Выбор, который делаем мы (СИ) - Добровольская Галина

Видимо этого он и добивался. Ведь как только я затушила мини пожар и отставила в сторону кувшин, Дима схватил меня за руку и потянул на себя.

По ходу, я всё же надышалась этим вредным, наркотическим дымом. Ведь вместо того, что бы возмутиться и вырваться, начала хихикать и удобнее устроилась на блондине после падения.

— Мой рыжик, — сильнее прижал меня к себе он, касаясь моих губ своими в лёгком поцелуи и перемещаясь по всему лицу. — Я прекрасно знаю, что ты не причинишь вреда. Ведь ты как открытая книга, — улыбнулся, фокусируя взгляд на моём лице, блондин, — всё написано у тебя на лице.

А дальше был поцелуй приветствия, поцелуй воспоминания, поцелуй клеймо… он погружал меня в водоворот давно забытых чувств, утягивал за собой на самое дно. Меня окутало теплом его тела. Таким нужным и в то же время родным, потерянным когда-то очень давно. Эти ощущения возродили во мне, то, что я заставляла спать на протяжении четырёх лет. Чувства к этому мужчине.

Я отвечала на его поцелуи так, как будто это последние ласки в моей жизни. Страстно, грубо, отдавая всю себя. Даже треск ткани, когда Дима разорвал мою сорочку, предварительно избавив меня от халата, не способствовал отрезвлению рассудка. Наоборот, мой мозг требовал продолжения, желая насладиться. Взять по полной, всё то что могут дать эти минуты, проведённые в объятиях такого нужного мужчины.

Я наслаждалась каждым его прикосновение, зарываясь своими руками в шелк его волос, ощущая их мягкость кожей ладоней. И только когда уже кислорода престало совсем хватать, я отстранилась от его губ, подставляя шею и грудь, для дальнейших ласк, сама же от наслаждения царапала его спину.

Когда его губы сомкнулись на моём розовом соске, мне показалось, что я слишком громко выкрикнула его имя. Умоляя, и требуя дать мне намного больше. И он давал. В какой момент я оказалась без трусиков, я не знаю. Просто ощутила полную наполненность его плотью, когда он резко рванул мои бёдра на себя.

Крика удовольствия сдержать не удалось. Я со всей силы сжала его плечи, погружая в его кожу свои когти. Я поднималась и опускалась на возбуждённую плоть любимого мужчины, который помогал мне, задавая нужный ритм, удерживая мои ягодицы своими руками.

Это пыточное наслаждение, казалось, длилось бесконечно долго. А может всего и пару минут, я точно не знаю. При очередном глубоком погружении, я ощутила, как его член завибрировал, изливая в меня семя.

Может я и извращенка какая-нибудь, но подобная мысль, принесла мне разрядку, и я забилась в оргазме, ловя такт извержения его члена. Обессиленная, опустилась, на влажную мужскую грудь, всё еще судорожно дыша. Так было только с Димой. Ни разу не ощущала такого полного удовлетворение, ни с кем из тех, в объятиях которых пыталась забыть эти самые ощущения.

И если меня уже престало трясти от испытанного наслаждения, то вот Дима, кажется, начал трястись еще сильнее. И вряд ли это последствия оргазма. Так как я бедром ощущала мягкую плоть мужчины.

Сейчас жар его тело не согревал, а обжигал, а зрачок был полностью черный, вытеснив шоколадную радужку. Моё сердце дало сбой. Я резко подскочила, находя свой халат валяющимся на полу подле кровати, и накинув его, вылетела из спальни Димы, на ходу зовя всех обитателей дома.

Реанимационное отделение одной из платных клиник Москвы было идеально стерильным и тихим. Даже снующих, торопящихся куда-то врачей не было. Все мило улыбались и старались угодить, тем же предложением принести чай или кофе.

А в моей памяти было все совершенно другое, несравнимое с этой роскошью. Обветшалые стены палаты, где лежала мама, а рядом с ней еще не менее пяти человек. На старых скрипучих кроватях, в тёмном опшарпаном помещении. Даже палата Лены, не смотря на то, что была платной, но в государственной клинике, выглядела убого, по сравнению с окружающим меня сейчас пространством.

