Ты будешь моим! (СИ) - Ветрова Татьяна
Минутная стрелка с витиеватым узором идет, не спеша, медленно, почти незаметно приближается к трем. Секундная идет быстро, неудержимо, словно куда-то спешит. Через несколько круговых забегов, которые она спешно совершит, будет ровно три часа ночи, а его все нет.
Сославшись на важные дела, и не дойдя с нами до ресторана, он ушел. Просто взял и ушел, оставив нас с ошеломленными лицами одних. В очередной раз подтверждая мой статус глупой девочки, надеющейся на чудо, и растерянно смотревшую в спину любимого мужчины.
Невольно взираю на часы и слышу щелчок дверного замка. Нервно теребя поясок коротенького атласного халатика, настороженным взглядом смотрю на дверь, которую немного освещает лунный свет, попадающий через огромное окно в гостиную. Мне виден его силуэт, который еле держится на ногах. Сердца замирает, как и дыхание, боюсь пошевелиться и привлечь его внимание. Больше всего на свете сейчас я хочу, чтобы он добрался до кровати и уснул. Главное, он здесь, жив и здоров.
Он достает телефон и что-то в нем смотрит, не спеша, направляясь в свою комнату. Только вот беда, его внутренний компас пьян и выдает сбой маршрута. Ноги его несут на меня, взгляд его устремлен в экран смартфона. Отступаю с мыслью скрыться в комнате как можно скорее и задеваю вазу с пионами, которая стояла на журнальном столике с коваными ножками. Она с грохотом летит на пол, а я замираю, резко закрыв рот ладошкой. Медленно поднимаю взгляд на Алешу и ловлю его жадный взгляд, пробирающий до костей.
— Слава, это ты? — он шепчет пьяным голосом и делает шаг ко мне, параллельно убирая в карман брюк телефон.
— Я, — произношу тихо, прикусывая указательный палец и совершенно не понимая, что с ним делать.
Я помню детство в Воронеже и соседа-алкаша. Он как напьется, так давай свою бабку по двору гонять, а она терпела его, говорила «вырастишь, поймешь». До сих пор не понимаю и не люблю пьяных людей. И причина этому проста — от таких людей не знаешь, чего ждать.
И Леша сейчас пьян, стоит и, улыбаясь, смотрит на меня пьяным масленым взглядом.
— Слава, девочка моя, — он подходит ко мне вплотную, еле держась на ногах, а его дыхание пахнет крепким алкоголем и шоколадом. — Почему ты здесь? Ты должна быть в своей комнате, глупенькая.
Усмехнувшись, он кладет свои горячие ладони на мою талию и одним резким движением притягивает к себе. Утыкается лицом в шею и молчит, лишь его тяжелое дыхание и сильные ладони, которые скользят по моей талии, говорят, что он еще не уснул. Кладу ладони на его шею, большими пальцами подцепляю подбородок, для того чтобы видеть глаза горького шоколада, настолько они темные сейчас. Я хочу сказать, что слишком поздно и пора отдыхать, но дыхание перехватывает, взгляд невольно падает на пухлые губы.
Миг и его горячие губы страстным поцелуем накрывают мои. Окаменевшее тело постепенно начинает плавиться в его умелых руках. Разорвав поцелуй, делаю глубокий вдох, ощущая терпкий вкус алкоголя на губах. Леша, прижав меня крепче к себе, поднимается выше, касается уха и, слегка прикусив его, вызывая мой стон, снова целует губы. Страстно, дерзко.
Поцелуй со вкусом виски и шоколада сносит голову, зарываюсь руками в его волосы и тяну на себя, желая большего. Его ладони забираются под атласную ткань коротенького халата, сжимают мои ягодицы до боли. Одно резкое движение, как я сижу на нем и обнимаю его торс ногами. Он разворачивается, делает пару шагов и прижимает меня к стене с дорогой лепниной. Чувствую холод и легкую боль, которая смешивается с удовольствием.
— Слава, я хочу тебя, крышу сносит как хочу, — шепчет между поцелуями, а я, отвечая, не замечаю, как тоненький поясок от халата летит на пол. Сам халат висит на сгибах локтей, так как я категорически отказываюсь отпускать его шею. Леша, приспустив верх кружевного топа, с упоением преподает к моей груди. Проводит языком по вишенкам груди, слегка прикусывает, вызывая мой очередной стон.
Как же сладко и как же больно одновременно.
