Сказочник (СИ) - Серж Олли

— Иди сюда, дай сниму, — Света делает шаг к парню и протягивает руку, чтобы сорвать маску, но вдруг наш незваный гость резко хватает ее за руку и рвёт на себя, прижимая спиной.

Она не успевает даже что-то понять и вскрикнуть, как мужская рука зажимает ей рот, а возле горла оказывается нож.

Я вдыхаю воздух, чтобы громко закричать, но осекаюсь и зажимая себе рот, видя блеск лезвия.

— Молчи, — хрипит гость. — Или я отвинчу башку твоей подружке, как курице.

Через подоконник перемахивает ещё один человек. По телосложению явно больше первого, но не такой быстрый.

Света в ужасе вращает огромными глазами и надсадно сопит через нос.

До меня запоздало доходит, что это нифига не наши друзья — местные мальчики на байках.

Это настоящие преступники! Господи! Да здесь же зона в нескольких километрах через лес.

— Аптечку ищи, — хрипит мне первый, а второй со стоном падает на мою постель, разрывает свою балаклаву сверху и скрипит зубами.

Мой шокированный мозг приходит в себя и начинает верещать о том, что рано прощаться с жизнью, ещё не все потеряно. Если бы нас хотели убить или изнасиловать, то сделали бы это сразу. И уж точно не просили бы аптечку, и не скрывали бы лица.

— Ну живее! Чего встала? — мучительно и зло требует второй, не выдерживая моей медлительности.

Я лезу в тумбочку и достаю оттуда аптечку, любовно собранную моей мамой.

Чего здесь только нет! Таблетки от поноса, горла, головы… Даже от похмелья и тошноты!

— Вот… — кладу аптечку рядом со вторым парнем на подушку и замечаю, что его балаклава густо пропитана кровью.

— Села, — рявкает на меня первый, — и обрабатывай.

— Что? — в шоке зависаю. — Я же не врач. Я не умею! А здесь кровь…

— Быстро, я сказал! — психует мужчина. — Сделаешь, и мы уйдём.

На дрожащих коленях приближаюсь к кровати и сажусь на ее край. Беру из аптечки перекись и двумя пальцами начинаю стаскивать с мужчины маску вниз.

Он жестко, но совсем не больно перехватывает мою руку.

— Не надо, — говорит предупреждающе-хрипло. — Так делай.

Глава 15. 7 лет назад

Лера

Я лью перекись почти вслепую, собирая обильную пену ватой и перекладываю телефон с включённым фонариком к себе поближе, чтобы было лучше видно.

Луч света скользит по глазам мужчины. Я замечаю в них влажный блеск и понимаю, что ему очень больно, но он терпит.

Совершенно абсурдно, но во мне зарождается к этому человеку сочувствие, и я начинаю обрабатывать рану бережнее.

— Кровь не заканчивается, — говорю, словно оправдываясь за медлительность. — Рана очень глубокая. Вам, наверное, швы нужны.

— Пластырь есть? — шипит мой пациент сквозь стиснутые зубы.

— Есть, — запускаю руку в аптечку и достаю. — Бактерицидный.

— Похрену какой, — торопит меня мужчина. — Стягивай им края.

Несколько секунд я мешкаю, не зная, как прикоснуться руками к открытой рваной ране.

— Я не умею, — признаюсь честно.

— Руки облей, — говорит мужчина, — сводишь края и фиксируешь пластырем.

— Ну не тупи! — рявкает на меня первый мужик и что-то делает Свете, от чего та начинает жалобно поскуливать в его ладонь.

Тело сковывает ужасом. Оглядываясь на подругу, касаюсь окровавленной кожи дрожащими пальцами, вытираю ее ватой и клею первую полоску пластыря. Отпускаю края раны, чтобы приготовить новую полоску, и рана разъезжается прямо на глазах, снова наполняясь скользкой кровью.

Мужчина подкатывает глаза и сжимает зубы.

— Простите, — шепчу.

Учтя первый опыт, готовлю полоски пластыря заранее. Пока снимаю упаковку, боковым зрением вижу, как первый мужчина постоянно выглядывает в окно, явно боясь преследования.

Со второго раза стягивать края раны у меня получается быстрее и лучше.

— Там осталась грязь, — предупреждаю я своего пациента. — Какая-то труха. Не понятно от чего. Перекись вся кончилась…

— Не болтай, делай резче, — с болью в голосе цедит мужчина.

