Эммануэль Арсан - Эммануэль. Верность как порок
– Я все еще не знаю, почему вы поженились.
– Потому что сейчас время предаваться разврату, а не вопросам, – ответил Жан.
Но Эммануэль настаивала:
– Кто кого встретил первым?
Жан призвал в свидетели Аурелию:
– Прости ее, в ней заговорил математик.
Затем он повернулся к Эммануэль и прервал ее:
– Мы не рассказываем про свою жизнь.
Пришлось сменить тему. У них хватало общих интересов, менее тривиальных. Одним из них был вкус к женщинам. Тема была им очень близка, поэтому они не смогли говорить о ней долго и перешли к делу. Тела любовников вновь быстро сплелись.
* * *Не сговариваясь, женщины тут же обняли Жана с двух сторон, так, как будто они долго тренировались. Они ласкали Жана четырьмя руками, четырьмя ногами, четырьмя грудями, четырьмя губами, четырьмя рядами зубов, совместной лаской ресниц, волос, животов, утроб, вагин, огня.
Затем они распределили между собой его тело.
Одна из них прижалась к его груди и начала сосать его язык, осаждая его проникновенными атаками и покрывая слюной.
Другая умело играла пальцами с его пенисом, который вновь обрел твердость. Затем – губами. Затем – всем своим ртом, да так решительно, что, казалось, она пыталась довести его до оргазма. Но женщина знала, что в конце концов он будет делать то, что захочет.
Пока вторая прибегала к любимым ласкам, первая проворно передвинулась вверх, чтобы очутиться прямо над его ртом, и дала ему свою вульву. Ее длинные половые губы приникли к чувственным губам мужчины, чтобы соединиться в едином поцелуе.
Мужской язык, который раздвинул провоцировавшие его губы, был настолько выносливым и закаленным, что казалось, будто это фаллос. Он проникал в слизистую оболочку Эммануэль в том же равномерном ритме, с которым Аурелия продолжала погружать его член в свое горло, заставляла его пульсировать, словно вырванное сердце в руках сладострастной жрицы майя.
Теперь Аурелия хотела запоздало ответить на вопрос Эммануэль: сказать, что Жан увлекся ею из-за незаметного возбудителя, который находился у нее во рту и которым она ласкала его член. Если бы рот Жана был в этот момент свободен, он заявил бы, что женился бы на Аурелии, даже если бы та была русалкой, с которой невозможно спариваться, Лилит, которая питалась лишь спермой[11], или другой великолепной глотательницей, обещанной грешнику Писанием. Но Жан был не в том положении, чтобы воплощать свои образы в слова, так как рот ему заткнула не менее прожорливая вагина.
Однако, когда стоны Эммануэль, пронзенной языком Жана до самых недр, прекратились, он взял ее за бедра и приподнял над собой, чтобы опустить щель ее влагалища на свой член.
Тогда Аурелия согласилась выпустить его пенис изо рта и двумя мастурбирующими его руками направить в лоно своей подруги. Затем она всем своим весом надавила на ее ягодицы, чтобы член проник как можно глубже. Аурелия распласталась вдоль тела своего мужа и начала страстно шептать ему на ухо:
– Кончи в нее! Кончи в нее, как я люблю! Отдай ей всю свою сперму. Наполни ее за меня. Пусть она останется нанизанной на тебя, чтобы не покидать нас больше!
* * *Но Жан ее не слышал. Не отрываясь, он откинул Эммануэль назад, на спину, обнял Аурелию и заставил ее поместиться между ним и девушкой, которую они делили между собой. Жан положил ноги Аурелии на ноги Эммануэль, во всю их длину, чтобы оставить наиболее широкий угол, то же самое сделав и с руками. Оба тела теперь лежали одно на другом, рот ко рту, грудь к груди, лобок к лобку, как Андреевский крест, чьи части представляли собой спаренные части тела.
Руки Жана легли по бокам их талий, достаточно тонких, чтобы его вытянутые пальцы ухватились за них и заставили прижаться друг к другу.
Уверенный в своей хватке, Жан сперва начал входить и выходить из Эммануэль, пока на него не нахлынули развратные чувства, которые, как он знал, она умела в него вселять. «Я помню этот же член, помню, как это же влагалище уже было в моей сперме! Что может быть лучше девственницы или самой разнузданной гетеры?»
Однако он вышел из нее и без промедления вошел в Аурелию. Он подумал, что получает совершенно иное удовольствие: более порочное, одурманивающее, чрезвычайно похожее на то, которое дарит его язык. Оно было так прекрасно, что эта женщина покорила его с самого первого занятия любовью. Казалось, невероятный скачок эволюции наделил ее ртом богини Фавны с двух сторон ее тела!
Едва почувствовав приближение оргазма, он вновь сменил лоно.
Теперь Жан лишь единожды нырнул и вынырнул из него, затем вошел в другое, получив от него такое удовольствие, что чуть не кончил. Но в последний момент он вновь вынул из него свой член и вернулся к Эммануэль.
Он так умело выполнял этот обмен, что ему казалось, будто он занимается любовью не с двумя, а с одной женщиной – красавицей с двумя телами и двумя талиями. Женщиной, подходы к которой были выстланы пеной и так отличались друг от друга, что казалось, будто они принадлежали разным существам. А может, убеждал он себя в чувственном опьянении, так оно и было!
«Нужно помнить об этом феномене! – говорил он себе. – Не дать этому чудесному гибриду рассыпаться. Нужно возбудить у него желания и оставаться единым целым!»
Зная Эммануэль, он понимал, что это будет нелегко… Следовало ей напомнить, что в любви бывают и хорошие привычки.
В любом случае ему без труда удастся убедить своих партнерш, что этот опыт стоил многого. Вибрирующие бедра, которые Жан держал в своих руках, ноги, лежащие на других ногах, дикие стоны, которые один рот заглушал в другом, жар женщин-фавнов и крики нимф заявляли об их интимном удовольствии достаточно, чтобы он не боялся – сегодня, по крайней мере, – жалоб своих любовниц на то, что им приходится делить одного мужчину.
* * *«Это действительно один мужчина и все тот же мужчина? – удивлялась Эммануэль, чей разум был затуманен бесконечными сладострастными спазмами. – Каждый раз, когда его фаллос возвращается в меня, он становится тверже, теплее, он разбухает и напрягается, становится нежнее и заходит еще глубже. Разве возможно, чтобы я забыла об этом?»
И еще она подумала: «Как же прекрасно шлепают по мне ягодицы моей наездницы, когда я передаю ей партнера! Теперь она не сможет убедить меня в том, что ее колчан не создан для стрел мужчины!» Вскоре всякие мысли оставили Эммануэль, и она кончила, так и не решив, что ей нравится больше: член Жана или тело Аурелии.
Когда же они начали так сводить ее с ума?
Как ей выпал этот шанс?
Какой закон или какое нарушение правил привело ее к этому моменту совершенства?
Какая цепь случайных встреч, какая игра зеркал, какая шутка, какое опьянение, какая счастливая луна и каменная Аурелия, какие пройденные бесконечности и непривычные многогранники привели ее в эти алгебраические дебри, где удовольствию нет предела и где у любви есть кричащее название: U.x = μx?..