Сейчас пропасть между мной, и лежащим пациентом, в этой кровати увеличилась до бесконечного расстояния. Нет. Я не обижалась на подобную неравность. Как говориться, кто на что учился. И я знала, что отец Александра и Дмитрия поднялся с нуля, являясь, сыном военного и учительницы. Каждый сам творец своей судьбы. Но все хотят более лёгкий путь. Например, что бы чемодан с миллионами долларов свалился им на голову, главное, что бы ни зашиб насмерть.

Я отвлеклась на очередную просьбу медсестры, которая была скорее напоминанием, что бы я нажала на кнопку вызова персонала, если пациент придёт в себя. За двое суток, что я провела здесь, это уже не первое напоминание, с того момента как я устроила переполох в гнезде Дамизовых. Александр даже вызвонил Громова, который к его счастью, не успел покинуть пределы Российской Федерации.

А самое удивительное, что мне не только разрешили поехать со всеми, но и оставили наблюдать за состоянием Димы. Дамизов опасался за состояние брата, но и дела требовали его присутствия. И Аню он не мог здесь оставить. Она, вместе с Никой сменяли меня пару раз, что бы я могла принять душ, перекусить да переодеться. Вот только кусок горло не лез. Сначала потому что чувствовала себя виноватой, но мне объяснили, что лекарство, что вкалывают Дмитрию каждый день, исключает употребление алкоголя, не говоря уже о наркотически веществах. А потом от осознания, что ему было это всё известно, и значит, он осознано пытался покинуть этот мир.

Я думала когда-то. Что нет ничего страшнее, чем, будучи ребенком, терять родителей. Но оказывается что, детям проще. С годами воспоминания притупляются, оставляя счастливые моменты. Ребёнок развивается и растет, отвлекаясь на новое и неизведанное. А вот взрослым оказывается сложнее, намного. Ведь в детском разуме нет еще понимания, что ты теряешь человека навсегда. Ещё совсем не понимаешь боль той утраты. В отличии, когда ты уже взрослый, и знаешь, что при остановке сердца, потерял дорогого человека. И как жить, зная, что он больше по этой земле не ходит, остаётся для тебя вопросом, который мучает годами. Отец умер, так и не придя в лад с собой. Он спивался и сходил сума, обвиняя себя в смерти матери. Всегда говорил, что если бы не его измена и последствия, которые она повлекла, то мама бы была здорова и жива. А он своим предательством её очень сильно ослабил…

Постаралась отогнать, болезненны воспоминания, сильнее сжала руку Димы. Он будет жить. Игорь сам сказал, что раз он выкарабкался с того света потеряв обе почки, то это недоразумение для него сопоставимо с царапиной.

А я буду той, кем он захочет и столько он захочет. Главное быть рядом и видеть его счастливым, всё остальное не важно.

Я обеими руками сжала руку любимого мужчины. Как же так получилось, что мне хватило одного взгляда, что бы моя жизнь без него перестала иметь смысл. Мы встречались с ним раньше пару раз, но я и значения ему не предала. Просто симпатичный дерзкий парень. Да таких миллионы, тех, кто знает себе цену. Так что любовью с первого взгляда это назвать ну ни как нельзя.

Рука Димы резко сжалась, причиняя мне боль. Я даже растерялась по началу, и, переведя взгляд на его лицо, наткнулась на горячий взгляд молочного шоколада. Секундная заминка, и я тянусь за кнопкой, вот только он мне не даёт. Резко подавшись впёрёд, несмотря на то, что ослаблен болезнью, обхватил второй рукой мой затылок и максимально приблизил моё лицо к своему.

— Рыжик, ты здесь? — я даже не поняла радость это или что-то другое. — Я чувствую, Рыжик, чувствую их.

Он так же резко упал на подушку и ослабил свой захват, я тут же вскочила и нажала на кнопку, хотя, наверное, это уже было лишнее, так как прибор, который пару суток монотонно попискивал, сейчас исходил на невыносимый громкий писк.

Двери отворились, являя моему взору, Громова и нескольких мед братьев и медсестёр, коих я видела за эти два дня нахождения здесь. Меня не заметно, для меня же самой вытеснили за дверь. А я всё стояла и пялилась на закрытый белый пластик. И только спустя какое-то время меня вывел из оцепенения голос Ники.