Накладываю последние полоски и вижу, что первые уже пропитались кровью.

— Надо бы ещё крепче притянуть, — говорю мужчине, но бинтов у меня нету…

Он со стоном делает рывок и поднимается, облокачиваясь спиной на стену. Наощупь находит мою простынь и тянет на себя. В несколько резких движений отрывает от неё полоску по длинному краю.

— Заматывай…

Накладываю ткань поверх пластыря в два оборота и заправляю край, чтобы лучше держалась.

Неожиданно, мой нос улавливает запах «Эгоиста» от Шанель. Я не могу ошибаться. Мама дарила такой одеколон папе на день рождения два года назад. Разве сбежавшие заключённые так пахнут? Или мне просто кажется?

— Спасибо, — едва различимо говорит мой пациент.

Поднимается с кровати и, придерживаясь за предметы, идёт к окну.

«Да у него же сотрясение» — доходит до меня. Но какое это имеет значение? Я ничем больше ему помочь не могу. Да и не горю желанием!

Первый мужик отпихивает от себя Свету. Она падает на кровать возле противоположной стены, и с характерным звуком бьется чем-то о тумбочку, начиная плакать.

Мужчины перемахивают через подоконник и растворяются в темноте.

Я, словно в трансе, несколько секунд слушаю шорох их ботинок по гравию, а потом подношу пальцы, испачканные в крови к лицу и почему-то нюхаю запах «металла», моментально ощущая острый позыв тошноты.

— Ну что ты стоишь? — подлетает к окну зареванная Света и, делая истеричные движения, начинает его закрывать.

Я присоединяюсь к ней, а потом бегу и включаю в комнате свет.

Мой сарафан в крови, подоконник в крови, пол, кровать…

— Надо будить всех и вызывать милицию, — шепчу тихо. — А вдруг они сбежали из тюрьмы?

— Ты их видела? — срывается на крик подруга. — Конечно сбежали! Он меня чуть не убил! Помогите!!!!! Ааааааа! — накрывает ее запоздалой волной ужаса.

— Не ори, — кидаюсь я к ней и треплю за плечо. — Детей напугаешь.

Подруга замолкает и переводит глаза на мою руку.

— Ты меня кровью измазала… — хрипит она в ужасе. — А вдруг этот бандит больной?

Из коридора доносится хлюпание шлёпок.

— Девочки! Вы совсем офиге… — начинает грозно вожатая и осекается, видя нашу комнату. — Что это? — округляются ее глаза.

— Лиля, что у вас случилось, — следом в нашу комнату заходит воспитатель и замирает рядом с вожатой с тихим выдохом: «О, Господи…»

Дальше события начинают происходить слишком быстро, чтобы одуревший от стресса мозг мог точно запомнить последовательность.

К нам со Светой прибегает медсестра с нашатырем (жалко, что не с активированным углём), воспитатель вызывает полицию, вожатую отправляют будить начальство. Истерика в лагере нарастает, потому что от шума начинают просыпаться младшие отряды.

Их воспитатели осматривают корпуса, окна, лестницы и подсобные помещения везде, где можно спрятаться.

Приезжает полиция, какие-то люди из ФСБ и ОМОН с собаками. Нас несколько раз допрашивают под наблюдением воспитателя, ругают, психуют.

А потом неожиданно наступает тишина.

Вся масса людей в форме начинает стекаться к зданию бани.

Нас не выпускают из комнат и ни на какие вопросы не отвечают. Даже не разрешают ходить в туалет. Я пытаюсь поймать сеть и дозвониться отцу, но у меня ничего не получается. Света забивается в угол и начинает чистить расческу, вынимая из неё волосы по волоску.

Я подхожу и крепко ее обнимаю. Осознание, что происходит что-то очень страшное сжимает горло и не даёт дышать. Тело покрывает мелкий пот.

Только спустя пол часа к нам в комнату заходит воспитатель вместе с медсестрой и каким-то новым человеком в форме.

— Лерочка, девочки, — скорбно начинает медсестра. — Вы сейчас должны ещё раз очень хорошо подумать и рассказать, как выглядели те люди, что ворвались к вам, потому… Я не могу, — она беспомощно смотрит то на воспитательницу, которая отводит глаза, то на мужчину в форме, который тяжело вздыхает и делает шаг вперёд.