Ирвинг Уоллес - Фан-клуб
Дело не оправдало себя, по крайней мере его надежд, и он это теперь понял. В его профессии были люди, не превосходившие его опытом, но добравшиеся до «вершины». У них были знаменитые клиенты, важные фирмы и собственные многокомнатные роскошные конторы.
Лео Бруннер так и не смог добиться успеха таким способом. По-видимому, в характере у него недоставало качеств торговца и игрока. У него не было надлежащей хватки или стиля. Ему предназначено было быть не легендой, а «номером», причем близким к нулю. Говоря точнее, он являлся лишь человеком-арифмометром, калькулятором, способным ходить и говорить. Он успокоился на достигнутом и даже испытывал чувство удовлетворения, занимаясь прозаическим трудом. Он делал расчеты для мясного рынка, компании грузоперевозок, маленькой игрушечной фабрики, лоточной торговли гамбургерами и лавки органических продуктов (где ему, разрешено было приобретать продукты по оптовым ценам).
Бухгалтерская работа для клуба Руффало досталась ему случайно, по рекомендации одного из деловых клиентов, входивших в клуб. Когда на владельца наваливались полиция нравов и следователи, вынюхивающие «непристойности», Руффало нуждался в консервативном, незаметном бухгалтере, способном быстренько привести в порядок его счета на тот случай, если полиция попытается использовать налоговую службу, чтобы закрыть его заведение. Бруннер идеально отвечал этим запросам и был нанят незамедлительно.
Теперь Бруннер чувствовал, что качества, тормозящие его продвижение в роли ДОБа, могли бы помочь, будь он юристом. Общественная бухгалтерия — серая профессия, и, будь ты серой личностью, ты вписываешься в нее и становишься невидимым. Но юрисдикция — профессия яркая и престижная сама по себе, поэтому ее пестрота делает тебя более честным и уважаемым, а следовательно, дает шансы на успех. Решись он тогда заняться правом — и путь наверх был бы обеспечен. Сегодня он был бы богатым и процветающим. Тогда он посиживал бы внизу, за кольцевым столом «Дня Рождения», попивая шампанское и прожигая жизнь, вместо того чтобы гнездиться в безликой, унылой конторе.
Все это его давнишняя промашка, в которой он никого не винил. Впрочем, его сосед и лучший друг Пармали, из Шевиот-Хиллз, оказавшийся в таком же переплете, винил в этом кое-что иное. Пармали любил поговаривать, что оба они, оставив школу юрисдикции ради ранних женитьб, оказались жертвами моральных условностей своего времени. Ведь тогда следовало жениться на девушке, если тебе хотелось заняться с ней сексом. Так что Пармали и Бруннер отказались от карьеры и будущего ради секса. Живи они юношами сейчас, положение могло измениться. Они бы не чувствовали себя обязанными жениться ради того, чтобы переспать со своими девушками. Оба смогли бы следовать избранным карьерам и иметь свободный от чувства вины секс.
А теперь наш Бруннер — мелкий бухгалтер без будущего, а Пармали застрял агентом налоговой службы на двадцать лет без единого шанса на повышение. Как печально все это…
Лео Бруннер со вздохом нацепил очки на переносицу острого носа, сгорбился на крутящемся стуле и приготовился возобновить и (как можно) быстрее закончить работу.
Не успел он взять карандаш, как дверь конторы распахнулась и в комнату ворвался Фрэнки Руффало. Бруннер открыл было рот, чтобы поздороваться, но хозяин, не обращая на него внимания, устремился к своему столу. Руффало был маленьким, смуглым человечком, с глазами-бусинками и тонкими усиками; он всегда был в новом и дорогом прикиде, наподобие широченного галстука, замшевой куртки и слаксов, в которых щеголял сейчас. Для столь удачливого предпринимателя он был на удивление молод, Бруннер дал бы ему немногим больше тридцати.
Стянув с плеч модную куртку без карманов, Руффало швырнул ее на диван и только тут заметил, что не один в комнате.
— А, Зиг сказал мне, что вы здесь. Я думал, вы уже закончили и ушли.
— Там оказалась порядочная заминка, мистер Руффало. Я смогу уйти через полчаса.
— Да ладно, что там. Оставайтесь на месте и делайте вашу работу. А у меня другая забота: сбежала одна из моих лучших девчонок. Придется быстро устроить просмотр для замены.
— Я мог бы перейти в другую…
— Не-е. Оставайтесь. Вы не помешаете. Никто вас не заметит.
Бруннер не мог поверить, что никто его не заметит.
— Право же, мистер Руффало, если вы устраиваете просмотр девушек, вам наверное хотелось бы делать это наедине с…
— Говорю вам, останьтесь, — грубо перебил хозяин. — Бога ради, Лео, вам что, письменный приказ нужен? Простите меня, но быть с вами в комнате все равно что быть одному. Это комплимент. Так что продолжайте работать.
Для Бруннера это отнюдь не было комплиментом, и он обиженно склонился над журналом. Обычно он не воспринимал ежедневные посягательства на свое чувство достоинства. Он давно уже смирился с ролью ничтожества, узора на обоях. Но сегодня его нервы были обнажены и замечание Руффало задело его за живое. Он попытался было возобновить проверку, но ходьба Руффало и разговор не давали сосредоточиться.
Руффало поднял телефонную трубку и позвонил вниз, в артистическую уборную: «Алло, Зиг? Сколько их пришло? — Пауза. — Отлично, живенько пошли сюда троих».
Положив трубку, хозяин походил туда-сюда, затем открыл дверь и высунул голову:
— Так, девочки, шевелите-ка своими толстыми задницами. Быстро сюда…
Бруннер, с занесенным над журналом карандашом, замер и впился глазами в дверь.
Они вошли в контору быстро, одна за другой и каждая, тепло или игриво, поздоровалась с Руффало. Тот приветствовал каждую коротким взмахом руки и приказал последней из трио закрыть дверь.
— И так, девочки, не будем терять времени, — сказал Руффало. — Встаньте в ряд перед диваном.
Три женщины послушно подошли к дивану и замерли наготове на лежащем перед ним белом пушистом коврике.
Притворяясь, будто работает, Бруннер краем глаза поглядывал на них. Каждая из них была роскошна, может, чуточку откровенна в одежде и манерах, но молода и эффектна.
— Вы знаете, зачем вы здесь, — коротко бросил хозяин. — Я уверен, что Зиг объяснил вам. Я собираюсь нанять одну из вас. Мне необходимо заполнить место в вечернем шоу. Вы поняли?
Молодые женщины одновременно кивнули.
— Ну хорошо. Начнем с тебя, — продолжал Руффало, указывая на ближайшую к нему платиновую блондинку. — Назови свои имена — пока достаточно первого, последнюю работу на эстраде, причину, по которой ушла либо была уволена и свой лучший тип танца для клуба вроде нашего. Начинай, я слушаю.
Бруннер чуть повернулся на стуле для лучшего наблюдения за девушками у противоположной стены комнаты. Глаза его упивались каждой, по мере того как они говорили.
