Обнаженная. История Эмманюэль - Кристель Сильвия
Зал пустеет, я присаживаюсь на металлическую скамейку. Подожду, но не слишком долго, а уж потом надо будет хоть что-нибудь предпринять.
— Динг-данг-дунг, месье Шарье ожидает у портала С, месье Шарье…
Вот наконец и он, бегом, запыхавшийся. Мимоходом целует меня, берет за руку, а другой рукой подхватывает мой чемодан и рысью устремляется к аэровокзалу.
— Идем, быстрее, я покажу тебе Париж!
Да, французский шарм и вправду существует, близость все теснее, ее, кажется, даже осязаешь, и этот язык, текучий и услаждающий слух, и нежная галантность, от которой у женщин возникает чувство, что они — центр внимания, сердце компании. В моей стране мужчины не так обольстительны, как-то меньше в них снисходительности, дистанция ощутимее. Я под сильным впечатлением.
Автомобильные дороги на окраинах не слишком симпатичные. «Мини-Купер» чертовски шумит. Вот окраинные бульвары, тусклые и однообразные, потом мы едем вдоль Сены, и вырисовывается Париж. Жак очень нежен со мной. Пододвигается все ближе и ближе, он уже почти гладит меня, и его прикосновения возбуждают.
Меня очаровывает вид Нотр-Дам. Мне нравятся абсиды и длинные аркады, которые придают собору сходство с космическим кораблем. Вот и приехали, это Сен-Жермен-де-Пре. Магазины освещены, хотя уже перевалило за девять вечера. На улицах толпятся люди, и на всех — большей частью молодых — лицах какое-то общее оживление. Веселье тут бурлит. Мы ужинаем в уютном гнездышке, под дугообразными сводами симпатичного подвальчика, в котором играет джазовый оркестр. Жак объявляет нашу программу на завтра, его рука лежит на моей, он весь светится широкой счастливой улыбкой. Концерт Барбары, пробы с Жан-Клодом Бриали, вечеринка с друзьями. Говоря «с друзьями», он открывает глаза широко-широко. Я воображаю, что будут знаменитости — возможно, Брижитт Бардо. Мать в это и не поверит. Мы приходим к нему домой, там две спальни: одна для него, в другой спит его маленький сын. Мой чемодан он ставит у себя.
— Будь как дома!
Я покорно проскальзываю в широкую постель, он следует за мной так, будто это совершенно естественно, нашептывая мне на ушко по-французски, точно нежную песенку:
— Ах, как ты мила…
Париж обольщает меня. Жак очарователен, ни секунды не усидит спокойно. У Барбары низкий и хриплый голос виолончели, прерывистое дыхание, стихи, которых я не понимаю, она то дышит полной грудью, то задыхается, я слушаю голос этой женщины, в котором — ее сердце. Друзья Жака, видно, хорошо знают клиентов ресторана, которые один за другим подходят попросить автограф. Несколько дней промчались вихрем.
Как-то вечером я так устала, что решила вернуться домой одна и пораньше. Впархиваю в квартиру. Бывают необычайно красивые картины: изысканные пейзажи, женщины без лиц. Я развлекаюсь, сама малюя нечто подобное. Беру чистый лист бумаги и рисую. Потом в охотку готовлю, сооружая обед — кусок говядины с грибами. Все-таки странно, что некоторые подробности без всяких причин так глубоко врезаются в память. Жака все нет и нет, я оставляю блюдо на плите, даже не попробовав, мне немного грустно, и я иду спать. Меня будит стук входной двери. Уже поздно. Я слышу, как смеется Жак, он не один. Я остаюсь в постели, но потом, заинтригованная, встаю. Красивая молодая актриса, с которой мы ужинали накануне, разделась в темной гостиной. Двумя тонкими и длинными руками она поглаживает его член. Платье на полу. Она пьяная, размякшая. Жак пристроился сзади и легонько подталкивает ее вперед. Она делает шаг в сторону спальни и соскальзывает на паркет, потом взбирается на спинку дивана. Протягивает мне руку, а Жак в это время гладит ее всю, от плечей до бедер. Я еще полусонная, не снится ли мне все это, я дрожу, отворачиваюсь.
— Иди сюда, малышка…
У нее легкий бархатный акцент. Голос слабый, но в тишине кажется звонким. Она развращена и готова на все, что угодно. Я утомлена, захвачена врасплох, взволнованна. И, тихо ускользнув, возвращаюсь в спальню. Позже, ночью, я вижу в окно, как молодая женщина уезжает на велосипеде, делая немыслимые зигзаги.