Он прижимает меня к стене, давит своим весом, но это сладкая тяжесть в смеси с адски жгучим поцелуем заставляет мое тело гореть, желать большего. Не замечаю, как позволю ему больше, плыву в его объятиях как парусник в океане. Это так сладко, позволять волнам окутывать свое тело и получать неземное удовольствие. Так страшно осознавать, что завтра будет больно, завтра будет моя погибель, когда волны превратятся в шторм, не и не подпустят.
Его руки сжимают мои ягодицы и пробираются под тончайшее кружево трусиков, касаются половых губ и одним касанием вызывают сладостный стон. Невольно выгибаюсь в спине, подставляя открытую грудь для поцелуев. И он целует, с наслаждением всасывает соски и покрывает горячими поцелуями мою грудь. Хватаю его за волосы и тяну назад, губами преподаю к его шее. Мне необходимо почувствовать вкус его кожи.
Но вместо этого ощущаю что-то липкое, противное на вкус, напоминающее дешевую помаду, купленную на какой-нибудь распродаже. Резко отшатываюсь от него и тяну его голову на лунный свет.
Тело каменеет, мозг начинает активно соображать, что у него часом раннее кто-то был.
— Леша, остановись, — одной рукой все так же держу за волосы, другой касаюсь его плеча, пытаясь слезть с него. Но какой там…
— Девочка моя, все будет хорошо, не бойся, — его пьяный шепот и невменяемое состояние меня пугает.
Его руки свободно гуляют по моему телу, а у меня слезы льются из глаз, и тело висит как непослушная лиана. Не обращая на него внимания, устремляю взгляд в окно, за которым на небе видна полная луна. Говорят, что в полнолуние можно сделать заговор на взаимную любовь. А стоит ли приручать того, кому это не надо? Пьяный угар не считается…
Чувствую, как горячие губы прокладывают дорожку от груди к шее, поднимаются на подбородок и ловят горькие слезы.
Он замирает, отстраняется и смотрит на меня, широко раскрыв глаза, будто до этого вовсе не соображал, что это действительно я. От этого становится еще больнее и, прикрыв веки и зажав рот ладонями, по стеночке спускаюсь на пол.
— Черт, — слышу до боли любимый голос выше и удаляющиеся шаги.
Громкий хлопок двери окончательно убивает веру в счастье рядом с этим мужчиной.
Как же сладко было находиться в его объятиях и как же больно было падать. Пожалуй, это единственное приятное воспоминание, которое я сохраню в памяти, до момента с помадой, конечно же. Или забуду его вовсе. У меня целых пять лет учебы на другом континенте, нас будет разделять океан и почти двадцать часов на самолете.
Я смогу его забыть! А пока стоит пережить всего лишь одну неделю и вечер отъезда…
АЛЕКСЕЙ
Просыпаюсь утром с дичайшей головной болью, солнечные лучи, проскальзывающие через неплотно зашторенные шторы, и бегающие по лицу, словно зайцы в догонялки играют, делают только хуже. Переворачиваюсь на живот и зарываюсь лицом в подушку, голова трещит, будто пулеметную очередь выпустили, а во рту похуже, чем в пустыне Сахара, засуха нереальная. Изо рта воняет и ощущение такое, что вчера вылакал ликёрно-водочный завод. А ведь я сука не пью!
Обреченно встаю с постели и подхожу к мини-бару, достаю охлажденную бутылку воды и осушаю ее залпом, чтобы хоть как-то прогнать засуху. Вспоминаю вчерашний вечер и будь он проклят, чувство такое, что меня ждет кастрация — не иначе.
Я ждал девчонок в просторной, но роскошной гостиной номера и был приятно удивлен, когда увидел Милу в темно-синем закрытом платье, которое идеально шло ее светлому цвету кожи. Услышав легкий шорох за спиной, вполне спокойно обернулся, не ожидая подвоха.
Это была моя самая большая ошибка. Мало того, что я поперхнулся воздухом, но и забыл, как говорить.
Маленькая хрупкая девушка с бронзово-золотистым цветом кожи, как у истинной египтянки. С насыщенно-зеленными глазами, подчеркнутыми дымчатым макияжем и пухлыми губами с цветом черной малины. Ее любимой. В Испании она только ее и ела, для меня до сих пор остается загадка, где тетя Тереза ее находила. На Славе было маленькое черное платье с юбкой-колокол выше колена и с V-вырезом, невольно притягивающий мужской взгляд и заставляющий глотать слюнки. На стройных длинных ножках были черные туфельки лодочки, предающие ей немного роста. Вроде ничего необычного, я бы даже сказал строгая и сексуальная бизнес-леди. Но я забыл, как говорить, только и делал, что стоял как вкопанный и молча пожирал ее взглядом не стесняясь.
