Ответ Эмори устроил, и он разжал пальцы, первым выходя на мраморную площадку перед высокой лестницей. Смотря, как он медленно спускается по лестнице, я едва удержала себя, чтобы не подбежать и не помочь ему.

Спустившись с первой лестницы, я замерла. Со стороны Арс, может быть, и казался прежним для кого-то постороннего. Но не для меня, той кто разбивала коленки на множестве лестниц; проказничала, стуча в двери ранним утром; напивалась вдрызг в местных тавернах или же просто любила сидеть в тени на лавочке у фонтана. Для меня Арс изменился до неузнаваемости.

Плитка, которой были выложены все лестницы и площадки, была покрыта грязными бурыми разводами, везде лежали груды мусора и испачканного тряпья. Белокаменные одноэтажные и двухэтажные домишки, выстроенные вдоль спуска к центральной части города, обветшали. Во многих были настежь распахнуты двери и выбиты окна, что говорило о том, что внутри никто не живет. Чем ближе мы приближались к центральной площади, тем громче становились звуки. Но это были не обычный городской шум и смех — это были мучительные стоны и плачь. Меня пробрало до самых костей, я с ужасом оглядывала то, что когда-то было прекрасным центром города.

Больше не было здесь раскидистых деревьев и цветущих клумб, вместо фонтана в плитке зияла дыра, которую никто и не думал заложить. Таверны и магазины были закрыты и окна цветастых витрин были навсегда забиты фанерами. Стон и плач доносились с соседних улиц.

— Все больные находятся в храме и школе, те, кто еще в состоянии за собой ухаживать живут в домах и помогают больным, — Эмори указал в сторону возвышающегося храма. — Прежде, чем мы пойдем туда, я хочу, чтобы ты первой услышала то, что я собираюсь объявить в стенах храма.

Я тяжело сглотнула.

— Все мои советники и генералы, кроме Вариса, в настоящий момент либо мертвы, либо тяжело больны. Сам я, как ты видишь, не в лучшей форме ни чтобы вести за собой солдат, ни чтобы вселить в жителей веру в лучшее будущее. Поэтому я передам правление временно в твои руки, — я возмущенно втянула воздух. — Я не закончил. Ты сможешь действовать так, как посчитаешь нужным. Ты можешь говорить то, что захочешь. И даже если лжи в твоих словах будет больше чем правды, но это даст хоть крупицу надежды умирающим, я все пойму.