— На этом велике она проедет через весь Париж. Гениально, да?
Я не отвечаю.
— Обиделась?
— Знаешь, уж ве́лики-то у нас в Голландии есть.
Я снова засыпаю.
Проб с Жан-Клодом Бриали так и не получится. Он просто скажет мне:
— Ты очень красива, дорогуша, но надо выучить французский, и начинать все-таки лучше у себя в стране…
Я возвращаюсь в Нидерланды. Как будто у меня украли сокровище. Иду с трудом, оглушенная после нескольких дней безудержных излишеств, с мечтой, которая разбита.
Яну я рассказываю все, что было, ничего не скрывая. Стараюсь лгать как можно меньше. Говорю ему, что это часть профессии. Ян заинтересован и не произносит ни слова. Ничто не способно вывести его из равновесия. Он спокойный, прямолинейный, как та жизнь, которую он мечтает построить со мной, а меня один только ее зов заставляет думать о тихом бегстве. Яну хочется безмятежно прожить в маленьком кирпичном домике — с садиком, где цветут тюльпаны, с регулярной половой жизнью, улыбающимися детками и собакой во дворе.
Начальник спрашивает меня:
— Ну что, звезда, как там было в Париже?
Я рассказываю о своем разочаровании. Его это забавляет. Он меня успокаивает:
— Ты стоишь большего, чем все это! Вот увидишь!
Мой начальник в меня влюбился, он мне объяснился в любви. Он был тогда немного пьян, и я посмеялась. Он вздохнул и простил меня: «Как ты молода». Я успешно вписываюсь в коллектив, изображая исполнительную секретаршу, эксперта в области металлургии. Много чего не знаю, но отвечаю с апломбом. Начальник предлагает мне сопровождать его в деловую поездку в Соединенные Штаты. Я с радостью соглашаюсь. Он уж было решил, что добился от меня желаемого, а я только мечтаю познакомиться со страной кинозвезд. Я чистосердечно откажу ему, смеясь, с легкостью в душе. Обиженный моей отповедью, начальник не на шутку разболеется, дойдет до того, что в самолете начнет извиваться от коликов.
Возвратившись в Нидерланды, я попрошу несколько дней отпуска, чтобы забыть о жалобных стонах босса, который в салоне бизнес-класса настойчиво, будто соборования, требовал моей руки, умоляя защитить его от преследования тайных злых сил.
Я беру тайм-аут, веду мертвое существование передышки. Снова обретаю свою любимое ничегонеделание на материнском диванчике — это мои непрезентабельные владения с круглыми углами, и я их не покидаю. Я смотрю в телевизор и на мать, которая читает газету и то и дело нетерпеливо поглядывает в мою сторону. Моя инертность бесит ее. Ну и ладно. Я думаю о Яне, о боссе, о кино, о Голливуде… и как бы туда попасть… А видела я только Филадельфию.
Я начинаю активно пробивать себе дорогу. Шеф меня простил. Он отпускает меня с работы, чтобы я могла пройти первое прослушивание. Я знакомлюсь с Пимом де ла Паррой, голландским режиссером. С недавних пор, после шумного коммерческого успеха фильма «Blue Movie», он в ореоле славы. Его ассистент — Вим Верстаппен, другой постановщик, его карьера только началась. На встречу с ними я прихожу с Яном, чтобы сразу поставить все на место. Мне нужна роль в кино, ничего больше.
Я еще совсем неопытна. Пим и Вим любезны и говорят со мной без обиняков. Они хотят помочь мне и советуют начать с работы манекенщицей: так я привыкну к яркому освещению, научусь входить в образ, приобщусь к миру красоты. Пим дает мне координаты агентства, куда я отправляюсь незамедлительно. В агентстве я знакомлюсь с Коринной, она будет учить меня и контролировать. Она верит в меня, дает советы, прихорашивает: парикмахер, примерка, диета без жареной картошки. Очень скоро мне позвонили и предложили сделать первые снимки по заказу местного бутика одежды. Это займет всего день, а заплатят очень хорошо. Я довольна, теперь я стану больше зарабатывать на жизнь. Зарабатывать на жизнь… Не будь этой общей для всех необходимости, я проводила бы время лежа в постели, как принцесса виртуальных миров, слегка безвольная, мечтательная, усталая раньше времени и глухая к возмущенным приказам матери: «Иди работать!»
